– Лев объявился, что ли? – спросил угрюмо. – Я так и подумал, когда услышал звонок. Ну идите, чего стали тут?

Женя поймала брошенный исподлобья угрюмый взгляд, а потом Эмма выволокла ее в приемную, поплотнее прикрыв начальственную дверь и бормоча:

– Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!

Строго говоря, Грушин старался не принимать заданий по телефону. Гарантируя клиентам полную сохранность их личных тайн, он настаивал на непременном визите в фирму. Соглашался встречаться и на нейтральной территории. Он говорил, что непременно должен поглядеть заказчику в глаза, чтобы увериться: частное сыскное агентство «Агата Кристи» не окажется замешанным в грязное или сомнительное дело, а то и прямое преступление, замаскированное обыкновенной бытовухой.

Однако семейная история Климовых оказалась нетипичной. Валерия Климова узнала о неверности супруга буквально по пути в аэропорт, отправляясь в зарубежную командировку. Уже в машине она спешно вскрывала скопившуюся за несколько дней служебную корреспонденцию. Среди вороха рекламных проспектов и прочей чепухи оказалась анонимка.

Каково бы ни было общепринятое отношение к анонимкам и анонимщикам, Грушин по опыту знал: на этот вид информации люди реагируют не менее болезненно, чем на письма или звонки конкретных авторов. А то и более! Кто-то неведомый, невидимый посвящен в самые сокровенные, а порой и постыдные тайны твои и твоих близких. Знать об этом мучительно! К тому же очень многие анонимки несут в себе достоверную информацию. А уж какие чувства движут «писателем» – вопрос десятый.

Валерии Климовой информация анонимщика показалась не просто достоверной, а очень достоверной. Было приведено слишком много деталей, чтобы усомниться. Причем не отвратительных деталей адюльтера (в этом смысле неведомый «доброжелатель» оказался на диво тактичен), а именно деталей климовской натуры. Этот надменный молчун, ее муж, как живой представал на страницах письма. Валерии, а потом и Грушину, когда ему зачитали текст анонимки, даже показалось, что соблазнительница сама донесла на своего приятеля. Бывало и такое, ни одной версии нельзя отметать при расследовании, справедливо рассудил Грушин. Но это потом. А сначала он все-таки принял заказ по телефону, уступая не слезам и отчаянию (Валерия Климова не плакала и вела себя достойно, хотя в голосе ее звучала истинная боль), а необычайной убедительности ее тона. Самым же весомым доводом оказалась сумма гонорара и готовность сделать половинную предоплату. Что и произошло часа через два: посыльный (назвавшийся шофером Климовой) привез в конверте деньги.

Дело представлялось Грушину не слишком замысловатым. И хотя такие элементарные слежки проводили обычно стажеры, а Евгения Кручинина считалась достаточно квалифицированным агентом, Грушин не мог отказать себе в удовольствии поставить ее «в угол». Тому были свои причины, и промах с Неборсиным имел к ним самое отдаленное отношение.

Эмма, впрочем, определила эти причины абсолютно точно!

– Вы что, в этом собираетесь кататься?!

«Этим» были шорты – отличные, цвета морской волны. Девочка-берейтор Алиса смотрела на них с отвращением:

– Вы себе все ноги о седло сотрете. Знаете, как сильно нужно сжимать коня коленями? Иначе он вас слушаться не будет. А седло – оно ведь очень грубое. Нет, это не пойдет. Нужно что-то вроде лосин. А лучше бриджи специальные, для верховой езды.

– Ну вот, здрасьте, – огорчилась Евгения. – А я так хотела сегодня прокатиться. Где же я сейчас бриджи возьму?

– И в кроссовках – не лучший вариант, – продолжала неумолимая Алиса, которая, похоже, задалась целью во что бы то ни стало помешать Жене приступить сегодня к выполнению задания. – Они не мобильные, они бесчувственные, в них вы не будете как надо ощущать стремя. К тому же при падении можете зацепиться за стремя язычком, и это для вас очень плохо кончится!

Женя представила, как валится с коня и цепляется за стремя… Она поклялась себе держать язык за зубами и даже сейчас на всякий случай покрепче стиснула рот.

– Да я про язычок кроссовок говорю, – с презрением глянула Алиса. – Ну ладно, для начала их можно оставить, только на будущее все равно придется позаботиться о сапогах для верховой езды. А вот шорты придется снять.

