Льешо отметил тонко замаскированный укол собственной гордости. Всадники тем временем окружили вновь прибывших, показывая, что не дадут их в обиду. Судя по всему, госпожа обладала в городе немалой властью – очевидно, в установленных ханом пределах.

– Дитя войны приветствует ее светлость, – ответил Льешо и широко улыбнулся пожилому человеку, которого вполне мог бы назвать дедом.

Всадник с сомнением уточнил:

– Это он и есть?

Раскрыв ладонь, Есугей поднял руку и одновременно пожал плечами:

– Чимбай-хан все выяснит.

Однако и в голосе, и в словах вождя звучала уверенность, и старик лишь покачал головой. Льешо же почувствовал, что оказывается втянутым в самую гущу спора, который сметет его, хочет он того или нет.

Шатер Чимбай-хана стоял в дальнем конце широкой улицы на открытом пространстве, словно отслеживал приближение гостей. Долго ехали молча, наблюдая за ритмичным появлением все новых и новых юрт.

– Этот город больше Кунгола, – пробормотал Льешо. Он сказал это самому себе, но мастер Ден, как всегда, услышал.

– Вполне возможно, – согласился он и добавил: – Весь север в движении.

Чимбай-хан переместил за ночь город вовсе не для того, чтобы поразить свергнутого принца и горстку его последователей. Война между кланами несла самому хану новые возможности, а его людям – кровопролитие. Льешо быстро сообразил, что это могло означать для его дела. Погруженный в размышления о стратегических результатах предстоящей встречи, он не обратил внимания на то, что белый шатер в конце улицы становился все больше и больше, в конце концов совсем заслонив горизонт.

Гости попали в самую удаленную часть города – юрт здесь уже не было. Есугей остановился на просторной, покрытой короткой травой площади, по которой взад-вперед проносились всадники. Сам шатер был настолько велик, что вполне мог вместить несколько сотен людей. Издали он казался белым, как и все остальные, однако, подъехав ближе, Льешо с удивлением обнаружил, что и стены, и крыша его богато расшиты серебряными нитями. Восходящее Великое солнце ослепительно сияло в сложных узорах.

– О Великая Богиня, это же дворец! – восторженно воскликнул принц.

Вождь взглянул на него с некоторым удивлением.

– Именно так, – подтвердил он.

Всадники медленно пересекли площадь и подъехали к охранявшему вход небольшому отряду.

– Я привел просителей, которые ищут благосклонности Чимбай-хана, – провозгласил Есугей. – Карина, подруга этого улуса и возлюбленная дочь целительницы Мары, прибыла к шатру хана вместе с Принцем Снов, как и пророчествовал наш шаман. Его сопровождают братья и слуги.

– Войдите.

Стоящий перед входом всадник поднял руку в приветственном жесте, и остальные расступились, давая дорогу гостям.

– Твою почетную гвардию встретят воины хана, – заверил Льешо Есугей, и принц дал знак своим людям, чтобы те оставались на местах.

Принц спешился и отдал поводья одному из ташеков, который, по обычаю хозяев-гарнов, принял их, не покидая седла. Все остальные сделали то же самое. Когда лошадей отвели в сторону, Есугей также покинул седло и отбросил пологу входа, приглашая гостей войти в великолепный походный дворец хана.

Внутри шатер оказался еще грандиознее, чем снаружи. Пол устилали густые меха и толстые ковры. Стены закрывали яркие гобелены и зеркала в роскошных бронзовых и серебряных рамах, инкрустированных кораллами и лазуритом. Вдоль стен стояли не менее роскошные скульптуры. Однако дворец поражал не только обилием украшений, но и массой собравшихся в нем гарнских вельмож и вождей. Самые молодые из вельмож, телохранители хана, в темно-синих мундирах и высоких конусообразных шапках, стояли наготове, спиной к закругленной стене. Руки их не касались ни рукояток мечей, ни коротких копий – это считалось великим оскорблением при встрече друзей, однако они наблюдали за всем происходящим с огромным вниманием, провожая взглядами каждое движение гостей.

Перед телохранителями сидели вельможи средних и преклонных лет. Поза их была достаточно интересной: одну ногу эти люди подогнули под себя, а другую подняли так, что колено почти касалось подбородка. Женщины и мужчины сидели рядом в богатых нарядах с длинными, скрывавшими кисти рук рукавами и расшитых головных уборах. Все они серьезно смотрели на чужестранцев.

