Льешо понимал раздражение Чимбай-хана и сочувствовал ему. Несмотря на разницу верований и практик, всех мистиков объединяет общая любовь к туманным ответам, даже на самые простые и конкретные вопросы они умудряются отвечать расплывчато и неясно.

Однако Чимбай-хан не собирался сдаваться:

– Обладает ли этот нытик тем даром, на который претендует? Мир и правда катится к концу?

– Даром обладает, мой великий хан Чимбай, – признал Болгай, но потом добавил: – Впрочем, правда – глубокий и холодный поток, а этот человек бродит лишь по мелководью. Подземный мир животных духов и наших помощников – предков – остался в неприкосновенности. Небесные духи грома и звездного света продолжают летать в небесах, магия волшебника не смогла помешать им. Однако сами небеса пострадали, да и наши миры – мир снов и реальный мир – очень мало значат для тех духов, которым мы адресуем свои вопросы.

– Означает ли это, что жители степей смогут противостоять чарам злобного колдуна, – уточнила Чауджин, – или во всех начинаниях нас ждет поражение?

– Это означает, моя госпожа, что следует с осторожностью прислушиваться к советам тех, для кого вопросы жизни и смерти не имеют никакого значения. Но если бы ваш супруг, мои хан, спросил, следует ли рисковать всем на свете и даже жизнью, чтобы поддержать этого безумного мальчишку в его испытании, то я, не колеблясь, ответил бы, что стоит.

– Наше десятитысячное войско готово к сражению, – заметил хан, – тем не менее даже при этом для подготовки к походу в южные степи потребуется время.

Уклончивость его слов заставила Льешо спросить себя, к какой такой битве готовилось войско хана еще до того, как участники испытания покинули Акенбад? Когда-нибудь это придется обсудить с мастером Деном, но позже – сейчас предстоит решать собственные проблемы.

– Во-первых, необходимо освободить пленников. Войско Цу-тана состоит всего лишь из сотни-другой всадников, которых выделил ему мастер Марко. Мой же отряд, хотя и гораздо меньший по численности, будет бороться за честь небесных садов и освобождение друзей и братьев, а вовсе не из страха перед командирами. Нам уже доводилось побеждать при таком раскладе сил. Но когда придется выступать против мастера Марко, ваши мощные силы окажутся очень кстати.

– Твои войска готовы идти за тобой на край света, – внес ясность хан. – И мы не бросим их на произвол судьбы в трудную минуту. Возьми полсотни моих всадников. Пусть они сами увидят те ужасы, о которых ты рассказываешь, а потом поведают о них боевым товарищам и сородичам. И если им удастся помочь тебе осуществить задуманное, то долг окажется оплаченным. А за нами останется главная битва.

– Согласен.

Льешо принял предложение и обеими руками пожал протянутую руку хана, скрепив, таким образом, союз. Мимоходом взглянув в зеркало, он увидел улыбку Есугея – у вождя явно отлегло от сердца. Король едва заметно кивнул вождю: они оба с честью выполнили свои обязанности.

Таючит попытался что-то сказать, однако госпожа Чауджин ледяной улыбкой призвала сына к порядку. Льешо без труда догадался о желании гарнского принца. Атем временем жена хана сделала знак слугам, и те тотчас внесли небольшие чайники и чашки для гостей и членов семьи. Один из чайников со всей возможной осторожностью поставили возле нее. Госпожа Чауджин с холодным, сосредоточенным видом одной рукой взяла нефритовую чашу, а другой – чайник.

Льешо решил, что нефритовую чашу вытащили из его собственного дорожного мешка, однако неприступный вид хозяйки мешал спросить ее об этом. Он – гость, а потому обязан дарить подарки. И все же он готов был отдать что угодно, кроме этой свадебной чаши, которую вернула ему госпожа Сьен Ма, и копья за спиной. Но нет – в тусклом свете эта чаша мерцала несколько иначе, чем его. Нет, это не она, однако как похожа!

– У меня есть чаша, которая очень напоминает эту, госпожа Чауджин. – Улыбнувшись одними глазами, Льешо словно извинился за свою наблюдательность. – Только ободок немного уже.

