Грикуров не успел позавтракать. Между разбудившим его звонком и появлением машины прошло минут десять, не больше. Приехавший за ним молодой человек был так взволнован, что пришлось отказаться даже от кофе. Разумеется, дачники не отказались бы накормить Грикурова, но сами они не предложили, а напрашиваться он не стал – рабочие тоже были голодны, а посланный на «газике» в станционную столовую старшина до сих пор не вернулся.

Грикуров подошел к палатке, в которой устроились химики, но войти в нее не успел.

– Кушак приехал, – сказал сзади молодой человек.

Говорил он тихо, со значением и обладал завидной способностью всем своим видом показывать, что знает больше, чем может показать непосвященным.

– Кто приехал?

– Кушак, Николай Евгеньевич, из Ленинграда.

– Ясно, – сказал Грикуров, поворачиваясь к дороге, где скопилось уже несколько «газиков», «Волг», стояла красная пожарная машина и «Скорая помощь». Санитары дремали под кустом сирени, пожарники играли в волейбол с девчатами из поселка.

У серой «Волги» стоял, глядя зачарованно на замок, высокий худой мужчина в слишком теплом, не по погоде костюме, с плащом, перекинутым через руку.

Грикуров подошел к нему. Кушак протянул узкую прохладную ладонь, потом достал из кармана мокрый платок и вытер пот со лба и залысин.

– В Ленинграде, знаете, дождь, – сказал он, словно оправдываясь. – Трудно было предположить, что в Москве такая жара.

– А вы плащ в машине оставьте, – посоветовал Грикуров.

– Правильно. Спасибо. Ведь машина подождет?

– Конечно.

– Поздно спохватились, – сказал Кушак. – На какую глубину он уходит?

Они подошли к замку. Он нависал над ними, как бочка над муравьями. Рядом была глубокая яма, возле которой валялась лопата.

– Вот видите, на два метра мы углубились, потом бросили.

Навстречу шагнул похожий на мельника бригадир бурильщиков. Брови, волосы, ресницы его были светло-розовыми. Розовая пыль пятнами покрывала комбинезон.

– Зарастает, – пояснил он. – Если заряд заложить, успели бы.

– Сами понимаете, что нельзя, – сказал Грикуров.

– А так – мартышкин труд, – сказал бригадир. Он сплюнул. Плевок был розовым.

– Отзывается? – спросил Грикуров.

– Стучит, – ответил молодой человек, шедший на полшага сзади.

– Сначала мы подумали, что эти звуки представляют собой некоторое подобие азбуки Морзе, однако затем мы пришли к выводу, что первоначальное заключение ошибочно…

Кушак покосился на блестящий портфель молодого человека, к которому почему-то не приставала пыль.

Со стороны Москвы показался вертолет. Вертолет летел низко и чуть в сторону. Но в полукилометре пилот разглядел замок и свернул к поселку.

– Я его вызвал, – сказал Грикуров. – У нас один парень забрался почти до вершины, но пришлось вернуться. Мне кажется, что наверху есть отверстие. Иначе бы он задохнулся.

– Может, ему с вертолета обед спустить? – спросил бригадир.

Он взмахнул рукой, показывая, как обед попадет к человеку, заключенному в замке. Взлетела розовая пыль, и молодой человек отстранился, оберегая портфель и костюм.

– Как его зовут? – спросил Грикуров.

– Вы не знаете?

– Только фамилию. Вольский. Правильно?

– Вольский. Гриша Вольский. Никогда не знал его отчества.

– Григорий Вениаминович, – подсказал молодой человек. – Он является владельцем садового участка. Однако там мог оказаться кто-то иной?

– Нет, – улыбнулся Кушак. – Это именно он. Когда его обнаружили?

– Часов в шесть утра его сосед позвонил в Москву. Со станции.

– В шесть сорок, – поправил молодой человек.

– Сосед рано поднялся, собирался на рыбалку. И вдруг увидел, что на крайнем участке стоит розовый термитник. Метров пять высотой.

– Это сосед сказал, что термитник?

– Да, он инженер, работал в Гвинее и видел термитники, – объяснил Грикуров. – А мне вот не приходилось.

– Я тоже не видел термитников, – сказал Кушак.

– А потом уж ребята прозвали его замком.

– Ну и что сосед?

– Услышал стук изнутри. А выхода из термитника нет. Он Вольского вчера вечером видел. Тот строил на участке какую-то загородку.

