…Она искала довольно долго: переворошила простыни, одеяло, подушки, даже в наволочку, даже под кровать не поленилась заглянуть. Потом задумчиво взглянула в окно.
Маловероятно, что человек, бросивший коробочку в комнату, вскоре после этого просочился сквозь решетку, чтобы забрать ее и уничтожить следы преступления. А уж если допустить это, следует пойти дальше и признать, что он непременно обшарил бы квартиру, не обнаружив хладного трупа ни на кровати, ни под ней. И нашел бы тайное убежище! Ведь при закрытой снаружи двери и охраняемых окнах ей просто некуда было деваться, кроме как провалиться сквозь землю!
И вдруг, влекомая внезапным подозрением, Тина пробежала через коридор и с силой крутанула ручку замка. Та повернулась как по маслу, дверь приотворилась, и порыв сквозняка коснулся босых ног.
Машинально заперлась, и вдруг ее шатнуло к стене. Опять зашлось, зашлось по-вчерашнему сердце…
Что это значит? Она ведь отлично помнит, как ломилась сюда ночью, а ручка замка стояла мертво, словно снаружи была заблокирована!
Ах, да все очень просто. Убийцы уверились, что с Тиной кончено, и ушли от двери. Только и всего.
Внезапный звонок заставил ее подскочить. И еще звонок, и еще!
Да ведь это телефон. Телефон, который ночью не работал!
Тина бросилась к аппарату и уставилась на него так пристально, словно не только вслушивалась в раздирающие ухо звонки, но и пыталась увидеть их.
Протянула руку к трубке… опасливо отдернула ее… а когда все-таки решилась поднять, звонивший, очевидно, уже утратил терпение: только короткие гудки были ответом на сиплое Тинино:
– Алло?..
Телефон, значит, работает. Дверь снаружи не заперта. На постели нет пустого баллончика. В воздухе нет даже намека на губительный газ. Раскрытый погреб и скомканный половик – вот единственные доказательства ночного кошмара.
Кошмара?.. То есть… страшного сна?
Ноги подогнулись, и Тина тяжело села на табурет. Прижала ладони к глазам. Ее разрывали два чувства: огромное, обессиливающее облегчение – и просто-таки лютая ненависть к самой себе.
Да… неудивительно, что Виталий периодически смотрел на нее как на сумасшедшую!
Эта ненависть к себе не оставляла Тину довольно долго и подвигла ее на свершение немалого количества бытовых подвигов. Она перемыла вчерашнюю посуду, затолкала в стиральную машину белье, и, пока умная итальянка удовлетворенно урчала, занимаясь любимым делом, Тина навела блеск во всей квартире. Убираясь на кухне, стыдливо отворачивалась от погребка и с особым тщанием прикрыла его половиком – этим памятником собственной дурости. Потом подкрепилась остатками вчерашнего копченого мяса и чаем, перегладила выстиранное и высушенное белье, подумав при этом, что отвращение к себе – чувство, оказывается, весьма продуктивное и в хозяйстве полезное. Обычно неглаженое белье копилось неделями, потому что гладить Тина терпеть не могла, а если она уж чего-то не любила, так не любила глобально, от всей души!
Наконец все дела были переделаны, ванна принята, дурная голова вымыта, и Тина стала посреди квартиры, рассеянно озираясь и отчаянно жалея, что больше делать нечего. Суета, как бесов, изгоняла остатки той жути, которая все-таки угнездилась во всех углах и с которой Тина ничего, ну ничего не могла поделать, как ни взывала к своему разуму и душевной (а также физической) трезвости. Да, да, да, глюки, вызванные, очевидно, коктейлем из легкого мозготрясения в сочетании с мартини и пренеприятнейшими разговорами. Тина уже замаялась повторять себе это, а по-прежнему было страшно.
Хотела заняться очередным полезным делом, поставив кассету «Элементарных навыков», замечательного сверхускоренного курса английского, однако кассету почему-то не нашла.
Включила телевизор.
