— Польза была бы, — сказал я. — Но ты не такой уж плохой игрок.

— Паршивый. Я это знаю, и меня зло берет, когда я не могу угнаться за тобой и другими парнями. Я хочу быть не хуже других.

— Ты и так не хуже, — сказал я улыбаясь. — Раз ты принят и платишь эти тысячедолларовые членские взносы, ты такой же, как и все.

Он сделал нетерпеливый жест.

— Не в деньгах дело, Джим. Я не то имел в виду. У меня никогда не было времени для книг и картин, для всего такого, но я знаю, что они много значат. Это надо чувствовать.

Я сам не отличу Ван-Гога от Пикассо.

— Художники, — вздохнул он. — Знаменитые. Это-то я знаю, Джим. Ты смеешься надо мной?

— Нет, Элвин, — сказал я серьезно, — я не смеюсь над тобой.

Он отпил из бутылки.

— Вся штука в том, что я хочу научиться этим вещам. Я хочу лучше играть в гольф, знакомиться с умными людьми. Чертовски поздно, мне пятьдесят шесть лет, но раньше у меня не было ни времени, ни денег. А теперь и не знаю, как начать, как себя вести.

— Просто быть самим собой.

— Конечно, вы хорошо ко мне относитесь, — сказал он тихо. — Но как мне быть с женой?

Я сделал глоток, недоумевая, куда он клонит.

— А что жена, Элвин? Я уверен, что она хочет того же, что и ты.

— Черта с два, — сказал он горько и опрокинул бутылку.

Я ждал. Через секунду он опустил бутылку и сказал:

— Давай-ка забудем про это, а, Джим?

— Ты сказал, что хочешь поговорить со мной наедине.

— Да. Знаю. Но не стоит. Я сам управлюсь.

— С чем управишься? — меня разбирало любопытство.

Он поколебался, потом выпалил:

— Из-за жены я вступил в этот шикарный клуб, а она даже не хочет пойти сюда со мной. Все, что ей нужно… — Он внезапно смолк и принялся пить.

Я тоже отпил, испытывая беспокойство. Бэйн заговорил:

— Джим, мне сказали, что ты честный сыщик. Я никогда раньше не был знаком с сыщиками. Тебя хвалят. Ты работаешь для большой организации, Я наводил справки и узнал, что фирма суперкласса. Ты согласился бы выполнить мое поручение?

— Что за поручение, Элвин?

Он пристально посмотрел на бутылку. Его маленькие голубые глазки похолодели.

— Она… изменяет мне.

— Ты уверен?

Он медленно кивнул.

— Абсолютно. Она даже не очень старается это от меня скрыть.

— Мне очень жаль, — сказал я.

Он поднял на меня глаза.

— Мне тоже, — сказал он жестко. — Но между нами все кончено.

Я промолчал. Я догадывался, что последует дальше, и боялся этого.

— Ты согласишься оказать мне услугу, Джим? Добыть улики против нее, так чтобы я мог развестись на своих условиях? Ты сделаешь это? — Его взгляд был напряженным.

Я вздохнул.

— Сожалею, Элвин. Наше агентство не занимается делами такого рода. Я могу рекомендовать тебе человека, который…

— Нет, — сказал он резко. — Черт возьми, Джим, я хочу сделать это как следует. Не желаю, чтобы какой-нибудь грошовый тип…

— Я знаю, что ты хочешь, — прервал я, — и огорчен, что не могу тебе помочь. — Я и в самом деле был огорчен.

— Цена не имеет значения, — говорил он чуть ли не извиняющимся тоном.

— Я знаю, — сказал я, — но это против правил агентства.

Это была правда. Я повиновался предписаниям. Были, конечно, случаи, когда я нарушал их, будучи вынужден к тому или обманут. Но я не видел никакого смысла в том, чтобы намеренно вовлекать себя и агентство в супружеские заботы Элвина Бэйна. Это легко могло бы привести к осложнениям, и я имел бы серьезные неприятности с нью-йоркским начальством. Я мог бы, конечно, скрыть это в отчете, но, если бы я сделал то, чего хотел Бэйн, мне пришлось бы выступить свидетелем в бракоразводном процессе. Это неминуемо означало бы потерю работы.

Бэйн тяжело вздохнул.

— Я надеялся, что ты мне поможешь.

— Я знаю нескольких надежных людей, которые работают в одиночку. Ты сможешь сослаться на меня, если захочешь связаться с одним из них.

