– Ты чего? – подозрительно уточнила у него я, когда мы вышли из этих проклятущих крутящихся дверей.
– В смысле? – он забрал у меня пакеты.
– Почему ты такой довольный и что ты сделал кассирше, пока я отворачивалась? Она сначала чуть из юбки не выпрыгнула, чтобы тебя впечатлить, а потом даже «до свидания» не сказала.
– Купил кое-что, – Дима довольно хлопнул себя по нагрудному карману. – Оно того стоило, у неё выражение лица изменилось просто мгновенно!
– А что купил-то? – я сунула руки в карманы, потому что на улице было довольно прохладно. Не сентябрь уже.
– Презервативы, – доверительно сообщил мне Дима, с удовольствием наблюдая, как я становлюсь пунцовой.
– Это тоже того стоило, – успел сказать он до того, как я, не успев подумать, что я вообще делаю, бросилась на него, чтобы сбить с ног.
Мы упали в сугроб – я сверху, он – сжав меня в охапку, пакет – рядом.
– Хорошо, что там яиц не было, – фыркнул Дима, тыкаясь носом мне в макушку.
– У тебя их такими темпами тоже не будет, – сварливо пробормотала я.
Молоко мы запихнули в холодильник, а я с мандаринами под шумок забилась в угол дивана, на всякий случай отгородившись подушками. Дима искал пульт минут пятнадцать, пока не оказалось, что я на нём сижу. Вместо того, чтобы извиниться, я зачем-то кинула в него подушкой.
– Ты такая забавная, – выдавил он, взлохмачивая волосы обеими руками. – Вот честное слово, такая…
– Понятие такое есть в японском, цундере называется, – буркнула я. Он плюхнулся рядом и протянул руку за пультом.
Как будто я собиралась ему что-то отдавать.
– Кто-кто?
– Цундере, – терпеливо повторила я, рассматривая его лицо. Так близко он рядом со мной ещё не находился, если не считать этих двух дурацких поцелуев, но в те моменты мне как-то вообще не до рассматриваний было. А ещё у него родинка под глазом, с правой стороны. Совсем незаметная. Родинка-то незаметная, а вот мой взгляд вряд ли можно назвать таковым. – Тип характера у них значит. Состоит из двух слов. Первое «цунцун»… ну, колкий, замкнутый, иногда агрессивный. И «дередере», типа… любящий? Смущающийся, что-то подобное.
– Я понял, – усмехнулся он и опустил руку, понимая, что пульт ему не светит. – Забавное словечко. Наташа говорила, что ты смотришь японские мультики.
– Наташа? – рассеянно пробормотала я.
– Твоя мама.
– А, точно, у неё же ещё и имя есть, – я потянулась к флисовому пледу, под которым сегодня спала, но мне не хватило буквально пары сантиметров, чтобы его достать. Дима демонстративно отодвинул плед подальше.
– Бартер? – предложил он. – Плед на пульт?
Если учесть, что ноги у меня мёрзли двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, выбора передо мной особо не стояло.
– На, жадина, – я кинула в него пультом. Он проделал с пледом ту же манипуляцию, и мягкий флис оказался у меня на голове. Я стянула его, чувствуя, как наэлектризованные волосы встают дыбом.
– Я думал, что ты как попугай выключишься, – он фыркнул и вытянул ноги. Мне пришлось подвинуться, чтобы с ним не соприкасаться.
– Сразу видно, у тебя никогда не было попугаев, – я укуталась в плед.
Дима ничего не ответил, просто устроился поудобней и клацнул пультом. Каналы он переключал так же быстро, как и я, не мусолясь на одном (мама делала это всегда ужасно медленно. Я, конечно, редко смотрела с ней телевизор, но раздражало это меня знатно).
– Опа, Блич! – выдала я голосом заправского гопника неожиданно для самой себя. Вот я Диму стебала-стебала (ну или пыталась), но вдруг на самом деле семки тут нужны были только мне?
Дима, надо отдать ему должное, вообще не удивился.
– Оставить? – предложил он настолько невинно-честным голосом, что я насторожилась.
– Оставь… – настороженно сказала я. Нет, конечно, у меня дома был и компьютер, и интернет наличествовал, но смотреть сериалы, мультфильмы и аниме по телевизору было как-то концептуально прикольней. Даже если я уже видела его до этого несколько раз.
