– Ни к чему спешить. Отдохните как следует.

– Сударь, у меня не хватит средств на долгий отдых. Я намерена потребовать у кассиров отца хотя бы часть того, что мне причитается.

– Ах, дело только в этом? Тогда не беспокойтесь. Завтра же распоряжусь, чтобы вам отнесли на улицу Варенн… это ведь на улице Варенн?.. некоторую сумму на первые расходы. А затем мы вместе с вами посмотрим, как лучше обеспечить вас, не затрагивая ничьих интересов.

– А теперь, пожалуйста, вызовите мне карету.

– Ну что вы! Я скажу, чтобы запрягали. Вы отказались от крова, но хоть каретой-то, надеюсь, воспользуетесь?

Не дожидаясь ответа, Сан-Северо бросился к двери, распахнув ее с такой поспешностью, что Гортензия даже задумалась: желает ли он побыстрее вернуться к гостям или спешит от нее избавиться? Принц исчез прежде, чем она успела заметить ему, что здесь достаточно просто позвонить и незачем бежать на конюшню самому. Во времена Анри Гранье на любой звонок откликались по крайней мере два лакея, что бы ни случилось. Но, может быть, принцу просто надо было размять ноги, а заодно и потренировать слух своих людей? Гортензия чувствовала себя такой усталой, что все это на самом деле было ей безразлично. Единственное, что ей было нужно, это присутствие друга, а кто лучше ободрит, утешит, обласкает, чем мать Мадлен-Софи? А потом… в постель!

Принц появился мгновение спустя.

– Экипаж сейчас будет готов, – заявил он, потирая руки жестом, явно не свойственным знатному вельможе и потому шокировавшим Гортензию. – Завтра я сам заеду справиться о вас и привезу то, что обещал.

– Только поймите меня правильно! – холодно возразила Гортензия. – Я не милостыню прошу, а добиваюсь получить то, что мне положено по праву рождения. В мои намерения не входит всю жизнь провести в монастыре. Раз этот дом занят, мне придется искать для себя и сына подходящее жилище. Или, может быть, ваш договор о найме подходит к концу? Это было бы предпочтительней всего.

Смуглое лицо принца приобрело легкий кирпичный оттенок.

– Разве вы не собираетесь возвращаться в Овернь?

Вопрос этот явно заботил его больше всего, и Гортензия, пораженная столь грубой откровенностью, чуть не рассмеялась ему в лицо.

– Пока нет.

В этот момент лакей доложил, что карета подана, и это прервало беседу. Принц церемонно проводил свою гостью до парадного крыльца. На смену ариетте Моцарта теперь пришла песнь Шуберта, слышались голоса и звяканье бокалов. Взглянув в высокое окно в вестибюле, Гортензия увидела сразу два экипажа. В один из них слуга ставил ее багаж, а из другого, роскошного черно-желтого лакированного ландо, лакей с тысячью предосторожностей помогал выйти даме в богатом вечернем туалете.

– О, господи! Наконец-то она! – воскликнул принц. – Простите, графиня, я на минуту покину вас.

Он устремился навстречу вновь прибывшей, приветствуя ее и рассыпаясь в любезностях. Но дама того стоила. Гортензия залюбовалась широким пурпурным шелковым плащом, надетым поверх светло-серого платья. Замысловатая двухцветная шляпа роскошно сидела на черных блестящих волосах дамы, со смехом отвечающей на слишком восторженные комплименты хозяина. И не подумав извиниться за опоздание, она заявила, что задержалась в зоопарке, наблюдая, как ужинает жираф.

– Жираф! – вскричал Сан-Северо, силясь найти это забавным. – Когда же, дорогая, обожаемая графиня, вы перестанете мучить меня, своего раба?

– Когда перестанете меня приглашать. Что поделаешь, мой милый, к вам идешь, только когда ничего лучшего не остается.

Она смеялась, но Гортензия, сначала из деликатности отступившая в тень огромной античной вазы с черными ирисами и белыми лилиями, уже узнала этот голос, смех, это лицо… И, покинув свое напоенное ароматами цветов убежище, она шагнула на свет. Смех дамы резко оборвался, глаза ее округлились.

– Я не сплю? Гортензия? Здесь?

– Ну да, Фелисия, это я. А судя по всему, вы – это вы.