Он провел рукой по лицу.

— Я подумаю об этом… — Голос у него был усталым. — Наверное, я стану конченым человеком в клубе, когда станет известно, что моя жена гоняется за мужчинами… Черт, надо мной будут смеяться, сплетничать… — Он отпил из бутылки.

Ты стал здесь своим. Твоя жена не имеет к этому никакого отношения.

— Спасибо. — Он вытер рот тыльной стороной ладони. — Спасибо, Джим.

Мы мало разговаривали после этого. Как я уже сказал, меня разбирало любопытство, но Бэйн не имел больше охоты распространяться о неверности жены. И поскольку я отказался помочь, задавать вопросы с моей стороны было бы назойливостью. Поэтому я больше не касался этой темы и вскоре встал.

— Как насчет завтрашнего гольфа? Может, только девять лунок?

Он вяло улыбнулся мне.

Ладно, но надеюсь сыграть лучше, чем сегодня.

— Конечно. В два часа? К четырем надо закончить. У меня в пять встреча.

— С той хорошенькой шатенкой, что бывает здесь с тобой?

Я кивнул, думая о Сэнди Холлис, моей секретарше.

— Мы собираемся пожениться.

— Рад за тебя, Джим. Поздравляю.

— Спасибо.

Я все еще немного смущался, когда речь заходила о моей недавней помолвке с Сэнди. До какого-то момента мы работали вместе, связанные чисто служебными отношениями, а потом совершенно неожиданно у меня открылись глаза, и я понял, что для меня не существует никого, кроме Сэнди. Впрочем, в офисе наши отношения оставались строго деловыми.

Я покидал Элвина Бэйна, жалея, что отказался помочь ему. Я знал, что мог бы сделать то, что он хотел, и сумел бы, пожалуй, устроить как-нибудь так, чтобы мое имя не упоминалось. Но это было бы слишком рискованно. Я не мог допустить, чтобы при огласке упоминали агентство.

Я принял душ, переоделся и вышел к своей машине — зеленому «меркурию» позапрошлогодней модели, который принадлежал агентству. Выехав с территории клуба на шоссе, я направился вдоль озера к повороту, ведущему в западный район города, где в большом новом здании на окраине, рядом с Роки-Ривер, жила Сэнди.

Я поставил машину у тротуара, вошел в дом и поднялся на одном из лифтов.

Сэнди ждала меня. В бледно-желтом платье без рукавов, теплый оттенок которого гармонировал с ровным коричневым загаром ее рук и плеч, она выглядела свежей и юной. Каштановые волосы падали мягкими волнами, немного не доставая до плеч. Ее длинные голые загорелые ноги были обуты в туфли без задников на высоких каблуках. Она прижалась ко мне, и я поцеловал ее. Губы у нее были мягкие и прохладные, и от нее слабо пахло солнцем и душистым мылом. Через минуту я отпустил ее и спросил:

— Чем ты занималась весь день?

— Загорала на крыше.

— Ты начинаешь походить на индуску.

Она рассмеялась и повернулась к столику, на который заранее выставила джин, вермут, лед и стаканы.

— Как гольф?

— Неплохо. Кстати, сегодня я отказал перспективному клиенту.

Она обернулась и подняла бронзовые брови.

Я рассказал ей об Элвине Бэйне, пока она наливала и осторожно смешивала джин, вермут и лед. Когда я кончил, она подала мне стакан и сказала:

— Бедняга. Похоже, он хороший парень. Мне бы хотелось, чтобы ты ему помог.

— Я тоже этого хотел, но в такое дело лучше не вмешиваться.

— Где мы обедаем?

— Где хочешь.

— Только не в клубе, Джим. Эта субботняя публика, по-моему, слишком шумлива.

— В каком-нибудь уютном месте с тихой музыкой?

Она кивнула, улыбаясь мне поверх стакана. У Сэнди был короткий задорный носик, усыпанный мелкими веснушками.

— Я знаю такое место, если ты не против проехаться. Это на восточной стороне…

— Сегодня славный вечер для прогулки, — сказала Сэнди. — Ой, чуть не забыла, на той неделе приезжает мама.

— Хочет присмотреться ко мне, а?

— Может быть. Помнишь, мы ездили на ферму в День благодарения? Ты был тогда всего лишь моим боссом, но, мне кажется, ей всегда не особенно нравилось, что я работаю у тебя. Боюсь, что ты представляешься ей испорченным частным соглядатаем, накоротке с бутылками и блондинками.