– Заставь, – музыкально пропел он, садясь на диване и пряча пульт за спину.
– Я тебя смущать не хочу, – я скомкала плед. – Но ты вообще-то канал дальше не переключил, чтобы я тебя заставляла.
И тут же об этом пожалела, потому что Дима из-за спины как заправский ковбой щёлкнул пультом, и на экране появилась какая-то исполнительница из числа тех, что я не знаю. Ну то есть вообще любая, потому что в музыке я разбиралась ещё хуже, чем свинья в живописи. Хотя и в живописи я точно так же разбиралась…
– Я на тебя не полезу, – предупредила я сурово.
– В сугробе ты то же самое сказала, – напомнил Дима.
– В сугробе я тебе вообще ничего не говорила, – возмутилась я. – И я не полезла, я прыгнула, это вообще-то разные вещи!
– Ага, ага, – фыркнул он. – А серия вообще-то идёт.
– Часики тикают, – огрызнулась я, думая, с какой стороны бы к нему подобраться. – Дим, а ты щекотки боишься?
– Нет, – сразу же ответил он.
– Я бы тоже сказала, что нет, а если я проверю? – я поджала губы.
– Проверяй, – милостиво разрешил он.
Я сунула руку и пощекотала его бок. Ноль эмоций. Пощекотала подмышку. Он улыбнулся, но насмешливо.
– Ну ты машина какая-то, – поморщилась я. – Бессовестная бесчувственная машина, отдай пульт, верни канал!
– А что мне за это будет? – не сдавался Дима.
– Ну чего ты как маленький, что ты за это хочешь? – взвыла я, выходя из себя. – Ногу тебе поцеловать, ужин тебе приготовить?
– А что, прям ужин можешь? – заинтересовался он, поёрзав на месте.
– Я всё могу, только не хочу и попытаюсь тебя отравить, – буркнула я. – Достал, отдай!
Я как бы понимала, что это глупо и что именно такой реакции он ожидал, но всё равно полезла отбирать пульт. Минут пять мы просто катались по дивану и пыхтели, потому что он был сильный, а я вёрткая, так что он не мог меня нормально поймать, а я не могла ничего ему в ответ противопоставить. В итоге мы скатились в сторону пледа и он, поймав мои запястья, прижал их к дивану, заодно зафиксировав бёдрами мои ноги, чтобы я не пиналась.
Я и не собиралась пинаться, конечно.
– Какое клише, – выдала я, тяжело дыша и отворачиваясь.
– Клишированным становится только то, что людям нравится, – парировал Дима, наклоняясь к моему лицу. – Сама же это знаешь.
В каком-то смысле он был прав, конечно. Некоторые клише я горячо любила, как бы глупо они ни выглядели. Клишированность в каком-то смысле – понятность, а это расслабляет и успокаивает. Куда большая вероятность, что после целого дня зубрёжки я предпочту на ночь почитать какой-нибудь не претендующий на гениальность эротический роман, а не Слово о полку Игореве, и ничего стыдного в этом не будет. Наоборот, люди, которые утверждают, что никогда подобной неэлитарной литературы в руки не брали, либо врут, либо стрёмные какие-то.
– Ну знаю, – я фыркнула. – А теперь или делай свои грязные дела, или пульт отдай.
– Презервативы в куртке остались, – не моргнув глазом, с максимально серьёзным выражением лица сообщил мне он.
Очарование момента было убито вплотную и из дробовика. Я возмущённо взвизгнула и начала брыкаться как бык на родео, так что Диме потребовалось ещё минуты три, чтобы меня скрутить и прижать к дивану.
– Я не готова, – заворчала я, пытаясь повернуть голову так, чтобы шее было удобнее.
– Что, – явно не понял меня Дима, потому что делать со мной он ничего не собирался.
– К шуткам такого плана я не готова, не нравится мне, не делай так, – точно так же ворчливо договорила я. Дима отпустил меня почти сразу же.
– Прости, – он действительно выглядел виноватым. – Я переборщил.
– Попался! – торжествующе завопила я, хватая пульт, который лежал рядом с его ногой. – Но вообще мне серьёзно не нравятся такие шутки.
Улыбка у Димы получилась удивлённая, а потому ещё более очаровательная, а я с видом победительницы вернула тот канал, по которому шёл Блич.