– Ну разумеется, – сказал Кушак.

– Сосед обалдел, – сказал бригадир. – Представляешь, идет на рыбалку, а у соседей сооружение. А изнутри стучат.

– Он и позвонил в милицию, – сказал Грикуров. – Приехал наряд – патрульная машина с шоссе. Ничего понять не смогли. А дальше все развивалось в геометрической прогрессии.

Грикуров показал на скопление машин у поселка.

– Позвать соседа? – спросил Грикуров.

– Гражданин Нестеренко отбыл в Москву, – уточнил молодой человек. – У меня все его показания при себе. – Молодой человек хлопнул чистой ладонью по блестящему боку портфеля.

– Он нам не нужен, – сказал Кушак.

Кушак подошел к розовой громаде замка и постучал костяшкой пальца по стене. Розовая масса чуть-чуть пружинила и, если приглядеться внимательно, была усеяна мелкими порами.

– Быстро меня разыскали, – сказал Кушак.

Розовые рабочие стояли, опершись о буры, и разглядывали Кушака. Перед ними в стене была глубокая впадина с оплывшими краями. Нижний ее край поднимался валиком, будто замок спешил залечить нанесенную бурами рану. Под ногами скрипела розовая крошка. В одном месте из нее выглядывала вершинка розовой пирамидки.

– На глазах выросла, – сказал один из рабочих, проследив за взглядом Кушака.

– Понятно, – сказал Кушак.

Изнутри, словно из бочки, донесся глухой удар. Потом серия коротких.

– Как бы он не задохнулся, – сказал Грикуров.

Вертолет, сделав последний круг над замком, спустился неподалеку, в поле. Уходя к машине, Кушак услышал, как подбежавший к Грикурову пилот говорит:

– Там дыра есть. На самой вершине.

– Вы слышали? – крикнул Грикуров вслед Кушаку.

– Я так и думал, – остановился Кушак. – У него тенденция расти по вертикали.

Кушак достал с заднего сиденья «Волги» чемодан. Настроение не улучшилось. Конечно, ничего страшного не случилось, но могло случиться. И виноват в этом только он сам. Кушак открыл чемодан. Ампулы были целы.

– Бурильщики вам нужны? – спросил, возвращаясь, Грикуров.

– Нет, я один справлюсь.

Вместе с Грикуровым к машине подошел один из химиков, расположившихся в палатке.

– Вас анализ интересует?

– Спасибо, я знаю состав.

– Там ничего особенного, – сказал химик.

– Тогда я отпущу бурильщиков пообедать, – сказал Грикуров.

– Конечно. Вы, наверное, и сами голодны?

– Это полезно, – ответил Грикуров. – А то я толстеть начал. Стыдно.

Грикуров провел ладонью по круглому крепкому животу. Теперь, когда появился человек, знающий, что надо делать, Грикуров сразу помолодел, скинул лет десять. К Кушаку он проникся благодарным расположением.

Гришу Вольского Кушак знал еще по школе. Класса с третьего. Гриша Вольский собирал марки и монеты. Гриша был самым младшим в классе. Он был белокур и похож на ангела. Мать Гриши жалела его прекрасные кудри, и потому волосы у Вольского были длиннее, чем у других ребят, и он дольше всех носил короткие штаны и гетры. В войну этот наряд выглядел странно, и Гришу дразнили девчонкой. Гриша краснел и смущенно улыбался. Уже потом, подружившись с Кушаком, он сказал как-то:

– Мама очень хотела девочку, а папе было все равно.

Гриша был тихий, учился прилично, в классе к нему привыкли и не обижали. Тем более что Гриша всегда находил себе друга и покровителя из сильных ребят. Если Грише нужна была марка или какая-нибудь другая вещь, он не жалел времени и усилий, чтобы ее раздобыть. Брал он настойчивостью и терпением, не свойственными возрасту, провожал хозяина нужной вещи до дома, давал списывать на контрольной и угощал мамиными бутербродами. Он мало ел, потому что в войну бутерброды были выгодным обменом. Кушак с седьмого класса считался другом Гриши. Гриша умел вовремя сказать, что Кушак очень хороший парень, замечательный спортсмен, такой талантливый и добрый. Кушак не ценил вещей, и Вольский всегда у него чего-нибудь получал. А Кушак привык к искреннему восхищению, которым его обволакивал Гриша.