Да… Ломброзо тут утерся бы, это факт. Никакой патологической агрессии в чертах: лицо приятное во всех отношениях, можно сказать, даже красивое. И хоть зачернено, разумеется, донельзя, но список примет заставляет пожалеть, что женщина с такими внешними данными находила утешение только в объятиях «спящих красавцев» (в смысле, спящих вечным сном).

«Рост высокий, – читала Кира, – телосложение среднее (высокая, стало быть, и стройная), волосы русые, слегка вьющиеся, ниже плеч, носит их обычно заплетенными в косу («Как я», – кивнула Кира), лицо овальное, подбородок круглый, с ямочкой, рот средний, нос слегка вздернутый, глаза большие, цвет – серо-голубой или серо-зеленый, в зависимости от цвета одежды (или серо-красный, да? «В зависимости от цвета одежды»! Ну и примета!), брови прямые, ровные, невыщипанные…»

Нет, это надо же, какие подробности про мерзкую извращенку! Кира, к примеру, тоже не выщипывает бровей, однако не видит причин сообщать об этом всему прогрессивному человечеству! А не от хорошей жизни, видать, эта красивая и смелая подалась в расчленительницы…

Кира еще раз скользнула взглядом по портрету, мысленно «раскрасив» его перечисленными приметами, как в детстве – книжку-раскраску. Странное ощущение – будто она где-то видела эту зловещую красотку, причем совсем недавно. Буквально сегодня! Однако же Кира весь день провела на пляже. Так, может быть, на пляже и видела?

И вдруг ее осенило. Но ответ был слишком невероятен, чтобы вот так, сразу, поверить в него…

Кира собралась с духом – и наконец-то заставила себя признать, что серо-голубые или серо-зеленые глаза (в зависимости от цвета одежды!), а также невыщипанные брови в сочетании с недлинной косой она видела сегодня в зеркале.

Некрофилка и т. д. была схожа с ней как две капли воды. Как близнец с близнецом. Как Рем с Ромулом. Как Виола – с Себастьяном. Как Железная Маска с Людовиком XIV. Как сиамская Даша с сиамской Машей, наконец!..

Кира испытала сильнейшее желание оказаться как можно дальше от опасного плакатика. А вдруг сержант, который вкрадчиво прохаживается за спиной, ощупывая взглядом все подробности «среднего телосложения», тоже в детстве увлекался раскрасками?.. Убеждай потом его, что ты не эта, как ее там… А кстати, как ее зовут, эту коктебельскую Железную Маску?

Кира опасливо скользнула взглядом выше и прочла:

«За совершение тяжких преступлений разыскивается Москвина Кира Константиновна, 1968 года рождения».

«Надо же! У нее даже год рождения, как у меня!» – почему-то сначала подумала Кира, и только потом уже, через несколько секунд, до нее дошло, что год – это тьфу, ничего. Это еще не «надо же!». Ведь она и есть – Москвина Кира Константиновна. И, стало быть, именно она – совратительница несовершеннолетних, некрофилка, а также мастер «расчлененки». И за совершение тяжких преступлений разыскивается именно она…

Первым побуждением было сорвать глупое, оскорбительное объявление. Рука Киры непроизвольно рванулась вперед и вверх – и брякнулась о стекло. Если ее кровожадная тезка, Манана Лизуния, Эльвира Помалу и прочая преступная компания физически все еще разгуливали на свободе, то изображения их были надежно заключены в стеклянный ящик под висячим замочком. Любят они здесь, в Коктебеле, замочки висячие…

И в то же самое мгновение, когда Кира поняла, что незамедлительно ликвидировать инсинуацию не удастся, и уже собралась призвать на помощь милицию, она ощутила на своем затылке тяжелое дыхание. Знакомый сержант воздвигся за Кириной спиной и провозгласил:

– Документики попрошу… я извиняюсь!

Это «я извиняюсь», до ужаса не соответствующее протоколу, Кира отнесла только за счет того, что вид сзади все же позволил сержанту выяснить: нет, ну нет у нее лифчика под топиком! И ей хотелось хоть чем-то, хотя бы ладошками, прикрыться, когда, наконец оглянувшись, она тоненьким девчоночьим голоском виновато созналась:

– У меня нету с собой документов.

Тяжелые, небрежно вырубленные черты сержантского лица вмиг обострились и приобрели некий налет сурового, не побоюсь этого слова, профессионализма.

