Отрывок был длинный и довольно сложный, но Але нетрудно было его читать. Она видела новогодний бал в Фонтанном Доме так ясно, что легко перевоплощалась в каждого из его участников, хотя ни один из них не произносил ни слова.

Она даже не сразу услышала слова Карталова:

– Достаточно, спасибо. Хватит, хватит! – повторил он погромче, и Аля замолчала на полуслове.

Как и в прошлый раз! Что же это значит, почему ее всегда останавливают, не дослушав?!

По лицу мастера ничего невозможно было понять: оно казалось совершенно невозмутимым, глаза поблескивали под густыми бровями непонятным блеском.

– Поднимитесь на сцену, – сказал он. – Вы полностью читали «Поэму без героя» или только отрывок готовили?

– Полностью, – кивнула Аля.

– Тогда покажите мне, как входит Козлоногая, – сказал Карталов. – Только ничего не говорите, ни слова. Просто покажите, чтобы я понял, о ком речь.

Аля стояла посреди сцены и лихорадочно вспоминала, что там сказано о Козлоногой. Как она входит – кто ж ее знает! Разве вспомнишь за несколько минут…

И вдруг, в то самое мгновение, когда она решила, что забыла этот эпизод начисто, и собиралась показать что в голову взбредет, – она вспомнила! «Как копытца, топочут сапожки, как бубенчик, звенят сережки, в бледных локонах злые рожки, окаянной пляской полна…»

Конечно, это можно показать – каждое слово, и даже звон сережек! И туфельки она надела со стучащими каблучками…

– Спасибо, – кивнул Карталов, когда Аля остановилась на самом краю сцены, едва с нее не свалившись в «окаянной пляске». – Вы занимались в театральной студии?

– Нет, – покачала головой Аля. – Только бальными танцами.

– Больше вопросов нет, – произнес он все тем же спокойным и, как показалось Але, безразличным тоном. – Подождите в коридоре.

– А басню? – спросила она упавшим голосом. – А прозу?

– Не надо, не надо. – Карталов впервые улыбнулся, и глаза его молодо сверкнули в глубоких впадинах под бровями. – На пианино играете?

– Нет…

Как она проклинала себя за то, что в первом классе наотрез отказалась заниматься музыкой! Сейчас ей показалось, что именно это неумение решит ее судьбу…

С этой мыслью она и вышла из аудитории. Уже закрывая за собою дверь, Аля услышала, как звучит в тишине красивый, глубокий бас Левы Наймана, которого она запомнила еще на первом туре:

– «Я пил из этого фонтана в ущелье Рима»…

«Прошла, прошла!» – звенело в голове, когда Аля выбежала на залитую июньским солнцем улицу.

Она не могла ни единой лишней минуты оставаться в четырех стенах, ей хотелось на воздух и простор – хотя среди дня на Большой Никитской улице было не так уж просторно, а воздух был синим от выхлопов множества машин.

Но это было неважно! Вся Москва, каждая ее улочка, ликовала и радовалась вместе с нею!

Аля не знала, кому хочет рассказать о своей удаче, о переполняющем душу счастье. Она уже позвонила маме из институтского автомата, но это было совсем не то: все-таки мама втайне надеялась, что Аля не поступит. Позвонила и Нельке в парикмахерскую, но та как раз ушла обедать.

И стояла теперь на перекрестке у Никитских ворот, не зная, что делать со своим счастьем.

– Ну, за тобой не угнаться! – услышала она вдруг и обрадованно обернулась на знакомый спокойный голос.

– Ой, Илья! – воскликнула Аля. – Откуда ты взялся?

– Да я от самого ГИТИСа за тобой иду. – Илья смотрел на нее и улыбался. – Вижу, вижу, прошла. Поздравляю!

– Да ведь еще не с чем, – попыталась возразить Аля.

Но она не могла сдержать улыбку, плясавшую на ее губах, как солнечный зайчик.

– Куда пойдем? – спросил Илья. – Надо же отметить событие.

Аля удивилась про себя: выходит, он специально пришел, чтобы отметить с нею это событие? Но вслух она удивляться не стала, а только плечами пожала.

– Не знаю… Может быть, туда же, в «стекляшку» возле Литинститута?

– Ну нет, – улыбнулся Илья. – Не знаю, чем тебе так уж понравилось это заведение. Я, правду сказать, из озорства тебя туда повел. Так-то я давно уже не посещаю такие места… Еще скажи – в столовую! Если хочешь, – предложил он, – можем тут посидеть, неподалеку.

– Хорошо, – кивнула Аля.

