Его слова пришлись Льешо не по душе. Мелькнула мысль, что эта самая Великая Тьма слишком напоминает то отсутствие будущего, которое братья описывают как потерю посланных им Богиней даров.

– Льюка и Балар утверждают, что способности их покинули.

– А может быть, и нет, – усомнился Болгай.

Если мастер Ден считал, что танец с метлой способен каким-то образом предотвратить наступление конца света, то Льешо готов попробовать. Но не раньше, чем поймет, что все это означает и чем грозит.

– Итак, если я станцую с метлой, она вызовет мой дух, который научится летать. Во сне?

Болгай кивнул.

– И все это необходимо для того, чтобы научить меня управлять собственными снами и чтобы я мог помешать наступлению Великой Тьмы, а тем самым предотвратить наступление конца света?

– Более или менее. Тебе не придется спасать мир в одиночку. – Болгай едва заметно улыбнулся, и Льешо был вынужден признаться, что идея не слишком убеждает и его. – Толкователям снов Акенбада следовало бы научить тебя, как путешествовать во сне, но их методы слишком пассивны для такого молодого человека, тем более призванного спасти мир. Предстоящая же битва потребует от тебя умения контролировать собственные передвижения наяву.

Льешо и во сне вполне хватало неприятностей от сновидений, он совсем не хотел, чтобы они вмешивались и в реальный мир. С этой точки зрения, наверное, как раз и стоило научиться контролировать их. Однако беспокойство оставалось, так же как оставалась без ответа масса важных вопросов. Принц задал один из них:

– Как, например, я мог узнать, что мастер Марко отправился на юг, а мы пошли не следом за ним, в степи, а совсем в ином направлении?

– Ответ на загадку потребуй от своих товарищей. Сомнений насчет маршрута волшебника не возникало никогда.

Бикси. Сходство между ним и мастером Марко бросалось в глаза – он заметил его в тот самый момент, когда увидел этих людей рядом. Нет, конечно, это были не отец и сын; возможно, они не были даже дальними родственниками. Но если Бикси принадлежал к народу гарнов, то и волшебник, несомненно, тоже.

– О Богиня! – выдохнул Льешо. – Этот человек отправился домой, чтобы оттуда начать наступление на небесный мир! Было ужасно сознавать даже то, что мастер Марко стремится получить «всего лишь» империю Шан. Что же говорить теперь, когда не осталось сомнений, что это далеко не единственная его цель?

– Вполне возможно, – согласился Болгай. – Только сначала он непременно захватит все степные земли. Ну так как, потанцуем?

Чимбай-хан должен был давно знать намерения мастера Марко, и сразиться с волшебником ему предстояло в любом случае – с помощью крошечного отряда Льешо или без нее. Больше того, шаман напророчил ему потерю сына, и так же, как и мастер Ден, хан послал молодого человека на обучение к Болгаю. Обдумав все обстоятельства, принц понял, что выбирать не приходится, и взялся за метлу.

– Что же я должен делать?

– Просто танцевать.

Шаман начал играть на своей странной скрипочке, словно специально выбрав старую народную мелодию из Кунгола, которую Льешо знал с раннего детства. В большой праздник – день Богини – на простиравшейся от дворца Солнца до Храма Луны главной площади устраивали грандиозные танцы, приглашая повеселиться тысячи людей. Король и королева тоже принимали участие в действе – на обоих были широкие, на крестьянский манер панталоны, которые отличались только качеством ткани: при каждом движении они переливались всеми цветами радуги. Свободные, но стянутые в талии длинные одежды с разрезами не мешали движениям, а, напротив, развеваясь, придавали им воздушность. Праздничный головной убор матери украшали спускавшиеся до плеч многочисленные ленты, а отец держал в руке удивительный трехслойный зонт, которым во время танца бережно прикрывал свою партнершу от солнца.

С того момента, как родную страну разорили завоеватели, Льешо было уже не до танцев, однако, как ни странно, все движения сохранились в голове. И вот теперь он выпускал их на волю здесь, в чужой земле, на мягкой траве: шаг вперед, поворот, полшага в сторону, еще поворот, шаг, шаг. Метла вела себя как истинная госпожа, и юноша любезно кланялся ей, ведя в изысканном танце и представляя, что веточки – это пышные волосы, а ручка – тонкая талия дамы.

