Зная, как трудно вести машину в таком тумане, Альдо больше не задавал вопросов. Они продолжили путь в молчании и без приключений добрались до старинного и в самом деле очаровательного особняка, перед которым Теобальд и остановил автомобиль. Особняк был построен из красного кирпича, прекрасным дополнением к которому служили чудесно сохранившиеся кованые узорчатые решетки.
— Если небо хоть раз ниспошлет нам сколько-нибудь сносную погоду, на что пока что надежды мало, ваше сиятельство оценит прелесть и красоту этого старого аристократического квартала, теперь отчасти ставшего лондонским Монпарнасом. Здесь в основном селятся художники, скульпторы, студенты, увлеченные изящными искусствами, повсюду царит атмосфера беспечности, богемы и…
— Твой рассказ чудесен, — прервал Альдо это лирическое отступление. — Но, признаться, богема меня как раз и смущает…
И напрасно. Бывшее жилище Данте Габриэля Росетти, некогда названное «домом королевы» в честь Екатерины Браганцы, и ныне привлекало своей исключительной красотой.
Гость застал хозяина у камина, где полыхал огонь, в пламени которого сгорела уже не одна кипа яростно разорванных в клочья газет.
Теплый тон бледно-зеленых бархатных портьер и множество разнообразных пестрых ковров произвели на Альдо приятное впечатление, и вся атмосфера гостиной, в которую он попал, показалась ему уютной и гостеприимной, тем более что неподалеку от беломраморного камина друзей ожидал накрытый стол.
— Ты прибыл точно ко времени! — воскликнул Адальбер, вставая ему навстречу и отряхиваясь. — При таком тумане это просто невероятно! Ты хорошо доехал? Нет, видимо, неважно, — сейчас же поправился он. — Вид у тебя усталый и озабоченный. Пойдем-ка, я покажу тебе твою комнату!
Теобальд и здесь все чудесно устроил: удобное кресло было придвинуто у камина, в котором уютно потрескивал огонь, на столе стояла ваза с дивным букетом свежих роматиек, так мило ожививших строгость обстановки и темную зелень бархатной обивки.
— У тебя тоже забот хватает, — проговорил Альдо с едва заметной улыбкой. — Гробница, открытая этим Картером недалеко от Луксора…
— Чудовищное везение! — со вздохом отозвался Видаль-Пеликорн, уставившись в потолок. — Надо же, чтобы сохранилась нетронутой гробница Тутанхамона, фараона не слишком значительного, зато скопившего за свое недолгое восьмилетнее правление столько богатств! Просто немыслимо!
Я не могу без слез вспоминать о моем дорогом учителе, господине Лоре, который столько сил потратил, ведя там раскопки, и ничего не нашел… Конечно, мы, бедные французы, не получаем таких сумм от меценатов, у нас нет лордов Карнавонов!
Как бы я хотел посмотреть на нее поближе!
— Так за чем дело встало? Кстати, ты узнал что-нибудь о «Розе»?
— Почти ничего нового. Я искал уже в двух местах, пока что безрезультатно. Я написал Симону, спросил, нет ли у него каких-нибудь новых сведений. Признаюсь, я начинаю терять надежду…
— И об Экстон-Мэйноре по-прежнему ничего?
— По-прежнему ничего. Такое впечатление, что супруги Килренены живут душа в душу. Но, видимо, у Ян Чанга какие-то неприятности, которые и помешали претворению в жизнь его планов. Об этом пусть тебе лучше расскажет птеродактиль, я пригласил его к ужину. Да, расскажи наконец, что тебя сюда привело?
Вместо ответа Альдо подал ему письмо Анельки.
— Так-так! — пробормотал Адальбер, прочитав его. — Ее дело тоже никак не сдвинется с мертвой точки. Через неделю состоится суд. Сперва, глядя на тебя, я пожалел, что позвал Уоррена, а теперь начинаю верить, что поступил правильно.
— Ты даже не представляешь, как это кстати. Мне просто срочно необходимо официальное разрешение на свидание с ней.
— Ну, ты уж так не торопись. Вначале оглядись, приведи себя в порядок, отдохни немного! Ужин в восемь.
Если ты полицейский, это вовсе не лишает тебя возможности быть светским человеком, и поэтому безупречный смокинг шефа полиции ничем не уступал парадной одежде князя Морозини и Адальбера Видаль-Пеликорна.
