Дубинку тан потерял в свалке. Кинжал он успел воткнуть в одежду, проколов насквозь ворот кожаной куртки, и теперь тот болтался из стороны в сторону, царапая чешую на груди. Ему очень хотелось взяться за клинок и обрубить холодные лапы кровососов, что цеплялись за ноги, но тан не мог этого сделать. Чтобы подниматься, ему нужны обе руки.

Лестница оказалась узкой, и новообращенные быстро закупорили ее своими телами. Пятеро повисли на Сигмоне, но тот поднимался все выше, подтягивая упырей за собой, а остальные никак не могли пробиться к нему. Ему казалось, это не кончится никогда, этот путь наверх длиннее дороги в Ташам. И только когда он почувствовал под собой ровную поверхность, то понял: удалось.

Тан подтянулся, утвердился на седалище и выхватил кинжал. Ему хватило пары взмахов, чтобы освободить ноги. Останки упырей скатились по лестнице, а пепел плеснул в оскаленные морды тех, кто поднимался на смену первой волне.

Сигмон не стал их дожидаться. Он вскочил на ноги, ударился макушкой о люк, поднял руки и откинул деревянную крышку в сторону. Он ждал, что в лицо ударит солнечный свет, и даже прищурил глаза, но напрасно. Над ним громадным раструбом нависал колокол, а башенка надежно прикрывала его от света, и лишь вместо одной стены у нее оказалось большое, в рост человека, окно, выходящее на площадь. Через него можно было спокойно выбраться на улицу. Тан подпрыгнул, подтянулся и сел на край люка, свесив ноги в темноту.

Сигмон уже начал подниматься, когда за голени уцепились когтистые руки и сдернули его обратно в темноту. Он провалился сквозь люк, ободрал затылок о край и упал на вампира, придавив его к площадке. Тот заворочался, поднимаясь вместе с жертвой. Старший, тот самый, что был рядом с магом. Сигмон завертелся, пытаясь отодвинуться: он не хотел проверять, что случится, если его укусит изменившийся вампир.

Кровосос вывернулся из-под него, навалился снова, придвигаясь все ближе, словно собираясь наградить жертву поцелуем. Сигмон ткнул кинжалом, но упырь перехватил руку тана, отвел в сторону, а второй ухватил его за горло. Сигмон сдавленно ухнул и опустил подбородок, ломая пальцы упыря. Потом изо всех сил впился зубами в его сломанные пальцы, а когда кровосос отпрянул, резанул кинжалом и оттолкнул ногой. Из груди Старшего ударил фонтан пепла, он повалился обратно на лестницу и скатился вниз, сметая новообращенных.

Сигмон подскочил, уцепился за края люка и вылетел в башенку, гулко приложившись головой о край колокола. В глазах зажглись искры, тан пошатнулся, но сунул кинжал за пояс и шагнул к окну.

Едва он взялся за каменную кладку стены, как в спину ударила холодная волна, разом заставив его продрогнуть до костей. Тан обернулся – из распахнутого люка поднимался маг. Его глаза пылали алым огнем, вокруг серых рук потрескивали маленькие молнии, а кожаный плащ развевался за спиной кожаными крыльями. Сигмон в отчаянье подался назад, решив выпрыгнуть из окна – сил на драку с магом не оставалось. Но вампир в одно мгновенье очутился рядом, вцепился пятерней в рукав Сигмона и дернул на себя, пытаясь оттащить жертву подальше от солнечного света.

Старая куртка, сшитая из сотни мелких кожаных кусочков, затрещала, разошлась по швам, и в руках мага остался лишь выдранный клок лошадиной кожи. Кровосос качнулся назад, потом подался вперед, пытаясь удержаться на ногах. Сигмон ухватил его за руку, дернул на себя, подставил ногу, и Старший кувырком вылетел из башни.

На мгновение он завис в воздухе. Из алых глаз ударили два фонтана огненных искр, плащ развернулся, и кожаные полы забились на ветру черными крылами. Вампир разинул пасть, на длинных клыках сверкнуло солнце, и в тот же миг Старший вспыхнул, словно факел. Мгновенье спустя порыв ветра подхватил облако пепла и разбил его о стену ратуши, засыпав сапоги Сигмона прахом.

Тан невольно отступил и тут же оглянулся – за спиной затрещали доски. Новообращенные мешали друг другу, они никак не могли протиснуться в люк и поэтому начали ломать пол башенки. Тан обернулся и бросил взгляд на доски, что ходили ходуном. Схватился за рукоять кинжала, но, опомнившись, покачал головой и шагнул из окна.

