– За мной, – «пенек» жестом велел следовать за ним и бросился, чавкая ботинками по грязи, в сторону Главной площади.

Кобольд и я, не задавая лишних вопросов, по спешили следом.

По счастью, стража предпочла уют теплых бараков патрулированию размытой площади, и Землерой, нисколь не таясь, прошел к угловому с Горшочной дому и отворил дверь.

Естественно, никаких факелов и, тем более, свечей в доме не было. Да и не дом это был, а обычный огромный сарай, в котором из мебели только стол да пара стульев.

Зато в полу имелся люк, который и являлся входом в Зрегский тоннель.

– Видите? – в руке гнома появился небольшой фонарь: видимо, все это время гном нес его за пазухой и зажег только сейчас. – Ну-ка, пятачок, отвори мне эту «дверку»! – гном протянул степняку ключ с резной бородкой.

Кобольд хотел было обидеться на «пятачка», но я ткнул его локтем в бок: мол, не время сейчас дуться, дело делать надо!

– Подумай о моей бедной бабке, – тихо шепнул я, и Свэн, вздохнув, принял ключ.

Сначала в сторону отошел первый засов. Потом второй. Щелкнул третий, и кобольд, схватившись за массивную ручку, потянул крышку люка на себя. Петли громко скрипнули, и тоннель раскрыл нам свой жутко смердящий зев. Я невольно сморщился и зажал рукой нос: из тоннеля несло тухлыми яйцами и мочой.

– А там везде так пахнет? – прогундосил я.

– Да нет, не везде, – хмыкнул гном – Только лишь пару сотен шагов.

Я тихо выругался: идея с тоннелем нравилась мне все меньше и меньше.

– Чувствуешь, как воняет? – обратился я к кобольду.

Свинтус неопределенно пожал плечами.

– Не-а. У меня насморк.

Вот свинья! Как рыгать и хрюкать всю дорогу так готов, а как тоннель нюхать – так насморк!

– Ну, что, полезли? – подмигнул нам гном.

– А что еще делать? – вздохнул я и первым ступил на лестницу, ведущую вниз.

Следом за мной полез гном, а последним спускался кобольд.

Оказавшись на земле, я с любопытством огляделся по сторонам: темно, как в… в общем, очень темно!

– Вот он, 3регский тоннель! – торжественно объявил провожатый. Я невольо фыркнул: 3емлерой лучился гордостью, будто все эти подземелья под Тчаром – дело только его рук, и гномы прошлого не имеют к их созданию ну совершенно никакого отношения! – Гордость Каменного Трона!

– Да уж, подгорный народец расстарался, кивнул кобольд.

Я только присвистнул, оглядев стены тоннеля при свете факелов.

Различные письмена, на гномьем, эльфийском и даже человеческом. Приглядевшись, мне удалось разобрать «Король ду…». Что король «ду», я, правда, так и не понял, потому что именно в этот момент гном с фонарем отошел к противоположной стене, демонстрируя Свэну рисунки древности.

– А вот это одна из моих любимых сценок, с упоением рассказывал бородач, – «Разгром заморышей под Ломпакой»! Ух, и дали мы им тогда прикурить!..

– А что за Лопатка? – поинтересовался степняк.

– Ломпака, невежа! – Гном аж пятнами пошел от злости. – Зала эта, одна из самых больших в Андерволе! Эх, не издай король указ о равноправии… – Землерой зловеще усмехнулся, мысленно представляя, чтобы было, если.

– Чего в этом законе плохого? – не согласился кобольд. – Правильно все!

– Это на бумаге оно правильно, – покачал головой гном и, рассуждая, пошел вперед, приглашая приятелей идти следом. – А на деле? Может, междоусобиц пока и нет, но надолго ли? Человек обучен ненавидеть любого, кто на него не похож. Свои-то пусть И то хуже, но те хоть похожи, а нелюди? Нужны людям твое рыло или борода моя? Вот и я о том же.

– Чего это тебя на философию пробило, гноме? – насмешливо заметил я.

– А че бы не пробило? – хмыкнул Землерой. Я ж тебе не обычный гном, а потомок самого Копателя – основателя Андервола и его первого короля. Да и в Академию, в Суфус, не семечки лузгать ездил! Да я…

– Послушай, гноме, – остановил его я, боясь услышать продолжение тирады, – мне, откровенно говоря, плевать на то, где ты там чему учился. Обещал вывести из города – так выводи! А глупости твои мы и после послушаем.