– Значит, и ее пара тоже должна принадлежать тебе. – Жена хана протянула наполненную ароматным чаем пиалу. – Оставь ее себе, пусть это будет моим подарком. Как и бронзовый бюст, не дающий покоя мужу, эта чаша тоже явилась из Золотого города – Кунгола. Возможно, когда-нибудь тебе удастся вернуть ее на законное место.

Что-то уж слишком щедро. Юноша невольно задумался, как будет сочетаться яд этой особы с ядами мастера Марко. Женщина почувствовала неуверенность и поставила чашу на стол.

– Это всего лишь чай. – Она сделала пару глотков. – Я попрошу мужа не счесть за оскорбление, если твой брат Шокар тоже отведает его, хотя боюсь, что после этого тебе самому уже не хватит.

Чимбай-хан, похоже, скорее был готов разбить пиалу, чем выразить недовольство осторожностью Льешо. Впрочем, судя по всему, женщина не очень стремилась немедленно убить гостя, а потому сама попробовала напиток. Но даже это не убедило короля: от экспериментов его организм стал настолько чувствительным, что тот яд, который не повлиял бы ни на кого другого, мог оказать на него пагубное воздействие. Поэтому Льешо сделал лишь маленький глоток, которого требовали законы вежливости.

Слишком поздно. В чаше оказался не яд, а любовное зелье, в тот же миг с невероятной силой погнавшее кровь юноши. Однако дама сидела скромно. Опустив ресницы, она пыталась скрыть такое же лихорадочное наваждение, какое испытывал и молодой король.

– Прошу прощения, Чимбай-хан.

Льешо неуклюже поднялся на ноги. Телохранитель тоже пошевелился – но от чувства неловкости, вызванного откровенно отразившимся и на лице, и на фигуре молодого короля интересом совершенно определенного свойства. Никто не знал, что дама приворожила его, а потому и достоинство, и манеры юноши внезапно подверглись испытанию. Встряхнув головой, от чего разум его ничуть не прояснился, зато кровь стала стучать в висках еще сильнее, Льешо выпрямился во весь рост и неловко поклонился:

– Не хочу обидеть вас, госпожа, и не преуменьшаю вашего гостеприимства, однако болезнь зовет меня в постель.

При упоминании постели юноша густо покраснел и качнулся в ту сторону, где сидела жена хана.

– Не смеем задерживать тебя, молодой король, раз ты чувствуешь необходимость отдыха.

Махнув рукой, хан отпустил его, и Льешо повернулся к двери, оказавшись в начале длинного живого коридора из вождей, придворных и собственных охранников.

– Прошу прощения…

Молодой король в одиночестве направился к выходу. Братья были в замешательстве, снедаемые нежеланием обидеть хана и волнением за короля.

– Надеюсь, еда и питье не повредили ослабленному организму, – насмешливо произнесла госпожа Чауджин. – Возможно, нашему гостю потребуется еще день отдыха. – Голос женщины обволакивал словно теплый мед.

– О да!

Льешо обернулся и протянул к жене хана руку, однако Шокар тут же остановил его взглядом.

– Впрочем… – Король смутился. Он хотел было упасть в женские объятия, но в эту самую секунду в мозгу его прозвучало резкое предостережение: «Нет! Нельзя! Беги!» – Впрочем, мне необходимо отправиться на помощь Адару.

Нужно сосредоточиться. Голос в мозгу продолжал звучать, и Льешо подчинился, направившись к двери с целеустремленностью, от которой зависела вся его жизнь, хотя он и сам не понимал почему.

– Но я обязательно вернусь.

– Идите. Последите за братом. – Хан отпустил всю свиту странного юноши. – Надеюсь, гостеприимство кланов Кубала не лишит нас второго короля Льешо.

Голова молодого короля начала понемногу проясняться, и он предположил, что хан куда лучше понимает причину внезапного нездоровья гостя, чем готов это показать. Однако больным Льешо себя вовсе не чувствовал. Напротив, ему было хорошо, как никогда, и он не мог вспомнить, с какой стати вдруг понадобилось уходить, ведь там, на подиуме, словно волшебная мечта, его ждет госпожа Чауджин. Осторожнее. Внимательнее. Проходя мимо советников хана, он заметил среди них Карину, которая смотрела на него как на тяжелобольного. Девушка поднялась и, вытащив из одной из своих крошечных шаманских сумочек платок, подошла к подиуму и без особых церемоний взяла ту самую нефритовую чашу, которую жена хана предлагала Льешо в подарок.