– Страшная катастрофа произошла вчера около пяти часов вечера на пересечении улиц Калашникова и Стрелковой, – сообщила дикторша из телеканала «Диалог». – «Волга» на полной скорости врезалась в маршрутное такси номер сорок. К счастью, ни пассажиры, ни водитель «маршрутки» серьезно не пострадали, чего нельзя сказать о водителе «Волги». Им оказался Герман Серегин, директор печально известной фирмы «Элементарные навыки», в офисе которой недавно произошел страшный взрыв, унесший жизни четырех сотрудников и уничтоживший все имущество фирмы. Господина Серегина не было в офисе в момент взрыва, и вполне естественно, что у следственной группы, ведущей это дело, появились к нему некоторые вопросы. Однако теперь их едва ли удастся задать, ибо вчерашняя авария закончилась для Германа Ивановича весьма плачевно: он погиб. Информированные источники не отвергают версии о самоубийстве, однако, как нам стало известно, у Серегина было больное сердце, недавно он перенес микроинфаркт. Вполне возможно…
Тина рванулась и выключила телевизор. Только сейчас дошло, что речь шла о той самой аварии, в которой «участвовала» и она.
Ужас. Это ужас! Смерти, смерти, смерти…
Она заметалась по комнатам и вдруг почувствовала, что не может больше сидеть дома.
Но стоило представить, как страшно будет ходить, озираясь, по улицам, а потом возвращаться в населенную призраками квартиру…
Тина стояла посреди комнаты, чувствуя себя одновременно лебедем, раком и щукой, как вдруг снова зазвонил телефон.
Взяла трубку и буквально заставила себя прижать ее к уху, хотя ей так хотелось держать ее на расстоянии, словно оттуда мог раздаться «контрольный выстрел».
– Ал-ло?..
Фу, как дрожит голос, слушать противно!
– Тина?
– Да… Виталий, здравствуйте.
– Ох… – У него вдруг сел голос. – Ну, слава богу!
– А что такое?
– Да что-то вдруг за вас переволновался. Понимаете, меня тут совесть поедом ела, ну, я с самого утра начал вам названивать, чтобы извиниться. Буквально с семи часов. Вас что, дома не было?
Тина пожала плечами. Что сказать? Если она лежала под полом собственной квартиры, это как считается, была дома она или нет?
– А, просто я на ночь отключила телефон, да и забыла об этом, – наконец-то вывернулась. – Только сейчас включила, а тут и вы позвонили.
– Тиночка, вы меня простите, Христа ради, за вчерашнее, – покаянно сказал Виталий. – Честное слово, сам не знаю, чего это меня вдруг понесло!
– Да ну, чепуха, не будем больше об этом говорить, – промямлила Тина, мучительно придумывая, как бы затянуть разговор, продлить это общение с живым, реальным и, в отличие от нее, вполне нормальным человеком.
Чудилось, от звуков голоса Виталия даже в углах посветлело. Еще чуть-чуть, и кошмары окончательно уберутся туда, откуда пришли.
– Как насчет погулять, а, Тина? – осторожно спросил Виталий. – Погода, как говорится, шепчет!
У нее радостно дрогнуло сердце. Конечно! Конечно! С ним-то не будет страшно на улице. И потом Виталий ее, конечно, проводит, и она пригласит его зайти и будет занимать разговорами, пока не убедится, что дома вполне безопасно, никто не прячется ни в шкафах, ни под кроватью, никакое Кентервильское привидение не бряцает кандалами… или чем оно там бряцало, просто костьми? А если Виталий опять начнет…
Тина поморщилась, обнаружив, что ради избавления от ночных страхов она даже готова позволить Виталию некоторые вольности… о, самые маленькие, конечно!
Ладно, об этом сейчас она думать не станет, она подумает об этом потом. А пока с радостью согласилась:
– Охотно прогуляюсь. Где встретимся?
– Давайте за город съездим, хотите? – предложил Виталий. – До темноты еще далеко, вполне успеем насладиться какими-нибудь бескрайними просторами. Сделаем так: вы оденьтесь и поглядывайте в окошко. Я подъеду – вы сразу выйдете. Где-то минут через пятнадцать-двадцать, идет?
Тина выразила согласие, положила трубку и ринулась одеваться.
За город – это значит одеться по-походному, что ли? Но ведь, с другой стороны, они не на пикник едут, да и машина у Виталия, наверное, столь же представительная, как и он сам.