3емлерой бросил на меня гневный взгляд, но я уже «увлеченно» рассматривал соседнюю стену с плетением эльфийских рун. Решив про себя, что обязательно отомстит мне позже, гном зашагал дальше по коридору.

Мы не успели пройти и сотни ярдов, когда впереди замаячил небольшой огонек. Чуть позже вынырнул еще один, еще… Странно было наблюдать их здесь, среди древности и тьмы.

– Что это, 3емлерой? – обратился к карлику я.

– Факелы. – Казалось, появление света в тоннеле не вызвало у гнома никакого беспокойства.

– Кто же их зажег?

– Дроу, конечно.

– Дроу?

– Ну, темные эльфы, если тебя так больше нравится, – не стал спорить гном.

– Нет, я понял. Но почему ты ничего о них не сказал?

– А зачем? Мы спокойно проскочим их поселок – нам в соседнее ответвление. – Гном указал пальцем вперед и чуть влево.

– Может быть, быстрей пойдем? – предложил кобольд, опасливо озираясь по сторонам: даже в Степи каждый поросенок знал о жестокости, с которой дроу относились к чужакам. Да и в темноте серокожих эльфов не очень-то просто найти. Так что страхи кобольда вполне объяснимы.

Дроу… я знал о них лишь из легенд.

…Когда-то в мире жили светлые эльфы. Кожа их была оливковой, а уши остры, как и любимые сабли. Они считались Первой расой, появившейся в Христоме и пользовались уважением среди других обитателей мира. Разве что дремофоры, которые тогда делили с остроухими Вербронский лес, недолюбливали эльфов и вечно стремились им насолить. Тучи сгущались, и в один прекрасный день в Лесу впервые пролилась эльфийская кровь. А потом были два года великой войны, и остроухие эту войну проиграли. Дремофоры нанесли им сокрушительное поражение под Великим Вязом, и оставшимся в живых эльфам только чудом (имя которому Гномья Рать, грудью вставшая на защиту союзников) удалось бежать в подземелья. Больше о светлых не слышал никто.

Все в мире со временем меняется. Орки после Войны Топора перешли к оседлому образу жизни, стали промышлять земледелием и скотоводством, дремофоры вышли из Альянса, гномы сблизились с людьми… И эльфы тоже переменились. Годы в подземельях не прошли для Первых даром: толщи земли давили сверху, света вечно не хватало, и кожа остроухих приобрел а грязный, серый оттенок. Эльфы, наученные прошлым опытом, стали подлыми и расчетливыми. Только гордости в них не убавилось ни на грош: пусть их и загнали под землю, все равно они оставались Первыми!

Теперь остроухие называли себя д’роу (от эльфийского «д’ро» – «темный»). Люди, от рождения не преуспевающие в эльфийском диалекте, огрубили эльфийское слово до неузнаваемости: теперь темных именовали гортанным «дроу». Так и пошло по всему Орагару; даже гномы, дальние родственники Первых, обзывали бывших союзников так же. Эльфы морщились, но с холодной презрительностью молчали, уверенные, что их время еще придет…

– Давай сворачивай! – велел гном важно: в подземельях он чувствовал себя если не богом, то уж точно Самым Главным Командиром Самого Главного Отряда, поэтому и позволял себе командовать приятелями.

Однако свернуть мы не успели. Арбалетный болт, вынырнувший из темноты тоннеля, оцарапал Свэну плечо и упал, с лязгом ударившись об пол.

Пусть тот, кто считает, что в дроу еще осталась хоть капля совести, кинет в меня камень: арбалеты – самое презираемое оружие эльфов!

– Фенрир! – выругался кобольд сквозь зубы и, согнувшись, зажал рану рукой. Мы с гномом замерли, понимая, что любое движение может означать мгновенную смерть.

– 3аткнись, хвал'ер! – Из темноты вынырнул невысокий дроу со взведенным арбалетом в руках. – Второй болт уже в гнезде!

– Да пошел ты! – Свэн потянулся за висящим на поясе молотом.

Стрела просвистела в волоске от его уха. Степняк замер, боясь шевельнуться.

– Так и стой, – насмешливо бросил эльф. И вы стойте. Иначе кого-то недосчитаетесь! Вновь заряженный арбалет смотрел мне прямо в грудь. Оставалось только подивиться чудесному свойству «темного» арбалета все время оставаться заряженным.