После этих слов они обнялись и крепко расцеловались, как люди, которые давно не виделись. Леонарда прервала объятия, чтобы спросить:

— А моя кузина Бертиль? Где она? Мне не терпится обнять ее.

Доброе лицо мэтра Гуте омрачилось, на глазах выступили слезы:

— Моя бедная жена покинула нас четыре года тому назад, и я до сих пор не могу утешиться. Сейчас мне помогает моя младшая сестра Магдалена, и хотя она очень трудолюбива, она все же не такая, как Бертиль.

Они снова обнялись со слезами на глазах, ибо Леонарда была из тех женщин, которые умеют хранить любовь, несмотря на долгую разлуку. Она очень любила Бертиль и теперь искренне оплакивала ее. Хозяин постоялого двора вспомнил о долге гостеприимства.

— Мы тут говорим о наших грустных семейных делах, а в это время эти благородные люди, которые пришли вместе с вами, томятся в ожидании.

— Вы кое-кого из них знаете, — сказала Леонарда, взяв Фьору под руку. — Помните ли вы господина Бельтрами, кузен?

— Как же я мог забыть его? Такой великодушный сеньор, такой любезный и который так любил петуха в вине! Мы его уже так давно не видели…

— Увы! Вы его никогда больше не увидите, потому что он тоже покинул этот мир. А вот донна Фьора, его дочь, гувернанткой которой я до сих пор являюсь.

Глядя на эту красивую молодую женщину, улыбавшуюся ему огромными серыми глазами, мэтр Гуте скрестил руки с большим удивлением, однако его горячность была не совсем искренней.

— Та малышка, которую мы окрестили здесь? Боже милостивый! Она стала настоящей красавицей! Как моя Бертиль была бы счастлива видеть ее!

— Что касается этого сеньора, — добавила Леонарда, — эта мессир Деметриос Ласкарис, личный врач мессира Лоренцо де Медичи, которого он направил с поручением к королю Франции. И еще Эстебан, шталмейстер мессира и… один наш друг. А теперь отведите нам комнаты и хорошенько покормите!

Сопровождаемые хозяином постоялого двора, к которому вернулось его хорошее настроение, все вошли в гостиницу, где Магдалена, очень похожая на своего брата пышным телосложением и добрым лицом, обняла Леонарду и сделала реверанс Фьоре. Она поднялась по лестнице впереди гостей, чтобы проводить их в самую красивую комнату. Это было просторное помещение с ковром на полу, огромной кроватью с пологом из зеленого бархата, с красивой бургиньонской мебелью, натертой воском, запах которого был сильнее букета дрока, стоящего на дубовом резном сундуке.

Несмотря на долгие годы отсутствия, Леонарда сразу же узнала эту комнату, куда Франческо Бельтрами восемнадцать лет назад принес ребенка, вырванного из рук злобного Рено дю Амеля, и где маленькая Фьора получила крещение. Она сказала об этом взрослой Фьоре, которая с взволнованным видом осматривалась вокруг, и решила оставить ее здесь на некоторое время одну.

Леонарда спустилась на кухню, где надеялась увидеть мэтра Гуте. Ей показалось, что только что он говорил каким-то странным тоном, упомянув, что Франческо Бельтрами давно не приезжал в «Золотой Крест», словно испытывал от этого удовлетворение. Таким тоном говорят, например: «И слава богу!»И старая дама решила узнать, в чем дело.

Она застала своего кузена за взвешиванием драгоценных специй, предназначенных для приготовления телячьего паштета, который один из поваров уже принялся готовить. Чтобы не отвлекать мэтра Гуте от важного дела, Леонарда подождала, когда все будет закончено, и только потом отозвала его в маленькую комнату, где хозяин постоялого двора занимался обычно бухгалтерией:

— Развейте одно мое сомнение, кузен! Только что внизу, когда вы сказали, что давно не видели мессира Бельтрами, мне показалось, что вы не очень-то этим огорчены?

— Как вы можете подумать такое, Леонарда? Это был такой хороший клиент…

— ..тот самый клиент, который в свой последний приезд оставил вам кругленькую сумму в оплату за небольшие, не совсем обычные дела, о которых он вас попросил. Маленькие безумства этого человека принесли вам немалые деньги. Хотя бы за это вы могли выразить сожаление.

