– Сколько осталось до восхода луны?
– Еще целых три часа, – быстро ответил Харлол, и Льешо кивнул, внезапно ощутив страшную усталость и печаль.
Нет, он не желал Каду для себя, но точно так же, как и тогда, когда Льинг выбрала Хмиши, сразу навалилось одиночество: он совершенно один в том мире, где все остальные ходят парами.
– Поспи, – словно поняв мысли принца, посоветовал Хабиба. – Пусть другие подежурят.
Волшебник как будто предвидел будущее, в котором больше не мог защищать своего подопечного.
Помоги мне, – мысленно взмолился Льешо. – Я проваливаюсь в страшную трещину мира, и никто не может меня спасти.
Принц позволил Бикси раскатать одеяло и даже не возражал, когда Хабиба уменьшил в лампе фитиль – теперь она едва мерцала. Но он не уснул. В тусклом свете Льешо проверил содержимое дорожного мешка и вытащил все дары госпожи Сьен Ма. Усевшись на одеяле в позе лотоса, он уставился на нефритовую чашу и задумался о бездонности ее зеленых глубин. Юноша знал, что это свадебная чаша. В каких-то давно ушедших жизнях он любил и был любим, женился; наверное, рождались дети, принося с собой и радости, и печали. Жизнь остается жизнью.
Потом он умер, но возродился снова. Какие же уроки принесла с собой жизнь? Что он узнал в том прошлом, в котором существовала вот эта прекрасная нефритовая чаша? Он прекрасно понимал, что невозможно определить ее стоимость – она попросту бесценна и всегда была бесценной. Был ли он всегда принцем или королем, во всех проведенных в реальном мире жизнях? Или же чаша могла рассказать иную историю? Может быть, он был просто бедным солдатом, а потом слишком высоко вознесся и обжегся, все потеряв? Льешо снова засунул руку в мешок и вытащил короткое, нашептывающее о смерти копье. Оружие само собой легло в руку. Это копье когда-то уже убило его, и все же оно принадлежало ему и только ему и испробовало немало вражеской крови.
Грядущая битва окажется битвой всадников. До сих пор удача позволяла противостоять врагам в пешем строю, однако степные каратели не ходили пешком. В свое время госпожа Сьен Ма учила и его самого, и Каду, и фибских телохранителей, как точнее стрелять из лука, сидя верхом, как атаковать копьем или мечом. После падения в Акенбаде запястье все еще болело, однако почти в полной темноте принц достал лук и попробовал тетиву – пальцы уже начали забывать ощущение натянутой струны. Потом почистил копье и аккуратно положил оружие на одеяло рядом с собой. Теперь можно было лечь и часок поспать.
Проснулся Льешо в полной темноте – погас даже тусклый свет лампы. Проснулся от собственного крика:
– Они убивают его! О Богиня, они же его убивают! – Что?
– Кого они убивают?
– Льешо, проснись!
Из множества взывавших голосов принц ответил лишь на последний – голос Хабибы.
– Помогите! – взмолился он, обеими руками сжимая грудь.
Сердце билось неровными толчками, ноги подкашивались. Земля поднялась навстречу, и он принял ее, свернувшись калачиком, как можно крепче, и катаясь, чтобы хоть как-то унять боль. Его пытали, оскорбляли и унижали – и просто ради удовольствия, и чтобы выместить все накопившееся за время неудачной экспедиции зло. Сломленного, залитого кровью собственных ран Хмиши все-таки заставляли идти пешком – до тех самых пор, пока он не терял в пыли сознание. После этого его привязывали к крупу лошади и с удовольствием слушали стоны и бессвязные восклицания. Боль оставалась неутоленной. Рядом ехали двое искусных целителей, но им не разрешали даже приблизиться.
Чьи-то грубые, но прохладные пальцы легли на лоб, пригладили волосы.
– Не бойся, ты в безопасности, среди друзей. Здесь он тебя не найдет.
Это Хабиба звал его, пытаясь вернуть из сна в реальность. Льешо вздрогнул и провел ладонью по глазам, пытаясь унять бешеный бег сердца, от которого леденело все тело. Хабиба лгал. Недавняя трагедия в Акенбаде доказала, что мастер Марко способен разыскать его где угодно. Но сейчас, на дороге в Гарнию, Хмиши мучил вовсе не волшебник.
– Он знает, что это не я.
