– Вот! – радостно воздев палец, выкрикнул Золотов. – Советую тебе лучше язык откусить, чем продолжать свои клеветнические измышления! – И он вылетел в коридор, как «русская ракета» Павел Буре вылетает на хоккейную площадку.

– Господи! – простонала Александра. – Какая я дура! Я же просто хотела помочь!.. Я ведь врач, я ваш участковый врач!

– У тебя курнуть есть? – оживленно перебила ее дочь Золотова. – Сижу без кайфа уже целый день. Скоро и правда врача вызывать придется, только не участкового, а «Скорую», ломку снимать.

В коридоре раздался топот воинственных ног.

– Слушай! – В новом проблеске альтруизма Александра вцепилась в тощенькую лапку Алины. – Слушай меня внимательно! Несколько дней назад… сегодня какое число?

Алина пожала плечами. В глазах ее плавал туман.

– А какая разница?

– Меня похитили вместо тебя! Трое мужчин, один говорит с явным кавказским акцентом, на руке у него – вот здесь! – уродливый расплывчатый шрам.

– Да ты чо?! – воздела бровки Алина.

– Честное слово! За тобой идет охота, ты должна быть осторожной, а лучше – на некоторое время уехать из города. И пусть поостережется твой отец!

– Уехать? А куда-а? На Гава-а-айи? – зевнула Алина.

Она даже не успела закрыть рот. Дверь распахнулась, и серые рубоповские тела одно за другим начали вваливаться в комнату. Александра не моргнула и глазом, как была схвачена, стиснута и увлечена вон из комнаты, затем из квартиры (перед ней мелькнуло и исчезло злорадное лицо Золотова), а потом грубо стащена вниз по лестнице. И при этом было у нее такое ощущение, будто злою волшебною силою она оказалась перенесенной в царство глухих. Все ее бессвязные, но отчаянные восклицания типа: «Я участковый врач Александра Синцова, меня похитили неизвестные, приняв за Алину Золотову, отпустили только сегодня, Алине грозит опасность, следующей жертвой будет она, я должна предупредить!» – оставались безответными. Однако серые тела были все-таки наделены даром речи.

– Щас предупредишь, – миролюбиво сказало одно из них, двухметроворостое, с косой саженью в плечах. – Щас мы тебя в вытрезвиловку свалим – и предупредишь.

Опять это мерзкое слово!

– В какую вытрезвиловку? – воскликнула Александра. – Я совершенно трезвая!

– Да? – глумливо уточнило серое тело. – Ну, если ты трезвая, то я – пирожное «Наполеон»! – И толчком ноги тело распахнуло дверь подъезда, совсем близко к которой стоял серый милицейский «рафик».

При мысли о том, что ее сейчас опять куда-то повезут, где-то запрут, опять начнутся издевательства, и, значит, в ближайшем обозримом будущем принять душ и переменить белье вряд ли удастся, Александра издала поистине звериный вой и начала сражаться за свою свободу с такой энергией, что серые тела вынуждены были ослабить хватку и даже как бы замешкаться. Из «рафика» выскочил еще кто-то и кинулся на подмогу к своим, но глянул мельком на Александру и споткнулся.

– Александра Егоровна! – воззвал он с неподдельным изумлением. – Что с вами?!

Александра замедлила частоту рукомахов, обернулась на этот, столь давно ею не слышимый, человеческий голос, и напрасно, потому что сейчас же была взята мертвым захватом под чью-то крепкую подмышку, и перед глазами у нее все поплыло. Однако тотчас хватка ослабела, чьи-то руки вцепились в нее и принялись тереть виски снегом, приговаривая:

– Что вы, Александра Егоровна? Да вы, парни, охренели?! Это ж докторша! Она мою жену лечила!

Александра приоткрыла глаза и вгляделась в веснушчатое обеспокоенное лицо. Убей бог, она не могла вспомнить этого человека, однако слабо улыбнулась ему и вежливо сказала:

– Здрасьте! – А потом, завороженная жалостью, мелькнувшей в голубеньких глазах, завела свою прежнюю шарманку.

На сей раз ее хотя бы слушали. Александра полувисела в крепких объятиях веснушчатого лица, а серые тела смотрели со скучающим выражениям.

