— Еще не было приказа, — объяснил ей юный лейтенант. — Подождите немного.
— Но я прошу вас только предупредить гофмаршала Дюрока. Он один из моих друзей.
— Возможно! Но дайте ему время хотя бы прийти в себя, а нам — получить инструкции.
Марианна немного подождала и, видя, что офицер, похоже, забыл о ней, повторила свою просьбу. Но не с большим успехом, чем в первый раз. Спор грозил затянуться до бесконечности, когда за гигантским сводом появилась разукрашенная галунами фигура.
Марианна сразу же узнала их хозяина.
— Вот капитан де Тробриан, — воскликнула она, — пустите меня к нему!
— Вы отстали от жизни, сударыня, теперь он майор. Он бывший командир эскадрона, и я не вижу… Эй!
Вернитесь!
Марианне надоело объясняться, и она, нырнув под преграждавшую ей путь руку, побежала к офицеру. Она действительно давно знала Тробриана. С того памятного вечера в Мальмезоне, когда Язон и она смогли предупредить Наполеона о покушении, которое подготовил шевалье де Брюслар. После чего красивый офицер егерей довольно часто появлялся в салоне особняка д'Ассельна, и ему не потребовалось и секунды, чтобы узнать бегущую к нему бледную скромно одетую женщину.
— Вы? Но что вы здесь делаете? Слово чести, сударыня, я не знал, что вы в России, и думаю, что и сам император…
— Мне нужно увидеть его, Тробриан. Умоляю вас, помогите мне пройти к нему. Вы знаете меня: я не сумасбродка, но мне необходимо поговорить с его величеством немедленно. У меня сообщения чрезвычайной важности. Дело идет о спасении всех!
Он внимательно посмотрел ей в глаза. То, что он там увидел, должно быть, убедило его, так как он, не задавая больше вопросов, взял под руку молодую женщину.
— Идем! — сказал он. Затем, обернувшись к своему подчиненному, приказал:
— Пропустите малого, который сопровождает княгиню Сант'Анна, Бреге, это ее кучер!
— Откуда я мог знать? — пробормотал тот. — Кучера без кареты и лошадей так же трудно себе представить, как… княгиню в наряде горничной…
— От тебя и не требуется столько! Надеюсь, что я отыщу дорогу в этом скопище дворцов, — добавил он, улыбаясь молодой женщине. — Может быть, вы знакомы с ним лучше меня?
— Ничуть! Я тоже только приехала.
Вместе с офицером они прошли по садам и дворам, отделявшим церкви и дворцы, направляясь к самому большому из них, удивительно соединявшему в себе готический стиль и модерн, верхняя часть которого была построена царицей Елизаветой. Повсюду располагались солдаты и уже сновали императорские слуги, осваивая новое жилище.
— Император доволен? — спросила Марианна, когда они поднимались по широкой каменной лестнице.
— Вы хотите знать, в хорошем ли он настроении? — смеясь, сказал офицер. — Я думаю, да… Только что, когда он пересек ограду, я слышал, как он воскликнул:
«Все-таки я наконец в Москве, в древнем дворце царей, Кремле!» Как чудесно, что он это воспринял так, а то, когда мы увидели обезлюдевший город, появилось опасение, что разочарование будет жестоким. Но нет… император считает, что люди боятся, прячутся, однако они появятся, когда увидят, до какой степени он расположен к ним…
Марианна печально покачала головой.
— Они не появятся, друг мой. Этот город — гигантская западня…
Она больше ничего не сказала. Они вышли в огромную галерею, посреди которой граф де Сегюр, церемониймейстер, и маршал Боссе, префект двора, прибывшие накануне, чтобы приготовить квартиры, занимались их распределением среди тех, кто заполнял помещение.
Все были настолько заняты, что не обратили ни малейшего внимания на новоприбывших, и Тробриан, заметив бесстрастную фигуру мамелюка Али, который стоял, скрестив на груди руки, перед высокой, искусно отделанной дверью, направился к нему.
Али сделал знак, подтверждение, затем показал, что у Наполеона в комнате только его камердинер.
— Констан? — воскликнула Марианна. — Его-то мне и надо. Бога ради, позовите его! Скажите, что княгиня Сант'Анна здесь и хочет немедленно увидеть императора.