— Рад вас видеть, — проговорил Уоррен, пожимая руку Морозини. — Я выбрался сюда исключительно ради вас!
С делом леди Фэррэлс у нас возникли серьезные проблемы…
— Я надеялся, что, выяснив, каким именно образом был отравлен ее муж, мы докажем ее невиновность.
— Вы же понимаете, что этого недостаточно. Во-первых, остается подозрение в сообщничестве с другим убийцей, если таковой на самом деле существовал, во-вторых, один из слуг неоднократно показывал, что видел леди Фэррэлс одну в кабинете мужа…
— Но, полагаю, она хозяйка в своем доме и может зайти в какую угодно комнату!
— И, наконец, почему она упорно отказывается помочь и отцу, и своему адвокату, и даже мне разыскать этого проклятого поляка?
— Может быть, мне она все расскажет? Она меня вызвала сюда вот этим письмом…
Уоррен быстро пробежал глазами листок.
— Завтра вам будет дано разрешение на свидание с ней.
Я передам вам его через караульного. Должен сообщить вам: когда ей сообщили о вашем отъезде в Венецию, от отчаяния с ней случилась настоящая истерика.
— От отчаяния?
— Спросите Сент-Элбенса, он вам это подтвердит. Нет, благодарю, шампанского мне не нужно, — обернулся он к Видаль-Пеликорну, протягивающему ему бокал. — Вино я пью только за обедом, и то не всегда.
На самом деле птеродактиль пил гораздо чаще, причем никогда не хмелел. Альдо, хранивший молчание на протяжении почти всего ужина, с удивлением отметил, что за время его отсутствия археолог с полицейским по-настоящему сдружились. Это было довольно странно, но из этой дружбы можно было явно извлечь пользу. В основном собеседники обсуждали новое открытие, и с их слов Альдо понял, что оно взбудоражило всю Англию. Адальбер сдерживал себя при госте, стараясь не высказывать своего недовольства слишком рьяно.
Он был предельно мил и доброжелателен, но, слушая их милый светский разговор, в котором Адальберу не раз представлялась возможность блеснуть эрудицией, Морозини все более раздражался. Воспользовавшись паузой, когда Уоррен увлекся неизменным ростбифом, без которого ужин для истинного англичанина немыслим, он спросил:
— Кстати, вам удалось отнять у Ян Чанга алмаз Карла Смелого?
— Нет. Несмотря на обыск, который мои люди произвели в «Красной хризантеме» и в его лавке. Зато нам удалось убрать его на время со сцены. Чанга предала подружка одного из братьев Ю. Мы устроили ему засаду. Его взяли на корабле, как раз в тот момент, когда он получал значительную партию опиума и кокаина. Китаец утратил свое обычное хладнокровие, стал стрелять и ранил двух полицейских… С ним вместе забрали и многих его сообщников.
— А как поживает леди Мэри?
— Тише воды ниже травы. Я сам допрашивал китайца и намекнул ему, что подозреваю, у кого на самом деле алмаз, но он так и не выдал свою сообщницу. Он человек огромной выдержки и не спешит пускать в ход этот козырь.
— До какой степени она замешана в убийстве Хэррисона?
— Думаю, она сыграла роль старой леди, которая приходится ей родственницей, успев заблаговременно добиться расположения всех слуг старухи, известной своей скупостью. Вот почему была и компаньонка, которая ее сопровождала, и машина, если только она не брала ее напрокат. Пойнтер пытался распутать это дело, но у него ничего не вышло. Так что работы хватает. А наша очаровательная леди наслаждается всеми удовольствиями светской жизни и не упускает выгоды от того внимания общественности, которое привлекла к ее мужу пресса из-за процесса леди Фэррэлс. В ее доме, за которым мы продолжаем следить, каждое воскресенье устраивают приемы.
— А муж по-прежнему ничего не знает?
— О замыслах жены — нет. Я же сказал, что хочу поймать ее с поличным. Но об угрожающей ему опасности он предупрежден. После ареста Ян Чанга я в беседе с ним «между прочим» сообщил, что, по некоторым сведениям — источника я не уточнял, — китаец готовился осуществить набег на его собрание императорских драгоценностей. Так что он в курсе, пусть сам примет меры, это уж его дело.