Болгай заиграл другую мелодию, и пара закружилась быстрее, хотя принц уже заметно устал. Сбитые в дальней дороге ступни болели, мышцы ног ныли от перегрузки. Дыхание стало коротким, а мысли улетели куда-то далеко, но юноша продолжал танцевать. Бросив взгляд в ту сторону, откуда доносились звуки, он заметил, что Болгай, играя, тоже танцует – прыгает из стороны в сторону и кружится, словно резвящийся горностай. Льешо изо всех сил старался не отстать от постоянно убыстряющегося синкопированного ритма, но музыка, как нельзя лучше соответствуя движениям шамана, начинала требовать от человека почти невозможного.

– Впечатляет, – загадочно произнес Болгай и наконец снова сменил мелодию, на сей раз заиграв что-то гораздо более спокойное, немного напоминающее величавую поступь верблюда.

Льешо начал двигаться в такт новым звукам, осторожно ступая по истоптанной ночным танцем земле – теперь уже за ним оставались кровавые следы. Несмотря на пронзавшее тело изнеможение, дух принца возбужденно воспарял, словно лишь ждал от музыки разрешения свободно взлететь и пронестись по воздуху. Но вот музыка снова изменилась, и весь мир неожиданно исчез, оставив юношу в полном одиночестве – в такой глубокой тишине, что хотелось вырваться из нее прочь, в привычный мир звуков. Боль в ногах прошла; ее сменило ощущение легкости, изящества, словно не только мышцы, но ум и сердце освободились от оков окружающего мира. И в этом удивительном состоянии свободы Льешо прыгал, кружился, закидывал голову словно в полете.

И вдруг юноша резко остановился, настороженно вслушиваясь, вглядываясь и внюхиваясь в ночную тьму. Музыка внезапно наполнилась дотоле неведомыми звуками. Он перестал ощущать ее, не мог понять ни мелодии, ни ритма – все искажалось наполнившими воздух странными новыми запахами, несущими в себе скрытые воспоминания. Великая Луна внезапно стала светить ярче, а попадавшие в ее лучи предметы становились мягче, приобретая расплывчатые очертания. И когда принц открыл рот, чтобы позвать Болгая, он смог издать только высокий, протяжный звериный крик.

– Тише, тише, дитя.

Болгай прекратил играть и осторожно приблизился, но даже это движение испугало Льешо. Он со всех ног бросился к реке и ожидавшей на другом берегу свободе.

Вверх, вверх – и вот он уже летит. Река осталась далеко внизу, однако он не упал, а перелетел через нее – нет, скорее пробежал по воздуху на четырех сильных ногах. Опустившись на другом берегу, метнулся к лесу. Ветки били по лицу, и он отворачивался от них, на ходу изменяя направление, но все равно бежал все глубже и глубже в лес, в конце концов окончательно запутавшись и перестав понимать, где он и куда движется. Главное – оказаться как можно дальше от угрозы, опасности… нет, это вовсе не опасность, это просто шаман.

Все произошло само собой. В свете пробивавшегося сквозь ветки деревьев фальшивого рассвета Льешо осознал, что оставил человеческий облик на берегу реки и превратился в лесное существо. В короля леса – оленя. Он остановился, гордо подняв украшенную ветвистыми рогами голову, и стал ждать, когда же Болгай найдет его.

Долго ждать не пришлось. Шелест опавших листьев предупредил о приближении горностая, и вот появился сам шаман, чихая и отряхиваясь – с его шкурки во все стороны летели брызги. Потом он зажмурил глаза, как-то расплылся, начал стремительно расти и через минуту-другую принял человеческий облик. Украшенная тотемами звериного духа одежда еще не высохла после купания в реке, но никаких иных признаков трансформации заметно не было.

Одежда была хорошим знаком. Льешо очень не хотелось бы возвратиться в образ человека нагим. Подобный исход оказался бы достойным завершением самой унизительной недели его жизни. Загвоздка, правда, состояла лишь в том, что стать человеком он не мог.