– А фамилия-имя-отчество ваши как будут? – осторожно, словно подкрадывался к неведомому злодею, поинтересовался он.

– Кира… Москвина, то есть Москвина Кира Константиновна, – ляпнула она, чувствуя себя кроликом под гипнотизирующим взором удава, и ноги у нее подогнулись, когда этот самый взор полыхнул нескрываемым торжеством.

Тут же Кира люто выругала себя за неуместную откровенность. Да назвалась бы как угодно, хоть Заремой Султан-Гиреевой! Конечно, эта дама зарезала соперницу ножом в районе Бахчисарайского фонтана, однако преступление было совершено из ревности, в состоянии аффекта… На такие дела суд должен взглянуть снисходительно. И это неоспоримо лучше, чем тот «мокрый» хвост, который тянулся за К.К.Москвиной!.. Однако Кира тут же вспомнила, что вышеназванная Зарема паспорта тоже не имела, да и понесла уже наказание: утопили ее, сердешную…

А сержант вцепился вопросами, как клещами:

– Где проживаете на данной территории? Санаторий? Пансионат? Частная квартира? Или диким образом? Или проездом здесь?

– Частная ква… квартира, – тихо проквакала до тошноты правдивая Кира, и огоньки нового оживления вспыхнули в сержантовых глазах.

– Чья квартира будет?

Кирина правдивость требовала ответить честно и прямо: «Не знаю, чья будет, это еще не решено: может, баба Нонна дом завещает внуку, сыну младшей дочери, а может, внучке, дочери старшего сына. Скорее всего оба они передерутся из-за бабкиного наследства!» Но она решила не углубляться в юридическую футурологию и опять призналась в суровом настоящем:

– Бабы Нонны Катигроб… – Голос ее жалобно дрогнул.

Сержант удовлетворенно кивнул. Его извращенный с младенчества слух не отметил ничего особенного в жуткой бабы-Нонниной фамилии.

– Приморская, 4а, – выдал его «компьютер», прикрытый от солнца милицейской фуражкой, чтобы не перегревался. – Так точно. Громадянка Катигроб докладывала, шо в ее хате квартируют две симпатичненькие дивчинки… – И он с превеликим сомнением оглядел Киру с головы до ног и с ног до головы.

«Черт бы тебя подрал! – обиделась Кира. – Если на мне «расчлененка» висит, так я уже и не симпатичненькая, да?»

– Пройдемте, – пригласил сержант.

– Послушайте, я не понимаю! – не возмущенным, как следовало бы, и вовсе не своим, а каким-то искательным, жалостным голосишком возопила Кира. – Вы что, приняли всерьез всю эту чепуху?!

Она возмущенно ткнула пальцем в фото с невыщипанными бровями и извращенными склонностями. Палец со звоном ударился в стекло и был схвачен на месте преступления бдительной милицейской пятерней.

– Поосторожнее с государственным имуществом! – предостерег сержант. – Пройдемте по указанному адресу! Надобно взглянуть на ваши документы!

Разумеется, на документы! На что же еще?!

Кира шла и маялась неправдоподобностью ситуации. Ужасно хотелось пустить в ход свое красноречие, ум, обаяние, внешность, в конце концов! Удерживала не гордость и даже не сознание полнейшей бесперспективности. Кира просто боялась, что, открыв рот, жалобно застонет: изделие итальянского папы Карло мог без ущерба для походки и здоровья носить только Буратино. Ноги-то у него деревянные…

«Дойдем – сразу переобуюсь, даже если меня за это посадят», – отважно поклялась себе Кира.

Она даже всхлипнула от счастья, завидев дом бабы Нонны, осененный раскидистыми абрикосами и увитый любимым Кириным гамбургским мускатом. От калитки вела бетонная дорожка, и Кира, выдрав из кожи врезавшиеся ремешки, босиком заковыляла к крыльцу, взывая:

– Баба Нонна! Это я, Кира! Алка не вернулась?

– Чего орешь, как скаженная?! – последовал ответ, и Кира от изумления даже споткнулась на ровном месте.

Не слабо, однако… Еще с утра Кира (как, впрочем, и Алка) была исключительно голубонькой и ясочкой. Hеужто на бабу Нонну так подействовало явление Мыколы с этой его угрожающе расстегнутой кобурой на бедре?