И вновь мы с Эваном получили возможность провести вдвоем несколько драгоценных минут.
«Добрый Бог, – взмолилась я, – пусть эти чудесные мгновения никогда не кончатся, пусть я всегда буду играть достойную роль в жизни моего сына».
Все пройдет очень быстро. С каждым нашим вздохом клетки Эвана делятся, кости удлиняются, растет концентрация гормонов, он все сильнее отдаляется от меня. Так всегда происходит, когда ты поишь и кормишь их. Но в такие моменты я могла представить себе его маленькие ручки, обнимающие меня за шею, ощутить сладкое детское дыхание, осознать полное доверие, все крупицы ушедшего времени, когда я была всемогущей богиней, источником жизни и знаний.
А теперь я всего лишь мать.
– Мама, – сказал Эван, в глазах которого сияло обожание, – я знаю, ты не хочешь, чтобы мы обсуждали дело, которое ты ведешь, но это так круто. Ты обо всем догадалась – потрясающе! У тебя замечательная работа. Я вот думаю, не стать ли и мне полицейским.
«Я хочу вырасти и стать таким же, как моя мать» – странные слова для мальчика, но как приятно их слышать. Возникает одна проблема – сейчас слишком многое изменилось. Неуважение к властям в последние годы принимает угрожающие размеры. Прежде такой опасности не было; требования к представителям закона стали слишком суровыми.
– Но тебе все равно нужно будет идти в колледж. Необходимо очень много знать. Теперь в полиции требуются люди с хорошим образованием.
– Ну и хорошо. Я все равно хочу стать полицейским.
– Я польщена, Эван. Мне приятно, когда ты произносишь эти слова. Но у тебя будет еще много времени, чтобы решить, что делать с собственной жизнью.
– Значит, ты не хочешь, чтобы я стал полицейским.
– Я этого не говорила.
– Но ты так думаешь. Я знаю.
Я взъерошила ему волосы. Он ощетинился.
– Я не маленький мальчик, мама.
Как хорошо я это знала!
– Да, Эван. Мне это известно. Послушай, раз уж девочки пошли спать, я хочу кое о чем с тобой поговорить.
Он немного помолчал, а потом сказал:
– Я знаю про секс, мама. Папа в прошлом году мне рассказал.
Я скрыла свое удивление улыбкой.
– Нет, я собиралась поговорить совсем о другом.
Он с облегчением вздохнул.
– Хорошо. Так о чем речь?
– Я хочу, чтобы ты был осторожным. Ты не должен всего бояться, потому что мир – чудесное место, и я надеюсь, что ты так и будешь на него смотреть. Но существуют люди, поведение которых мы не в силах постичь, поскольку с ними что-то не в порядке. Они ведут себя не так, как нормальные люди. Будь внимателен к тому, что происходит вокруг. Если что-то вызывает у тебя сомнения, отойди в сторону. Это относится ко всему. Если тот, кого ты знаешь и кому веришь, ведет себя как-то не так, нужно уйти прочь. И рассказать мне. Пожалуйста.
Он опустился на подушки и ничего не ответил.
– Эван?
Он посмотрел мне в глаза, но ничего не сказал.
– Это важно, милый.
– Хорошо, – серьезно ответил он.
Я с трудом удержалась от того, чтобы снова не погладить его по голове.
– Спасибо, – сказала я.
– Тихое утро, – заметил Эскобар. – Акулы почему-то кружат сегодня в отдалении.
Прошло десять дней с того момента, как история похищений стала достоянием прессы. Появились другие новости, сместившие Уилбура Дюрана с первых полос газет. Стрельба в школе, заложник в аэропорту, не говоря уже о постоянных параноидальных страхах из-за биотерроризма. Прошло одиннадцать дней и двенадцать; мои дети отправились к отцу, но часто звонили мне, делая вид, что проверяют, все ли со мной в порядке. Но я прекрасно понимала, что их прежде всего интересует, когда они смогут рассказать обо всем своим друзьям.
Пока нет. Скоро, но нужно еще подождать.
Утром тринадцатого дня я сидела за своим столом, погрузившись в изучение бумаг, связанных с делом Дюрана. Зазвенел телефон. Шестьсот семнадцать – код Бостона.
