«Салфет вашей милости! Это снова я – верная своему читателю Аврора Владимировна Дроздомётова! Уж в третий раз имею честь приветствовать вас, поскольку человек я, как вы уже, наверное, поняли, обязательный и ответственный – раз обещала написать продолжение своих воспоминаний, значит, не пустыми были мои посулы. Сами убедитесь, когда прочтёте эту книгу.

Что сказать о себе?.. Что произошло со мной за последние дни? Ничего особенного. Могу лишь повторить для новой армии моих читателей, что мне пятьдесят один год, что никак не оставит меня в покое проклятущий климакс, что я, снедаемая одиночеством, рискнула-таки, следуя совету своей дочери, сесть за ноутбук прошлой весной и начать писать мемуары.

Если б жизнь моя не была столь насыщенной – иногда трагичной, а порой комичной и интересной, я ни за какие коврижки не взялась бы за перо! Ни в коем случае! Но поверьте, многоуважаемые читатели, мне есть что сказать! Мало того, пару дней назад я завершила работу над вторым томом своих воспоминаний и вот – без передышки уж взялась за третий! «Почему?» – спросите вы. Да потому что из меня (уж простите мою нескромность) бьет настоящий словесный фонтан! Хотя... Может, и потому, что я панически боюсь раннего склероза. Как же я поведаю о своей бурной, интересной жизни, если в один день вдруг потеряю память?» – Аврора Владимировна, испугавшись своего предположения о потере памяти, оторвала взгляд от экрана портативного компьютера, откинулась на спинку чёрного высокого крутящегося кресла из кожзаменителя, которое купила несколько месяцев назад вместе с роскошным письменным столом цвета радики, и задумчиво посмотрела в окно.

Потом, перечитав начало третьего тома мемуаров, она не то что осталась им довольна, нет! – на неё вдруг впервые за всё время литературной деятельности нахлынула волна гордости и уважения к самой себе. Не напрасны были её утренние творческие муки, искания и метания по поводу первого абзаца текста, ох не напрасны! Дело в том, что наша героиня до глубокой ночи терзалась вопросом, как бы ей так поприветствовать читателя, чтобы не повториться. В первом томе жизнеописания она поздоровалась по-простому, написав «здравствуйте» с восклицательным знаком. Во втором – она несколько игриво пожелала пока несуществующим поклонникам своих книг «добренького здоровьица». Понятно, что лишний раз пожелать читательской аудитории здоровья никогда не помешает, но Аврора Владимировна внезапно почувствовала, что сей том необходимо начать иными словами. Заговорил в ней вдруг настоящий писатель – требовательный к себе, не терпящий и не допускающий в творчестве никаких поблажек и повторов.

Всё утро она рыскала по словарям, пытаясь найти подходящее приветствие для любимого читателя, которого, как выше сказано, ещё и в помине не было, поскольку ни первый, ни второй том наша героиня не сумела пристроить ни в одно издательство Москвы.

Куда она только не смотрела! И во всевозможные энциклопедии, и в толковые словари. Даже в русско-немецкий разговорник забралась, нашла «гутен таг» и хотела было уж соригинальничать, пожелав читателям доброго дня на языке великого Гёте... Вполне возможно, что именно так и начиналась бы эта книга, если б в последнюю минуту взгляд Дроздомётовой не упал на замусоленные тома «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля. Именно в нём, в этом кладезе премудрости, она и откопала странное, давно вышедшее из употребления словечко времён Петра Первого, не слово даже, а приветственное выражение – «салфет вашей милости», что в переводе на современный русский язык означает «моё почтение», а слово «салфет» всего-навсего калькируется как «салют».

– Нестандартно, просто и со вкусом! – воскликнула Аврора Владимировна, возбуждённо вертя в руке шариковую ручку.

Перечитав, смакуя, написанный абзац во второй раз, она отметила не только значительные перемены в стиле, уверенность пера и точность используемых слов, но и то, что слова эти каким-то совершенно загадочным, непостижимым образом, казалось, сами собой, без всяких усилий с её стороны, вставали на нужные места – на те, где и должны были бы быть. Ощутив в душе чувство глубокого удовлетворения, Аврора Владимировна взглянула на часы и, вскочив из-за стола как ошпаренная, наскоро сохранила «документ». Выключив компьютер, она заметалась по квартире.