Они пошли по Малой Никитской, свернули в какой-то переулок и почти сразу оказались перед дверью ресторана под названием «Экипаж».

– Здесь пристойно, – сказал Илья. – Во всяком случае, днем. Люди приходят просто пообедать, пообщаться, а не создавать себе имидж.

– Объедки не собирают с тарелок? – Аля улыбнулась, вспомнив Сержика.

Илья сразу понял, что вызвало ее улыбку.

– Не приходилось видеть, – улыбнулся он в ответ. – А насчет Сержа ты, между прочим, напрасно иронизируешь. Он действует совершенно правильно, и он своего добьется. А знаешь почему?

– Почему? – заинтересовалась Аля.

– За столом расскажу, – ответил Илья. – Не волнуйся, никаких неаппетитных подробностей.

Небольшой зал ресторана «Экипаж» напоминал кубрик на корабле, но стилизация не была слишком подчеркнутой. Вероятно, хозяева считали, что у посетителей должно создаваться ощущение не столько экзотики, сколько изысканности. Людей тоже было немного: две небольшие компании за столиками. При первом же взгляде в меню Аля поняла, почему: цены были не для слабонервных.

Но, похоже, Илья к таковым и не относился. Едва взглянув в меню, он ожидающе посмотрел на Алю.

«Интересно, чего он ожидает? – подумала она. – Что я раскручу его на всю катушку или что робко предложу выбрать самому?»

От волнения ей совершенно не хотелось ни есть, ни пить. И даже то, что она так неожиданно впервые в жизни оказалась в дорогущем ресторане, совершенно не удивило ее. Аля вообще так странно воспринимала сегодня все, что с нею происходило… Тоже, наверное, от волнения – как само собой разумеющееся.

– Ну, что ты меня изучаешь? – усмехнулся Илья. – Ты меню изучай, а не мою реакцию.

Он читал по ее лицу, как по открытой книге! Аля даже смутилась, услышав его насмешливые слова.

Она заказала салат из авокадо и горячую осетрину, а Илья – обычное жареное мясо.

– И два фруктовых салата на десерт, – подытожил он. – И хорошего шампанского для дебютантки. У тебя ведь сегодня был удачный дебют, я слышал.

– От кого слышал? – удивилась Аля.

– Слухами земля полнится, а уж ГИТИС тем более. Вот и выпьем за твой успех. Хотя я по-прежнему уверен, что лучше бы тебе добиваться успеха в другом…

– В чем? – быстро спросила Аля.

– Да, про Сержика! – не отвечая на ее вопрос, вспомнил Илья.

И Аля тут же поняла, что ей действительно уже интереснее послушать про Сержика, чем про себя. Просто удивительно! Или это Илья умел говорить о совершенно посторонних вещах так, что они переставали восприниматься как посторонние при звуках его голоса?

– Так почему же он своего добьется? – спросила она.

– Потому что знает, что такое соответствовать своему предназначению. Что, слишком просто? – сказал Илья, заметив легкую тень, мелькнувшую по Алиному лицу. – Говорить-то просто, а вот жить… Думаешь, многие умеют жить так, как им от роду предназначено?

– Нет, я не думаю… – медленно произнесла Аля. – Наоборот… Но как же это понять? По руке гадать, что ли?

– В этом все дело, – кивнул Илья. – Кто понял, тот и выиграл жизнь. А кто себя переоценил или недооценил – заметь, это все равно! – тот сидит в дерьме. Причем это ведь в каждой мелочи так, – добавил он. – Вот ты, например, оделась сегодня так, как тебе надо одеваться, – и тут же выиграла. Разве нет?

– Наверное, так… – удивленно протянула Аля. – Да точно – так! – Она даже рассмеялась точности его слов. – Может, не только из-за одежды, но все-таки я сразу почувствовала себя сегодня как-то… Совсем иначе, чем вчера!

– Вот видишь. – Илья удовлетворенно усмехнулся в усы. – То же самое и Сержик. Я ведь с ним давно познакомился, еще на излете моей бурной молодости, он тогда был обыкновенным литинститутским отличником. Ну, поэт – мало ли поэтов! А он догадался… Не стал ни искать в себе примет гениальности, ни сомневаться в ней. А спокойно оценил уровень своего таланта и точно поставил диагноз: шоу-бизнес. По закону Паркинсона вычислил предел своей некомпетентности. А ведь могли амбиции помешать, стал бы Пушкина в себе культивировать или хотя бы Заболоцкого. Тем более и образование у него неплохое по сравнению с другими творческими бездельниками.