– Чего просить? – не понял Мощин.

– Да, – сказал Минц. – Мы пришли просить помощи от имени всего города.

– Так не пойдет. – Мощин поправил очки и повишневел щеками. – Все идет путем. Все под контролем.

– Покажите копыта, – приказал мальчик Мощину.

– Попрошу без выпадов! – рассердился глава города. – Кто твои родители? Давно не пороли.

– Оставь его, Руслан, – сказала девочка, которая привела Мощина. – Ему нравится ходить на копытах, ездить на машине без дна и покрышки, а когда он придет домой и увидит, что сделали с его квартирой водопроводные удавы, он будет хохотать!

– Какие удавы? – слабым голосом сказал Мощин. – Где удавы?

– Идите, – сказала девочка, – мы вас не задерживаем.

Мощин, конечно, хотел покончить с безобразием, которое обрушилось на Великий Гусляр, он хотел видеть себя и близких красивыми и здоровыми, но его возмущало то, что за спасение города взялись недоросли, двоечники, детишки.

– Пожалейте самолюбие Леонида Борисовича, – попросил детей Минц. – Он нервничает и не понимает, что бормочет. Он же не знает, чем все это грозит…

– А чем? – быстро спросил Мощин.

– Гибелью всему живому, – ответила девчушка. – Возьмите элементарный компьютер, и он вам все экстраполирует.

– И можно все вернуть взад? – спросил глава города.

– Можно, но не сразу, – ответил злой мальчик Руслан – видно, главарь этой банды несовершеннолетних химиков.

– Мне надо посоветоваться, – сказал Мощин.

– С кем? – удивился Лев Христофорович.

– С товарищами, – строго ответил глава города, потому что не знал, с кем бы ему посоветоваться. Но знал, что советоваться необходимо, это как бы административный ритуал.

– Пускай идет, – безнадежно сказала девочка.

Она так показала на дверь, что на Мощина, который направился к этой двери, снизошло прозрение.

«Что я делаю? – подумал он. – Я иду к смерти и толкаю к ней мою семью. Я уже стал уродом… и чего я боюсь? Кого я презираю?»

Мощин обернулся к детям, что смотрели внимательно ему вслед, и тихо произнес:

– Простите меня, дети. Давайте спасать наш город вместе. К сожалению, я истратил доллары…

– О деньгах ни слова, – сказал Минц. – Нам все известно. Перейдем к делу.

– Нам нужны ваши гарантии, – сказал Руслан. – Во-первых, прибавить зарплату учителям нашей школы.

– И заплатить ее наконец, – добавила девочка.

– Во-вторых, отремонтировать в школе крышу.

– Сделаю, – сказал Мощин.

– И главное – больше никогда не вступать в сделки с грязными типами.

– Но он же из Москвы приехал! – сказал Мощин.

– В Москве тоже в отдельных случаях иногда встречаются не очень хорошие люди, – заметил Минц.

– Забудьте об этой соли, – сказала девочка, – что бы вам ни предлагали.

– Клянусь! – воскликнул Мощин. – Клянусь здоровьем моего внука!

Потом он понизил голос и спросил:

– А копыта мне вы исправите?

– Пока копыта появились на ногах сорока двух процентов жителей нашего города, – сказал Минц.

– А я и не заметил!

– Вы вообще не очень наблюдательный, – сказал Минц. – Так поклянитесь!

В комнату снаружи ворвался глухой шум.

– Что это? – спросил Мощин.

Руслан ответил:

– Как я и предполагал, под землю ушел памятник землепроходцам.

– Да вы с ума сошли! – закричал Мощин. – Вы забыли, что ли, что это – гордость нашего города!

– Спешите, клянитесь, – сказал Руслан. – Иначе с каждой минутой положение будет ухудшаться.

– Клянусь! – сказал Мощин. – Клянусь, клянусь, клянусь!!!

Руслан стал раздавать детям опрыскиватели, сделанные из садовых леек. Досталось по лейке и Мощину с Минцем.

– Пошли по улицам, – сказал Руслан. – Чтобы ни одного квадратного метра без обработки не осталось! Экономьте дезинтегратор!

Лейка была тяжелой. Мощин наклонялся, неся ее. Детям тоже было нелегко, но они не жаловались.

– Как же они все это изобрели? – спросил Мощин у Минца.

