"В Англии и Шотландии много занимались улучшением земледелия, — читаем мы в "Опыте", — но и в этих странах много есть невозделанных земель. Рассмотрим, до какой степени может быть увеличено плодородие этого острова при самых благоприятных условиях, какие только можно себе представить. (Курсив наш.) Если мы предположим, что при возможно хорошем правлении и при самом сильном поощрении земледелия (курсив наш) произведения почвы могут удвоиться на этом острове в первые 26 лет, то, вероятно, мы перейдем за пределы возможного; такое предположение скорее превысит меру возрастания количества произведений, на какое мы могли бы благоразумно рассчитывать. В следующие двадцать пять лет решительно нельзя надеяться, чтобы производительность земли возросла по этому же закону, и чтобы по истечении этого второго периода плодородие учетверилось; допустить это — значило бы перевернуть вверх дном все наши понятия о производительности земли. Улучшение бесплодных участков (курсив наш) требует много труда и времени. Для человека, сколько-нибудь знакомого с этим предметом, не подлежит сомнению, что по мере расширения обработки ежегодное приращение среднего производства постоянно уменьшается с некоторого рода правильностью… Вообразим, что ежегодное приращение среднего производства не уменьшается, а остается то же, так что в каждый двадцатипятилетний период к годовому производству Великобритании присоединяется количество произведений, равное такому же годовому доходу. Вероятно, никакое горячее воображение не решится сделать более широкого предположения, ибо и этого довольно, чтобы в несколько столетий обратить всю почву острова в один роскошный сад. Применим это предположение ко всей земле" и т. д. [220].

Мы не станем теперь возвращаться к вопросу о том, насколько ошибается Мальтус. Нам нужно одно: выяснить, чтó собственно хочет он сказать в приведенных строках. А на этот счет вряд ли возможно сомнение: он говорит о "самом сильном поощрении земледелия"; о самых благоприятных для него условиях, "какие только можно себе представить"; об "улучшении бесплодных участков"; об обращении всей почвы острова (а затем и всего земного шара) "в один роскошный сад". И при всем этом он не принимает в соображение усовершенствований в способах обработки земли; при всем том он предполагает, что земледельческие приемы останутся неизменными в течение тех "нескольких столетий", о которых у него идет речь? Нет, прав или не прав Мальтус, но в данном случае мысль его ясна: он, хочет сказать, что земледельческий продукт будет увеличиваться лишь в арифметической прогрессии, несмотря на все те улучшения, на которые может рассчитывать благоразумный человек. При построении своей прогрессии он принимает (т. е., лучше сказать, делает вид, что принимает) в соображение влияние будущих улучшений в земледелии. Следовательно, все вычисления Чернышевского оказываются излишними. Как бы они ни были правильны, они не могут опровергнуть "Мальтусовой теоремы" по той простой причине, что они основываются на неправильном истолковании этой теоремы.

Но главное дело в том, что сами они не совсем правильны. Чтобы убедиться в этом, стоит только вдуматься в их основное положение. Сопоставляя прогрессии Мальтуса, Чернышевский находит, что "процент размножения работников служит процентом уменьшения производительной силы труда прибывающих работников". Так ли это? К сожалению, совсем не так.

Для удобства выпишем снова анализированные Чернышевским прогрессии:

Умножение людей 1, 2, 4, 8, 16, 32, 64.

Увеличение продукта 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7.

Как велик здесь "процент размножения работников или, — что тоже [221],— процент возрастания общей цифры населения"? Мы решительно не знаем этого; об этом нет и речи. "Процент размножения работников" зависит от величины периода удвоения населения. При 25-летнем периоде удвоения этот процент будет совсем не тот, что при 15-летнем, при 35-летнем и т. д. Мальтус дает общую формулу, под которую должны подходить, по его мнению, все частные случаи. Если уже говорить о проценте увеличения числа работников, то мы должны выразиться так: в конце каждого последующего периода число работников увеличивается на 100 процентов, увеличение же продукта следует совсем другому закону: в конце второго периода он увеличивается на 100 процентов, в конце 3-го — на 50, в конце четвертого на 33 1/3, в конце пятого — на 25, в конце 6-го — на 20 и т. д. Значит ли это, что процент увеличения числа работников "служит процентом уменьшения производительной силы труда работников"? Отнюдь нет! Процент увеличения числа работников остается неизменным, между тем как процент уменьшения производительной силы прибылых работников постоянно и очень быстро возрастает. Отсюда следует одно из двух: или Чернышевский ошибается, или он неточно выражает свою мысль. Мы сейчас увидим, какое из этих двух предположений соответствует действительности. Один новый работник, прибавившийся во втором периоде, увеличивает своею работою продукт на 1; два работника, прибавившиеся в третьем периоде, увеличивают продукт также на 1; 4 новые работника четвертого периодам 8 новых работников пятого периода и т. д. увеличивают продукт также на 1. Таково то явление, которое наш автор хочет выразить в одной общей формуле. Нужно это, или ненужно — вопрос другой, но, раз мы хотим найти такую формулу, приходится выразиться так: во сколько раз число прибылых работников каждого данного периода больше числа работников, прибывших во втором периоде, во столько раз производительность их труда меньше производительности труда прибылых работников второго периода. Вот и все. Что же следует отсюда? Следует уже известный нам вывод: процент увеличения числа прибылых работников остается неизвестным, процент же уменьшения их производительной силы быстро растет. А это значит, что отождествлять эти два процента нет ни малейшего основания. Ну, а что произойдет, если мы все-таки отождествим их вопреки очевидности? Сообразить это очень не трудно: мы придем к ошибочным заключениям.

Процент размножения не изменяется, процент уменьшения производительности труда быстро увеличивается. Отождествить эти два процента значит предположить, что производительность труда уменьшается далеко не так быстро, как это явствует из рассматриваемых нами прогрессий. Это будет совершенно произвольное предположение, коренным образом изменяющее условия задачи. Может быть, предположение это и более согласно с фактами действительности, но, во всяком случае, принимая его, нельзя утверждать, что мы остаемся верны смыслу "Мальтусовой теоремы", и что "мы изложили ход вывода из Мальтусовых прогрессий с такою точностью, с какою никогда не излагал его ни сам Мальтус, ни кто из его последователей" [222]. Мы изложили бы лишь вывод из условий, произвольно принятых нами самими.

Уменьшение земледельческого продукта определяется уменьшением производительности труда прибылых работников [223]. Предположив, что производительность труда уменьшается медленнее, чем это явствует из смысла прогрессий, мы тем самым предполагаем, что и продукт уменьшается медленнее, чем это показывает Мальтусова арифметическая прогрессия. Значит, и "дефицит в земледельческом продукте" будет меньше, чем говорит прогрессия, а в таком случае и размер улучшений, необходимых для устранения этого дефицита, окажется далеко не так велик, как можно было думать, сопоставляя геометрическую прогрессию с арифметической. Следовательно, нам остается только вычислить этот размер, принимая различные "проценты размножения работников" (иначе сказать, различные периоды удвоения населения), чтобы противопоставить затем результаты нашего "правильного счета" результатам "фальшивого счета" Мальтуса. В сущности подобное противопоставление доказывало бы лишь ту старую истину, что, исходя из неодинаковых посылок, люди получают неодинаковые выводы. Но мы, незаметно для себя изменив условия задачи, будем думать, что мы опровергли Мальтуса, строго держась прямого смысла его собственной "теоремы".