С одинаковым юным пылом обе бросились друг к другу в объятия под ошеломленным взором хозяина. Алое, словно кардинальская мантия, одеяние прильнуло к скромному плащу из черного сукна, и Гортензия почувствовала, как тает ее сердце вблизи давно разыскиваемой подруги. Она нашла Фелисию! Княжну Фелисию Орсини! Много лет они были врагами, а потом, в час печали, Фелисия оказалась ее самой ярой защитницей! Сколько раз, страдая от одиночества в Лозарге, Гортензия с тоской вспоминала непримиримый характер и гордую поступь южанки! А теперь, словно по мановению волшебной палочки, они встретились вновь! Гортензии даже почудилось, что в цепи ее бесконечных несчастий мелькнул, наконец, лучик надежды.

Фелисия первой перевела дух:

– Что вы здесь делаете? Я думала, вы в Оверни.

– Я только что приехала и собиралась поселиться здесь, в доме родителей. Я не знала, что им уже распорядились.

– А теперь, конечно, уезжаете? И куда?

– Хотела просить приюта у нас в монастыре.

– Я предлагал остановиться у меня… – вмешался Сан-Северо, чувствуя, что о его присутствии просто позабыли. Но вышло совсем некстати: Фелисия буквально испепелила его взглядом.

– У вас? Где нет даже женщины, что могла бы прислуживать ей? Да вы просто разума лишились, мой бедный Фернандо! Где вы воспитывались? У неаполитанских лаццарони?[1]

– Но что же вы мне прикажете делать?

– Правила галантности требуют, чтобы вы немедленно вернули госпоже… кстати, Гортензия, какая у вас теперь фамилия?

– Лозарг. Я вышла замуж за своего кузена Этьена и потеряла его почти сразу же после свадьбы. Я вдова, Фелисия!

– Правда? Как и я, – задумчиво протянула подруга. – Однако вернемся к нашему разговору. Итак, по-моему, с вашей стороны было бы очень красиво предоставить дом госпоже де Лозарг, а самому отправиться ночевать в гостиницу!

– Бог с вами, графиня! Разве вы забыли, что у меня полон дом приглашенных? И вообще нам с вами пора идти к гостям. Сейчас посажу госпожу де Лозарг в экипаж и…

– Нам с вами пора? Говорите только о себе, мой милый! Я наконец нашла свою подругу Гортензию и никуда ее не отпущу. И поскольку вы оказались не в состоянии предложить ей достойное пристанище, я увожу ее с собой! Велите подать обратно мой экипаж!

Гортензии вдруг показалось, что Сан-Северо сейчас заплачет.

– Но не уедете же вы сразу, как только приехали, ведь все вас ждут!

– Кто? Ваши любезные друзья из ведомства Полиньяка? Монбель, Герон-Ранвиль, Ла Бурдонне? Эти ничтожества? Мой дорогой Фернандо, вы должны только радоваться, что я уезжаю, ведь вам прекрасно известно, что я встречаюсь с ними лишь ради удовольствия наговорить им дерзостей! Хоть один вечер спокойно проведете!

– Но я так люблю, когда вы бываете у меня, Фелисия, дорогая…

– И напрасно!

– Это такое блаженство и так редко случается…

– Я просто оказываю вам услугу! Вы отлично знаете, что я как была, так и осталась бонапартисткой! Идемте, Гортензия, вам нужно отдохнуть!

– А как же наш вист?

– Благодарите небо, что я вас сегодня не обыграю!

В сопровождении принца, все более напоминавшего расквохтавшуюся курицу, обе дамы приблизились к карете. Но перед тем как усесться, Фелисия окинула суровым взором приготовленный для Гортензии экипаж.

– Ваш ли это экипаж, Фернандо? А где же тогда ваш кучер, где ваши гербы? Мне казалось, вы могли бы оказать больше чести госпоже де Лозарг.

– От вас ничего не укроется, дорогая графиня, – вздохнул Сан-Северо. – Если уж вам угодно все знать, мой Луиджи заболел. А экипаж этот совсем новый, к нему еще не успели прибить гербы. Целую руки, сударыни.

Он помог обеим дамам подняться в экипаж и отступил на шаг. Из окошка показалась головка Гортензии:

– Так не забудьте же свое обещание, принц. Я хотела бы как можно раньше все получить.

Он поклонился.

– Завтра же сам принесу на улицу Бабилон к графине Морозини.

– Не знаю, о чем речь, но сделайте обязательно! – крикнула Фелисия, пока экипаж отъезжал от дома. – Ох! – вздохнула она, откинувшись на обитое белым шелком сиденье, и лицо ее на белом фоне сразу стало похоже на камею. – Слава богу, я получила сегодня двойное удовольствие: встретила вас и избавилась от скучной компании.