Он упал на широкий скат крыши, проехал по нему как по ледяной горке, потом извернулся, ухватился за черепицу и повис на самом краю, качаясь над входом в ратушу.

Внизу, у дверей, приплясывал Рон. Он что-то кричал, но тану сейчас было не до него – черепица расходилась под пальцами, и он высматривал на стене хоть малейшую трещинку, в которую можно было вцепиться.

В последний момент, когда черепица уже сыпалась на голову, тан рассмотрел под собой окно, закрытое деревянными ставнями. Падая вниз, он изогнулся, чиркнул сапогами по стене и проехался животом по деревянным створкам. Пальцы ухватились за верхний край, и Сигмон повис на ставнях. Всего на один миг. Потом затрещала рама, петли с мясом вырвались из переплета, и тан рухнул вниз вместе с обломками ставень.

Это длилось всего один краткий миг, но Сигмону, обмиравшему от страха, он показался целым годом. Пальцы царапали стену, ноги искали малейшую опору... Выбоина, выступ, карниз, снова ставни, снова шершавая стена... И все же он не упал, он съехал вниз животом по стене, разодрав до крови руки, локти и колени. Когда сапоги ударили в землю, ноги Сигмона подкосились и он с размаху сел на камень, да так, что искры из глаз посыпались.

– Сигмон! – крикнул прямо в ухо подскочивший Рон. – Живой!

Он навалился на друга, обнимая его за плечи. Сигмон, оглушенный ударом о землю, потряс головой, отпихнул алхимика в сторону и медленно поднялся.

– Скажи что-нибудь, – потребовал алхимик, встревожено заглядывая в лицо друга. – Эй, ты как?

Тан, не обращая на него внимания, завертел головой, выискивая надежно укрытое от солнца место. Ему показалось, что двор дома напротив подойдет как нельзя лучше. Он снова помотал головой, пытаясь избавиться от синих кругов перед глазами, и решительно зашагал через площадь.

– Сигмон! – окликнул его алхимик. – Ты куда?

Тан, думавший, что друг идет следом, резко повернулся. Алхимик стоял у входа в ратушу и растерянно глядел на него. А за его спиной, в темном проеме появился зыбкий силуэт упыря, закутанного с головы до ног в черный плащ. Сигмон узнал его сразу, он узнал бы его даже в кромешной тьме. Это был пятый Старший, последний из тех, что пришли из Дарелена. Тот самый юнец, что встретился ему в городе мастеров.

На этот раз Сигмон не стал раздумывать. Он взмахнул рукой, и серебряная молния ударила в грудь темной фигуры. Кинжал из эльфийского серебра, пущенный недрогнувшей рукой, прожег в груди упыря огромную дыру и канул в темноту ратуши. Вампир взмахнул руками, плащ откинулся, открывая бледное лицо, искаженное гримасой боли... А потом юнец выпал из дверей ратуши прямо под лучи солнца и захрипел. Солнце заставило его съежиться в темный комок, как муху, прижженную свечой, и через миг на земле остались только плащ, скомканное тряпье и горстка пепла.

Рон, подхватив мешок, бросился к Сигмону, не решаясь даже оглянуться на темный проем, оставшийся за спиной. Там, в темном зале, выли и бесновались упыри. Они чуяли добычу, но не смели выйти на солнце.

Сигмон ухватил подбежавшего алхимика за руку и потащил за собой – к тяжелой дубовой двери в стене дома напротив ратуши.

– Куда? – выдохнул Рон. – Сигги, куда ты меня тащишь?

Сигмон только крепче стиснул зубы, подавив желание отвесить другу знатную оплеуху – он и так держался из последних сил и не собирался отвечать на глупые вопросы.

Он распахнул дверь, вырвав со щепками старый замок, и втолкнул Рона в темноту прихожей. Потом вошел следом и закрыл за собой дверь.

Здесь оказалось темно, но не слишком – и тан, и алхимик прекрасно видели друг друга. Зато тут не было солнечных лучей, и тан решил, что этого достаточно – он больше не мог терпеть.

– Да что такое, – рассердился Рон, потирая руку, на которой пальцы Сигмона оставили синяки. – Скажи толком!

Тан молча ткнул в мешок алхимика. Тот вопросительно поднял брови, и Сигмон, проклиная про себя недогадливого друга, сам ухватился за веревку, стягивающую горловину.