Спустя минуту слуга-фламандец выскочил из двери и, чуть не плача, буквально упал в объятия Марианны, к которой он всегда питал слабость.
— Мадемуа… Княгиня! Ваше светлейшее сиятельство! Какая неожиданная радость! Но какому счастливому случаю мы обязаны?..
— Позже, мой дорогой Констан, позже! Я хочу видеть императора. Возможно ли это?
— Конечно же. Мы не успели еще ввести протокол.
И он будет так доволен. Идите! Идите скорей!
Несколько дверей, анфилада салонов, снова дверь, и Марианна, чье появление объявил, как победу, торжествующий голос Констана, влетела в заваленную багажом громадную комнату, где возле кровати с пышным балдахином, увенчанным двуглавым орлом и императорской короной. Наполеон с помощью Дюрока закреплял на стене портрет белокурого мальчика.
Когда мужчины обернулись, она уже склонилась в глубоком реверансе.
Наступила такая напряженная тишина, что молодая женщина, стоя почти на коленях, не смела приподнять голову. Затем до нее донесся голос Наполеона:
— Как?.. Это вы?
— Да, сир, это я! Простите мое внезапное вторжение, но я проделала очень длинный путь, чтобы увидеть вас.
Снова молчание, но на этот раз она решилась поднять голову, посмотрела на него и тотчас ощутила, как ее охватывает разочарование и одновременно беспокойство. После того, что ей сказал Мюрат, после горячего приема Тробрианом и просто восторженного — Констаном она рассчитывала на радушную встречу. Увы, об этом, очевидно, нечего и думать. Лицо императора мгновенно приняло такое выражение, как в самые худшие времена. Нахмурив брови, он с мрачным видом смотрел на нее, машинально перебирая за спиной руками. И, поскольку он и не подумал разрешить ей подняться, она прошептала:
— Я имела честь сказать вашему величеству, что я проделала длинную дорогу. Я очень устала, сир…
— Вы… Ах да! Ну встаньте же. Уйди, Дюрок! Оставь нас и проследи, чтобы мне не мешали.
Улыбка, которую адресовал ей, проходя мимо, гофмаршал двора, немного утешила Марианну, поднявшуюся с трудом, так как сказывалось отсутствие практики.
Тем временем Наполеон вполне естественно возобновил свою привычку из Сен-Клу или Тюильри в этом чужом дворце, начал прохаживаться по толстому ковру, время от времени бросая взгляды на открытые окна, откуда открывался вид на Москву-реку и всю южную часть города. И только легкий стук закрывшейся двери напомнил ему, что он один с Марианной, заставив остановиться и посмотреть на нее.
— Для придворной дамы вы довольно странно одеты, — сухо заметил он. — Честное слово, ваше платье в дырках. Оно грязное. И хотя ваша прическа не в таком уж большом беспорядке, вы от этого не выглядите лучше. Что вы, собственно, хотите?
Оскорбленная грубостью этого выпада, Марианна ощутила, как кровь ударила ей в лицо.
— Мое платье такое же, как и я, сир! Оно пересекло от Одессы три четверти России, чтобы добраться до вас! И хотя в нем есть и дыры, оно смогло сберечь это…
Она достала из внутреннего кармана бумаги, которые ей удалось, сохранить, несмотря на все передряги, так же, впрочем, как и бриллиант, спрятанный в саше.
— Что это такое? — брезгливо спросил Наполеон.
— Письмо наследного принца Швеции его доброму другу царю, — сказала она, четко выговаривая каждый слог, чтобы он не смог притвориться, что не понял, — письмо, в котором, ваше величество это увидит, этот республиканский экс-генерал дает удивительные советы.
Вы найдете также, сир, сообщение из того же источника с пожеланиями этого высокого господина! И что он желает получить взамен.
Он скорее вырвал, чем взял, письмо из ее руки и, бросив быстрый взгляд на молодую женщину, стал его пробегать. По мере того как он читал, Марианна могла видеть, как трепещут его ноздри и набухает маленькая жилка на виске. Зная, как он ведет себя в гневе, она ждала взрыва проклятий, но ничего не произошло. Словно избавляясь от грязной тряпки, он бросил бумагу на кровать.