Лоснящиеся щеки мэтра Гуте покрыл яркий румянец. Он бросил короткий взгляд на кухню, где вовсю кипела работа, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает:

— Немало золота, это так, но и «неприятностей не меньше. Вы намерены долго здесь пробыть?

— Ну и ну! — возмутилась Леонарда. — У вас своеобразные законы гостеприимства, не говоря о вашем понятии о коммерции! Мы можем хорошо заплатить, вы знаете?

— Не сомневаюсь, но поймите, что, говоря это, я думаю не столько о себе, сколько о вашей молодой спутнице. Кто бы мог вообразить, глядя на эту красавицу, что это та самая…

— Расхваливать красоту донны Фьоры вы будете в другой раз! Расскажите-ка мне лучше, что произошло здесь после нашего отъезда?

Трактирщик так понизил голос, что Леонарда вынуждена была наклониться к нему поближе, чтобы лучше слышать:

— Настоящий кошмар! Нам даже не удосужились сказать, что» найденная» малышка была на самом деле дочерью двух тех несчастных, казненных на городской площади. И мы не знали также, что мессир Бельтрами бросил Рено дю Амеля, связанного, с кляпом во рту в старом доме для чумных, где он чуть было не умер от холода.

— Чуть было не умер, всего-то? Очень жаль! — покачала головой Леонарда. — Но я не понимаю, почему вас поставили об этом в известность. Мессир Франческо знал, что делал, и не в его правилах было кричать об этом на всех углах. Итак, дю Амель все-таки выбрался оттуда? Кто же оказался его спасителем?

— Один крестьянин. Он как раз проходил мимо и .услышал стоны. Он-то и позвал на помощь. Это произошло через сутки после вашего отъезда.

— Нам еще повезло! И что же было дальше?

— Дальше все было совсем плохо! Мессир Рено отогрелся, пришел в себя, а потом началось такое! Несмотря на мои протесты, этот дом обыскали, чтобы найти человека, который «осмелился игнорировать правосудие сеньора»! Его, разумеется, не нашли.

— Это было бы удивительно! — слегка улыбнулась Леонарда.

— Я только сказал то, что я мог сказать: флорентийский торговец покинул Дижон накануне на рассвете и наверняка отправился в Париж, где у него были дела.

Ни я, ни жена не сказали ни слова о ребенке, хотя мессир дю Амель решил во что бы то ни стало разыскать девочку. Мы ничего не сказали и о святом отце Шаруэ, кроме того, что тот уехал в то же самое время, что и его новый друг. Это было тем более просто, что мы ничего не знали о его намерениях.

— А ваш родственник, каноник Сен-Бенина, который продал вам за большие деньги старую колясочку?

Он ничего не сказал?

— Никто о нем даже и не подумал.

— А ваши слуги, которые в курсе моего отъезда, все же что-то пронюхали. Разве их не допросили?

— Да, — ответил мэтр Гуте с видом оскорбленного достоинства, — но вам должно быть известно, что в мой дом входит не всякий, кто пожелает. Я очень серьезно отношусь к выбору своих слуг, и если они вошли в мой дом, они скорее дадут разрубить себя на части, чем рискнут быть выгнанными вон. Они вели себя так, как если бы они были глухи, немы и слепы. Они все как один поклялись, что мессир Бельтрами уехал в Париж, где он намеревался сдать в какой-нибудь монастырь найденного ребенка.

— За нами не было погони? — поинтересовалась Леонарда.

— Была. Городской судья послал людей в погоню за вами, но не в том направлении.

— Так, значит, все в порядке? Отчего же вам так не терпится выпроводить нас? Ведь все, о чем мы говорим, произошло много лет назад.

— Для некоторых, как, например, для мессира Рено, история по-прежнему актуальна, и если бы он узнал, что молодая женщина по фамилии Бельтрами находится в «Золотом Кресте»…

— Не понимаю, как он может узнать об этом, — удивленно вскинула брови Леонарда. — Он живет в Отоне, а ведь это не в двух шагах отсюда!

— Это он прежде жил в Отоне, — пояснил мэтр Гуте. — Теперь мессир Рено советник герцога и «лейтенант» канцлера в Дижоне. Это важная персона!

— Дьявол! Все эти назначения он получил в знак утешения за то, что оказался рогоносцем, так, что ли?