– Химическую формулу мы определили вместе, – сказал Минц. – Практическую сторону дела осуществляли кружковцы.

– Может, мне на ноги попрыскать? – спросил Мощин.

– Все в свое время, – ответил Минц. – Выздоровеем.

– И у вас тоже? – Мощин показал дрогнувшим указательным пальцем на сапоги Минца.

– Нет, – ответил тот. – Я вовремя спохватился.

Когда все дети и взрослые вышли на улицу, мальчик Руслан указал, кому в какую сторону идти. Мощину достался фабричный район в слободе, а Минцу – набережная. Так их развела судьба.

Мощин пошел к фабричному району, прыская по дороге из лейки на черную мостовую, но на четверти дороги остановился. Тревога за судьбу семьи взяла свое. «Тут этих юных химиков, – подумал он, – больше чем достаточно. Они весь город погубят. А меня ждет семья».

Обхватив лейку руками, Мощин засеменил к родному дому.

Когда он, скользя и спотыкаясь по пустынным улицам, добежал до родного подъезда, там, за дверью, его поджидала отвратительная девчонка, дочь невоспитанной матери.

– Мы так и знали, – сказала она, – что вы не станете заботиться о городе, а побежите в свою нору.

Рассерженный Мощин замахнулся лейкой, но девочка каким-то китайским приемом положила его в грязь. А сама передала лейку Мощина его внуку, который и поспешил за девочкой спасать население.

Как оплеванный, Мощин побрел к себе и стал ругать жену, что недосмотрела за внуком, а теперь он может погибнуть.

Потом он принялся затыкать все дырки и щели, чтобы не проникли водопроводные змеи.

Тут он устал, и его сморил сон.

Леонид Борисович проснулся на следующее утро.

Светило зимнее скупое солнце и рассыпалось искорками по снежному покрову, который за ночь очистил городские пейзажи.

По улице бегали лыжники и мальчики с санками.

Мощин потряс головой, как бы отгоняя дурной сон.

Заглянула жена и спросила, будет ли он завтракать.

Мощин был зверски голоден.

Кушая яичницу с салом, он спросил жену:

– Римма, как наш Герасик?

– Я его уже в садик отвела, – сказала жена.

– А его копыта?

– Окстись, старый богохульник! – испугалась жена. – Откуда у Герасика копыта?

– Как и у меня. – Мощин вспомнил о состоянии своих ног и поглядел под скатерть. Его ноги, упрятанные в шлепанцы, были обыкновенными человечьими ногами, правда, с мозолями.

И тогда Мощин понял, что все ему приснилось.

Хотя в прихожей стояла лейка с пульверизатором, а на площади он увидел, как экскаватор и подъемный кран вытаскивали наружу гигантский бронзовый памятник землепроходцам, Мощин решил, что это – галлюцинация и безобразие.

В плохом настроении Мощин пришел к себе на службу и поднялся в кабинет. Поздоровался с Валюшей, потрепал ее по щечке, велел согреть чайку.

Начал было перебирать бумаги, но тут Валюша сунула мордочку в дверь и сказала, что пришел господин Неунывных, Глеб Степанович.

Мощин нахмурился, вспоминая, кто это такой.

Вошел ничтожный человек в обрамлении современного дельца.

– Вижу, у вас весь порошочек вышел, – сказал он радостно. – Так у меня с собой новый самосвал. Победим снежный покров к юбилею родного города, а?

– Нет, нет и еще раз нет! – закричал Мощин.

Он все вспомнил. Значит, это не сон. Значит, пришла смерть Великого Гусляра в человеческом образе.

– Уходи, – сказал Мощин.

– Ты что, старик, как бы охренел? – спросил Неунывных. – Ты же контракт с моей фирмой подписал.

– Нельзя. Город гибнет, – сказал Мощин.

– А блин с ним, с городом.

Неунывных вынул из кармана длинный конверт.

– Здесь пятьсот, на крышу твоего особняка.

– Возьмите их обратно! – сказал Мощин.

– У меня в машине, – сказал на это гость, – два крутых лба. Достойные люди. В городе Котласе демократы чертовы попытались помешать цивилизации. Знаешь они где? В больнице!

И Неунывных принялся пронзительно хохотать.

– Вы не представляете, к чему это приводит! – сказал Мощин.