– Нет, пока еще не знает, – возразил Хабиба. – В стране сновидений время ничего не значит – оно призрачно. Но скоро все, что ты видел, может произойти. Конечно, если мы не подоспеем вовремя и не спасем товарищей.
Льешо взглянул Хабибе прямо в глаза; что-то в этом взгляде заставило видавшего виды придворного волшебника ее сиятельства вздрогнуть и отвернуться.
– Он злится, потому что схватили не того юношу. Даже не пытается выяснить, что именно знает и может рассказать Хмиши. Надеется допросить Льинг. Сейчас же отчаянно бесится, а потому издевается над своей жертвой просто так, ради удовольствия. Но зашел он что-то слишком далеко…
– Кто, мастер Марко? – уточнила Каду.
Говорила она так же тихо, как и отец, боясь снова встревожить принца.
Льешо на секунду задумался, вспоминая сон.
– Нет, его там нет. Не понимаю, откуда он все узнал.
Больше принц ничего не объяснил. Сердце немного успокоилось, дыхание выровнялось. Теперь уже пришел стыд за свой ужас, обдавший все тело неприятным, липким, вонючим и холодным потом. Пот этот приводил в смущение, однако делать было нечего – что случилось, то случилось.
Товарищи поняли, что новых откровений не последует, и разошлись по своим углам, собираясь еще хоть немного поспать. Рядом с Льешо остался лишь Хабиба, он продолжал успокоительно поглаживать лоб юноши, не обращая при этом никакого внимания на собственные слезы. Волшебник шепотом произносил молитву:
– Великая госпожа, за что? Зачем? Ведь они еще почти дети…
Хабиба служил смертной богине войны. Если она в эту минуту слушала, то сразу поняла мысли Льешо.
Мы не дети и никогда ими не были.
Однако высказать это вслух принц не мог – слишком устал, измучился во сне; болело и сердце, и все тело. Хабиба и сам это поймет.
Лунный свет окрасил серебром двигавшуюся в прохладе ночи армию. Льешо вздрогнул, но вовсе не от свежести воздуха, а от суеверного страха перед жуткими образами, которые словно сон шевелились в его голове. Армия мертвых. Да, в этой утонувшей в лунном свете ночи казалось, что он ведет вперед армию мертвых. Лишенные и цвета, и самой жизни товарищи готовились к битве. Во главе колонны ехал Хабиба. Льюка и Балар затерялись среди соотечественников. Кунголу пришлось собирать наемные отряды, потому что государство Фибия давным-давно провозгласило себя мирным и не имело регулярной армии. Сейчас же и Кунголу, и самому Небесному Царству понадобились фибские воины, так что издревле практикуемые в качестве королевских упражнений боевые искусства пришлись весьма кстати. А потому среди фибских рекрутов братья-принцы чувствовали себя в такой же безопасности, как и среди хорошо обученных бойцов регулярной армии.
Харлол ждал, держа наготове коня Льешо.
– За багажом присматривает Собачьи Уши, – сообщил он. – А на случай битвы я уже назначил двух часовых из ташеков.
Это означало, что по крайней мере двое смогут избежать почти неминуемой смерти.
– Спасибо.
Льешо убрал лук и стрелы в притороченный к седлу колчан и повел плечами, пытаясь поудобнее устроить на спине копье. Ему предстояло ехать слева от Хабибы, словно в почетном эскорте генерала-волшебника. Харлол же уважительно, но непреклонно настаивал на том, что должен ехать впереди, чтобы первым принять бой и, если потребуется, погибнуть за Динху. Этого Льешо позволить не мог. Договорились на том, что ташек поедет рядом с Льешо, в первом ряду, как и подобает послу Акенбада.
Каду поднялась на битву в облике орлицы, для нее на луке седла Хабибы устроили специальное охотничье место. Скоро особый дар девушки сможет проявиться в полной мере.
– А это и правда она? – уточнил Харлол, выравнивая лошадь рядом с Льешо.
– Наверное.
По знаку Хабибы лошади тронулись, унося седоков в полный изломанных теней призрачный лунный пейзаж. Изъеденная ветрами тропинка вилась среди голых холмов, уводя путников все выше и выше, на горные плато Гарнии. Конь Льешо шагал широко и твердо, а потому принц не возражал, чтобы Харлол своими расспросами о Каду отвлек его от размышлений и видений.