– Успею, успею. Я всё успею, – успокаивала она себя, натягивая колготы на белые складные ноги. – Сумка собрана. Подарок положила. Только одеться и нанести лёгкий макияж, чтоб Бубышеву не испугать. Успею, я всё успею.

Аврора Владимировна так увлеклась творческим процессом, что не заметила, как пролетел день. Глядя полчаса назад в окно, она настолько была погружена в собственные мысли, что не обратила ни малейшего внимания на круглую луну, висевшую над башенкой недавно построенного высотного дома, который до некоторых пор раздражал и выводил её из себя – однако чем больше она работала над мемуарами, тем больше он нравился Авроре Владимировне, будоража её воображение. Часто Дроздомётовой казалось, что никакой это не многоэтажный дом, а готический замок, возведённый давным-давно (когда её и самой-то на свете ещё не было) на скале, над бездонной, пугающей пропастью (просто эту пропасть не видно из её окна). В замке том вот уж несколько веков подряд живёт уродец – этакое страшное, премерзкое чудовище, променявшее свою красоту на бессмертие. Живёт – небо коптит и держит в заточении прекрасную девушку, которая нашей героине представляется почему-то очень похожей на неё саму в молодости. Хрупкая, с тонкой талией, густыми пшеничными волосами, затянутыми в конский хвост на макушке... У бедной невольницы такие же, как у Авроры в юности, чувственные, не тронутые помадой нежные губы, большие, печальные, будто вечно плачущие глаза – тёмные, с поволокой, почти чёрные, с голубыми белками. Брови вразлёт, тонко чувствующие и выражающие то досаду, вскинувшись, подобно крыльям чайки, то напряжение, едва уловимо сосредоточившись над переносицей, отчего между ними мгновенно появляется чуть заметная, придающая особую прелесть лицу нитевидная вмятинка... И породистый нос с маленькой, почти незаметной горбинкой, который никогда не нравился ей самой, но приводил в восторг всех её многочисленных поклонников.

Уродец требует от пленницы страстной любви, но та сопротивляется, ничего не ест – только пьёт холодную колодезную воду, держится изо всех сил, а беспощадный хозяин замка разражается оглушительным смехом, настаивая на своём:

– Всё равно моя будещь! Поняль? Да?

И практически всегда в сознании Авроры Владимировны происходит странное смещение образов. Если в девушке она видит себя, то в чудовище – некоего Эмина Ибн Хосе Заде – самого, пожалуй, настойчивого и упорного своего воздыхателя. Автор неспроста отвлёкся на эту фантазию героини, отфильтровав её от множества других, кишмя кишевших в голове мадам Дроздомётовой, поскольку именно об Эмине Ибн Хосе Заде пойдёт речь в нижеследующем романе.

Однако что-то мы удалились от темноты за окном, от звёздного неба и луны, висящей будто на невидимой рыболовной леске над башенкой недавно отстроенной многоэтажки. Лишь случайно взглянув на часы, Аврора Владимировна вернулась в реальность – вернулась и ужаснулась, поскольку опаздывала на одиннадцатичасовой поезд, который к завтрашнему утру должен был доставить её вместе с давней приятельницей Вероникой Александровной Бубышевой в захолустный городишко центральной полосы России, куда шесть лет назад бежала из столицы Арина – единственная дочь нашей героини. Именно бежала (по-другому не скажешь) от несерьёзных ролей в детском театре, где играла мышат да зайчат, от суеты, от бывшего мужа, который, кстати, изображал в том же детском театре всё больше козлов и ослов, пока не стал режиссером.

Аврора Владимировна, купив месяц назад вожделенный комплект – золотые серьги и кольцо с насыщенно синими сапфирами, положила их ещё вчера в пурпурную бархатную коробочку и, щёлкнув замочком, замотала её в лифчик, спрятав среди белья в дорожной сумке цвета топлёного молока. Наша героиня представляла, как после премьеры спектакля «Горе от ума», в котором заглавную роль Чацкого играет её дочь, ради чего Дроздомётова, собственно, и покидала насиженное рабочее место, она торжественно вручит Арине заветную бархатную коробочку.