– Но у меня там только трусики, – стыдливо шепнула Женя, вспоминая кружевной треугольничек, для которого даже уменьшительно-ласкательный суффикс был великоват. И сегодня она, разумеется, пришла без парика. Вот если бы на ней были те же рыже-золотые локоны, что и в деле с Неборсиным, она могла бы прикрыться ими, подобно какой-нибудь леди Годиве, и обойтись без бриджей.

Воспоминание о Неборсине повергло Евгению в уныние, и, очевидно, это отразилось на ее лице, потому что суровое Алисино сердце вдруг смягчилось.

– Да не надо так огорчаться, – сказала она добродушно. – Что-нибудь придумаем. Например, наденете мои штаны. А я – шорты, тут чьи-то валяются. Я все равно не ездить буду, а вас на корде водить, а потом, когда уйдете, переоденусь.

Непонятный и страшноватый корд, на котором ее предстояло водить, Евгения оставила на потом. Так же, как огорчение от слова «водить». А как же верховая езда?! Она-то представляла, как летит по манежу, вздымая пыль и пригибаясь к шее норовистого скакуна, а клиент с восхищением таращит на нее глаза. Нет. Сегодня это совершенно не нужно. Сегодня она должна выглядеть как можно неприметнее, и, если для этого придется напялить на себя чужие бриджи, Евгения готова на все. Хотя в Алисе полтора метра росточку и не более тридцати килограммов весу. Это же эльф!

После пяти минут стонов, охов, вздохов и подтягиваний Женя наконец поняла, что даны ей были не простые штаны, а сшитые из шагреневой кожи. Мало того что она влезла в эту крохотную одежку, та оказалась ей даже великовата, словно сама Женя непостижимым образом уменьшилась в размерах. Вполне возможно, окажись здесь Эмма, Алисины «ползунки» пришлись бы впору и ей.

Чувствуя себя необычайно лихо, Евгения взвалила на плечо седло с надписью «Лоток» и вслед за Алисой отправилась в конюшню, где ожидал своей очереди зарабатывать для манежа деньги этот самый Лоток.

– Первым делом запомните, – поучала на ходу Алиса, – никогда не приближайтесь к коню сзади. Может лягнуть и даже насмерть зашибить, совершенно не желая этого.

Вдруг она прижалась к металлической стенке, сделав Жене знак:

– Осторожно, пропустите!

Ведя в поводу длинноногого рыжего коня, из денника с надписью «Балтимор» вышел надменный мужчина в идеально сидящих бриджах, синей ковбойке, кокетливом шейном платочке и кепи. На его ладных сверкающих сапогах, облегающих ноги, как перчатка, нежно позванивали маленькие шпоры.

– Пижон, – проворчала вслед Алиса. – Терпеть не могу таких вот, со шпорами.

Вдруг рыжий конь малость замедлил свое важное шествие, задрал хвост и свалил на бетонный пол сочащуюся паром кучку.

Алиса хихикнула, сморщив нос.

– Надо бы убрать, – сказала она, нерешительно оглянувшись, и двинулась было к лопате и метле, прислоненным к стенке, но тут дверца ближнего, пустого денника отворилась. Возникла сутулая фигура в замызганном трико и громоздком брезентовом фартуке, с двумя совками в руках. Терпеливо склонив кудлатую голову, фигура подобрала дар Балтимора и проследовала с ним во двор.

– Спасибо, дядя Вася, – с облегчением сказала Алиса. – Или это Ваныч? А, все равно спасибо. Хотя убирать следует тому, кто в данную минуту выводит лошадь. – Она проводила неприязненным взглядом надменную фигуру в кепи. – Пижон, «новый русский». Что вы так на него уставились? Ничего особенного, форс да шпоры.

Женя задумчиво кивнула. Ну, вот она и увидела своего клиента. Интересный мужчина, чем-то похож на покойного Неборсина. Такой же знающий себе цену. Правда, форсу много! И ему тоже тридцать пять. Критический возраст супружеских измен! По счастью, его не надо провоцировать на проверку супружеской верности. Судя по информации, адюльтер здесь в разгаре. В данном случае Евгении предстоит только слежка. В сочетании с полезным и приятным времяпрепровождением – верховой ездой.