Зверь вырвался. Тан прыгнул на клинки.

Он дрался отчаянно, не сдерживаясь и не размышляя, отдавшись во власть чудовища, что дремало в нем целых полтора года. И зверь ярился, беря реванш за долгое заключение.

Кольчуги рвались под пальцами, ставшими крепче стали. Удары вгоняли головы в плечи, ломали руки, прошибали ребра. Брызги крови алым туманом плавали в воздухе, оседая на мертвых телах. Сигмон не бил, он убивал. Шел по телам, пытаясь утопить ярость в чужой крови. Бывший курьер испуганно прятался внутри тела, покрытого чешуей, а во дворе таверны плясало кровавый танец самое настоящее чудовище.

Сначала он не понял, откуда взялась противная слабость в ногах и почему стали закрываться глаза. Показалось, что кто-то все же достал клинком и нужно только чуть подождать, пока закроется рана. Тан отступил, и трое уцелевших, не веря своему шальному счастью, метнулись к забору. С разбега запрыгнули на острые доски, раскорячились, как на дыбе, теряя на ходу сапоги, оставляя клочья одежды на остриях. Сигмон мотнул головой, прыгнул следом – зверь не желал упускать добычу – и взвыл от боли. В животе словно запалили факел. Боль плеснула вверх по горлу, криком вырвалась наружу, и только тогда Сигмон понял: отрава. Носатый хозяин таверны подсыпал ему какую-то дрянь в мясо!

Забыв о беглецах, тан рванулся к дверям. Он жаждал крови негодяя, хотел забить ему в глотку весь его дрянной обед... Но у самого крыльца его скрутило окончательно. Свет в глазах померк, голова налилась свинцом, а ноги подкосились. Из последних сил тан сделал несколько шагов вперед, споткнулся о ступеньки и навалился грудью на дверь. Ухватился за нее, сорвал с петель, отбросил в сторону, шагнул в таверну, выставив вперед руку... И замертво рухнул на пол.

Сначала боль кольнула щеку. Потом прыгнула в шею, скользнула меж лопаток вниз и полыхнула костром в пояснице. И только тогда Сигмон застонал и открыл глаза. И заморгал, пытаясь избавиться от серой дымки застившей взгляд – то ли туман, то ли дождь... Ночь, понял он. И очнулся.

Каретный сарай, посреди которого сидел тан, был пуст и темен. Сквозь дыры в крыше сочился лунный свет, но Сигмон и без него прекрасно все видел. Да и смотреть особо было не на что – обычная мастерская с верстаком, разобранными телегами, упряжью, развешенной по стенам... Вот только узник в колодках выбивался из привычной картины.

Сначала Сигмон не поверил глазам – таких оков он раньше не видел, хотя ему довелось побывать во множестве узилищ. Больше всего это напоминало кузнечную наковальню, разрезанную пополам. В нижней части сделали отверстия для ног, в верхней – для рук. Потом поставили друг на друга, и конечности пленника оказались вмурованы в огромный кусок металла. Он был невысок – как раз такой, что сидящий тан мог спокойно опустить голову на шершавую верхушку. Так он и сидел, согнувшись пополам и касаясь земли только седалищем. Это были самые крепкие оковы, какие только видел Сигмон. И это ему сразу не понравилось.

Он заворочался, попытался сдвинуть верхнюю часть колодок, но она оказалась прикована к нижней. Наверно, на той стороне были скобы, что связывали две части в единое целое. Тан их не видел и дотянуться до них не смог. Он пошевелился, пытаясь раскачать огромный кусок металла, но не преуспел – противная слабость разлилась по телу, а в животе вспыхнул комок боли. Отрава!

Сигмон застонал и прислонился щекой к холодным колодкам. Он ослабел настолько, что вряд ли сейчас мог бы порвать даже простые веревки. Быть может позже, когда он немного придет в себя, ему удастся разломать эти проклятые наковальни! Позже... А что было раньше? Он помнил двор, помнил обед, помнил нападение... Ворон! Тан сжал зубы, вспоминая предсмертный стон жеребца. Им это даром не пройдет, они ответят за все, что сделали. Они...