– На западном фронте без перемен, насколько я понимаю, – сказал Пит Москал.
– Пора бы им появиться, – со вздохом ответила я. – Как бы я хотела, чтобы Дюран вышел из тени. Но это такой хамелеон, что мы его не узнаем, когда он появится.
– Очень жаль. Вы могли бы его пристрелить, если бы он явился в облике зеленой чешуйчатой твари. Однако мне удалось узнать кое-что интересное. Прошел слух, что его сестра постепенно передает помощникам ведение всех своих процессов.
– У вас есть свой человек в ее фирме?
– Да.
– Ну, что ж, рада, что вы меня предупредили. Теперь я знаю, кто будет нашим противником. – Почему-то мне не хотелось говорить с Москалом. – Большое вам спасибо…
– Но это еще не все.
И по его тону я поняла, что речь идет вовсе не о слухах.
– Я хочу вам сказать, что намерен запросить ордер на арест.
Рано или поздно это должно было случиться.
– Не могу вас винить. Вы проявили невероятное терпение, Москал. Я это ценю. Удачи вам. Надеюсь, вам попадется достойный судья.
– Настоящий бриллиант.
– Послушайте, я нуждаюсь в одном одолжении. Если удастся, постарайтесь не упоминать мое имя.
– Но я не могу не ссылаться на вас. Ведь именно вы являетесь главным источником информации.
– А вы не могли бы написать, что анонимный полицейский офицер из Лос-Анджелеса поделился с вами информацией?
– Анонимный информатор? Наверное, это возможно, но у нас и так не слишком веские улики. А ссылка на конкретного детектива их заметно подкрепит.
Если он доберется до Дюрана, то только благодаря мне. Ирония ситуации меня обожгла.
– Могу я как-то убедить вас подождать еще несколько дней?
– Боюсь, что нет.
– Вы не можете дать мне еще пару дней, чтобы мы попытались найти его в Лос-Анджелесе?
– Я потеряю время. А как только у меня будет ордер на арест, мои люди начнут его искать.
– Но едва ли он в Бостоне.
– А откуда вы знаете?
Я могла сослаться только на свои инстинкты.
– Потому что воздух здесь все еще отвратительный.
В конце концов мне все же удалось выпросить несколько дней, чтобы попытаться взять Дюрана. Размеры награды росли по мере того, как семьи исчезнувших детей присоединялись к публичной охоте. Как и следовало ожидать, количество звонков резко увеличилось. Постепенно это превратилось в кровавый спорт: кто сумеет отработать наибольшее количество ложных звонков за один день? Обычно победу одерживали Эскобар или Спенс, мастерски умевшие проводить допросы и моментально добиравшиеся до сути.
Мы вновь усилили патрулирование аэропортов и гостиниц, поскольку не могли придумать ничего другого, а ужесточение мер безопасности после атак террористов облегчило нам задачу. Однако мы не слишком рассчитывали, что найдем Дюрана таким способом; он мог без особых проблем снять дом под чужим именем или нанять самолет для чартерного рейса, обойдя тем самым обычные проверки в аэропорту. Он так и не появился у себя дома или в студии, хотя его служащие продолжали приходить и уходить. У нас не было законного повода их задержать, но мне ужасно хотелось собрать их в участке и хорошенько встряхнуть. Они являлись его компаньонами, возможно, даже сообщниками – естественно предположить, что один из них или даже несколько вовлечены в похищения детей, но у нас не имелось, никаких доказательств их причастности.
Нам оставалось только одно: ждать, когда он всплывет на поверхность.
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я собиралась идти домой. Я привела в порядок стол и уложила бумаги в портфель. Ключи от машины были зажаты у меня в руке, когда ожил ящик Пандоры, стоявший на моем столе.
Звонок был из тех, что я называла «только не поднимай трубку», – пронзительный, злобный и долгий, у меня даже дрожь пробежала по спине. Я взяла трубку и услышала голос дежурной.
– Это девять один один, но тот, кто позвонил, хочет говорить именно с вами, – скептически сказала она.
Я нажала на красную кнопку.
– Детектив Дунбар.
– Лени?
Кевин. Он никогда не звонил мне на работу. В его голосе слышался страх. Я смотрела на телефон. У меня уже не осталось сомнений относительно причины его звонка.