– Да господи же! – вдруг оборвала сама себя Александра и выпрямилась. – Вы мне все-таки не верите?! Да о моем исчезновении обязательно должна была заявить сестра! Вы можете уточнить, это элементарно!

Серые тела переглянулись, и одно из них, самое, по-видимому, любопытное, ринулось в кабину. Александра продолжала темпераментно рассказывать о своих злоключениях, однако буквально через минуту ее речь была прервана возвращением любопытного тела, которое скучным голосом сказало:

– Никакого заявления. Врет она все. Что и требовалось доказать. Хватит травить баланду, поехали!

– Погодите! – воскликнул веснушчатый. – Ребята, давайте ее отпустим. Ну, выпила женщина, крыша и поехала.

– Я не пью, вы что, с ума сошли? – гневно воскликнула Александра.

– Да нет, Александра Егоровна, – вежливо возразил ее заступник, – иногда пьете. Во всяком случае, сейчас от вас, прошу пардону, разит, как от винной бочки.

– Скажи – от водочной цистерны! – буркнул двухметровый рубоповец.

Александра закрыла лицо руками.

Какую же свинью подложили ей на прощанье похитители! Какую же подлянку устроили, заставив проглотить эти несколько капель водки и «нечаянно» облив свитер! Неудивительно, что от нее все носы воротят и ни одному ее слову веры нет, хотя она трезва как стеклышко.

– Да вы успокойтесь, Александра Егоровна, – ласково зажурчал над ухом голос веснушчатого милиционера. – С кем не бывает? Иной раз придешь с дежурства, так вмажешь с устатку, что потом полночи зелененький криминал по углам ловишь. Вы вот что – вы лучше идите домой. А хотите, мы вас подвезем, вы ведь налегке, а морозы уже начались. Садитесь в машину, полминуты – и вы дома. Где живете-то?

– На Коро… – начала было Александра, да осеклась. – Нет. Я сама пойду. Я вам не верю! Дайте только два рубля на трамвай и оставьте меня в покое. А деньги я вам завтра же верну. Принесу в отделение.

Веснушчатый протянул ей на широкой ладони монетку.

– Бог с ними, с двумя рублями, – сказал он великодушно. – И если хотите, идите, конечно, домой ножками. Вы, главное дело, не заболейте. И лучше это… вам бы не надо…

Он замялся, словно школьник на уроке, забывший стишок.

– Пить надо меньше! – великодушно подсказал его крупногабаритный коллега. – А лучше вообще не пить, ежели головенка слаба!

Вслед за тем серые тела разом откозыряли Александре, вскочили в свой «рафик» и скрылись за углом.

Она опять потерла лицо снегом. Вскинула голову и нашла на пятом этаже закрытые светлыми жалюзи окна Золотовых. Покачала головой – нет, хватит на нее сегодня альтруизма, пора и о себе позаботиться! – и нетвердо зашагала со двора, думая сейчас только о том, какого же сваляла дурака, не попросив у благожелательного мента еще двух рублей – на автобус, потому что до трамвая еще топать да топать, а ноги у нее подкашиваются.

Но ничего, дошла худо-бедно! Подняв воротник свитера и спрятав в него лицо, она бегом пробежала всю улицу Бориса Панина до самой до Ошарской и, догнав уже отходящий 27-й трамвай, вскочила на заднюю площадку. Вагон был практически пуст, а кондукторша, вероятно, уже слишком устала от жизни, чтобы поднять глаза выше Александриной ладони, с которой она взяла двухрублевую монету и на которую положила билет. Как медленно идет трамвай! Но ничего, вот уже и Ашхабадская, Александре выходить на следующей. На работе ее, конечно, потеряли, но и думать нечего завалиться туда в таком виде. Нет, сначала домой, в ванну, поесть по-человечески, успокоиться.

– Остановка «Студеная»!

Александра вылетела из вагона и понеслась боковой улицей к своему дому. Двор пуст – повезло. Она ворвалась в подъезд, молясь, чтобы не попался на пути никто из говорливых и болтливых соседей, как вдруг сердце больно толкнулось в груди. А ключ? Ключ остался в ее куртке, которая сгинула в безвестности. И если Карины нету дома, не миновать стать идти за запасным ключом к соседке Лидии Ивановне, которая, конечно, добрейшей души человек, но ее языком можно опоясать землю по экватору – и еще на полраза останется!