Тан вздохнул. Конечно, это ловушка. Эти загадочные «они» ждали его, устроив засаду по всем правилам. Отрава должна была свалить его прямо в таверне, за столом. Он просто слишком рано встал, почуяв беду. Засада во дворе была ерундовой, просто жалкой – без отравы он бы легко из нее вырвался. Солдаты и не собирались драться, просто должны были задержать жертву до тех пор, пока не подействует яд. А потом оттащить ее в темный сарай и заковать в кусок железа. Яд? Скорее – снотворное. Сигмон понял, что был нужен им живым – не зря стрелы разбивались о плечо. Лучники не промахивались, они били точно в намеченную цель. Просто не знали, что жертва закована в кольчугу от шеи до пупа. Значит, они не знали, кто он.

Пошевелив пальцами рук, тан снова вздохнул. Уже легче. Если они не знают, кто он такой, значит, есть шанс выбраться из этой переделки. Он сможет удивить тюремщиков, и очень скоро – надо только немного отдохнуть. Немного передышки, слабость уйдет из тела, и тогда... Но зачем им пленник? И почему такие странные оковы, явно рассчитанные не на человека, а на чудовище? Быть может, в таких держат упырей?

Сигмон тяжело заворочался, пытаясь устроиться поудобнее. Потом поднял голову, прикрыл глаза и открылся ночи. Он слушал ее, грубо тискал, как матрос портовую шлюху... И нашел то, что искал. Горько усмехнулся.

Там, снаружи, ждали кровососы. Четверо Старших из Дарелена. Сигмон привычно поискал пятого – и нашел. Он стоял у самых дверей сарая, но не входил. Значит, упыри. Сигмон сглотнул – в горле пересохло. Что может быть желанней для кровососа, чем охотник на вампиров – ослабевший, беспомощный, закованный в железо? Или они не знают? Может, жители городка просто откупились им от тех, кто каждую ночь собирал кровавую дань? Быть может, его сменяли? Теперь для жителей Дарелена каждый незнакомец – подарок судьбы. Это чья-то спасенная жизнь, чей-то шанс дожить до следующего рассвета.

Тан тихо рассмеялся. Каков глупец! Прятался от вампиров, хотя на самом деле нужно было бояться людей – больше, чем кровососов. Как всегда – пробираться тайком, не показываясь на глаза. Никому. Он слишком размяк после Ташама. Рон, Корд, Тир и даже рыжий Дарион, что прикрывали ему в бою спину – они заставили его поверить в то, что он тоже человек. Что можно больше не опасаться людей, жить с ними в мире, чувствовать себя своим. Как он ошибался!

Сигмон хотел рассмеяться, но вампир, стоявший за дверью, сделал шаг вперед, и тан подавился смешком. Дверь сарая распахнулась, лунный свет ударил в спину темной фигуре Старшего. Тан вскинул голову – он не собирался притворяться, что спит или еще без сознания. Если он еще жив – значит, он нужен упырям.

– Эй, – сказал он. – Что же вы встали в дверях? Проходите, сударь, будьте как дома.

Вампир, отзываясь на приглашение, медленно подошел к пленнику. Темнота Сигмону не мешала, и он с интересом взглянул на врага. Тот оказался сухощавым молодым человеком, на вид не старше самого Сигмона. Когда тан рассмотрел длинные черные волосы, что обрамляли узкое лицо с высокими скулами, сердце тревожно сжалось: на миг показалось, что на него смотрит Арли. Но в следующий миг он понял, что и на этот раз ошибся.

– Проклятье, – хрипло выдохнул тан.

– Здравствуй, Сигмон, – тихо сказал Риго. – Вот мы и встретились.

Совещание в спальне короля затянулось, и Эрмин так и просидел весь вечер – прижавшись ухом к тонкой деревяшке. Ночью, когда вечерний совет наконец закончился, он выпрямился со стоном. Мышцы затекли, и графу пришлось даже немного посидеть на полу, пережидая приступ слабости.

Когда маршал и маги ушли, король позвал Эрмина. Тот, едва переставляя ноги, выбрался из своего убежища и по обыкновению уселся на край королевской кровати. Переведя дух, он повторил для Геордора все, что тот упустил во время разговора: обратил его внимание на некоторые слова маршала и поведение одного из магов. Но король едва ли слышал советника. Он засыпал – бессонные ночи лишили монарха последних сил. Сам Эрмин тоже едва держался на ногах. Беседа вышла скомканной.

Попрощавшись с Геордором, граф вышел из спальни через потайной ход и очутился под главной лестницей. Близилась полночь, и замок готовился ко сну: слуги погасили все свечи в залах и масляные фонари в коридорах.