Центральное кольцо, расположенное ближе всех к ярко горящему посреди шатра очагу, составляли вожди многочисленных кланов народа кубал. Они казались самыми задумчивыми и настороженными из приближенных хана. Проходя мимо них, Льешо ощутил на себе пристальные, оценивающие взгляды, от которых не могла укрыться ни единая деталь одежды и поведения. Если он хотел добиться помощи хана, ему предстояло убедить в ее необходимости каждого из этих людей. Работа предстояла большая, и, судя по всему, она уже началась. Пришлось выпрямиться, развернуть плечи и наполнить достоинством каждый шаг.

Балар отметил изменившееся поведение брата быстрым нервным взглядом, однако Шокар счел необходимым последовать его примеру. Его вид оказался более солидным благодаря возрасту и стати. О том впечатлении, которое производили капитаны, волноваться не приходилось. Трое из них, словно тени или крадущиеся за дичью кошки, неотступно следовали за принцем; Каду и Бикси внутренней силой больше напоминали тигров, а Харлол своей гибкостью и грацией – леопарда. Огромный, словно шагающая гора, мастер Ден отбросил простецкий облик прачки. Он оглядывал все вокруг хитрым проницательным взглядом, больше всего напоминая мясника, который оценивает достоинства овечьего стада. Молодые воины не выдерживали подобного внимания и начинали неловко ежиться. Хотя учитель шел невооруженным, Льешо чувствовал себя рядом с ним совершенно спокойно.

Впрочем, неожиданно к лукавому богу подошла Карина и предостерегающе похлопала его по плечу:

– Болгай – мой учитель и друг мамы, так что не давай ему повода подумать обо мне плохо.

Льешо пока не заметил в шатре Болгая, но напоминание Карины говорило о его присутствии. Мастер Ден вовсе не удивился словам девушки, а лишь смерил ее веселым взглядом.

– О, госпожа меня стыдит! – воскликнул он и немного пригнулся, словно принимая удар.

– Да, если бы я смела! – рассмеялась Карина, однако Льешо было вовсе не до смеха.

– За все время своего испытания я не встретил еще ни единого человека, который оказался бы именно тем, за кого себя выдает, – пожаловался он.

Карина взглянула на принца с удивлением:

– Я – дочь своих родителей, которых ты знаешь, и целительница – это ты тоже знаешь. У меня были учителя – точно так же, как и у тебя, – и шаман Болгай – один из них. В результате всего этого из меня получился хороший лекарь, а вовсе не лжец.

Льешо не знал, что на это ответить.

– Но он же гарн.

Принц знал, что аргумент лишь разозлит девушку.

Так оно и вышло. Карина презрительно фыркнула и покачала головой, а потом ускакала прочь, благо что шаманский костюм позволял ей вести себя подобно тушканчику, которому она подражала.

– Ты держался молодцом, – заметил мастер Ден.

Вот так. Учитель смеется, Карина злится. Все в жизни перепуталось. Неужели жизнь может оказаться еще сложнее? И жизнь тут же доказала, что такое вполне возможно. Чуть впереди, на возвышении, сидел сам хан в окружении семейства. Поверх огня он внимательно следил за выражением лица гостя. Чимбай-хан, судя по всему, был немногим старше Шокара. Сидел он в той же позе, что и его придворные, – подняв одно колено и обхватив его руками. Одет он был в ярко-красный, расшитый золотом кафтан, с которым контрастировала длинная темно-синяя безрукавка. По одежде шла сюжетная вышивка: подол украшали волны, на коленях летали драконы, а к поясу поднимались облака. Грудь же по диагонали пересекали полосы. И высокая, в виде конуса, шапка, и полы безрукавки сверкали богатым золотым шитьем.

Справа от хана сидела средних лет женщина, одетая в такой же богатый, как и у хана, наряд, хотя и более скромной расцветки: ее костюм был выдержан в зеленых тонах. Огромный серебряный головной убор, украшенный коралловыми и черепаховыми вкраплениями, закрывал лоб драгоценными подвесками, доходившими до самых глаз. С первого взгляда улыбка женщины казалась приветливой, однако, взглянув пристальнее, Льешо едва не вздрогнул: глаза ее смотрели со змеиной холодностью и расчетливостью. Невольно вспомнилась госпожа Сьен Ма – но не в человеческом обличье, а в виде белой кобры, которую он видел во сне.