Был обеденный перерыв. От начальства мы с Кузьмичем вышли уставшие. Все утро шел дождь. Грузовики с оборудованием и персоналом остались при въезде в город Н. Дороги были непроходимы для транспорта. Мы сами добрались до центра города лишь к полудню. Дождь лил проливной, и Кузьмич чертыхался и на погоду, и на меня, и на начальство, которое выбрало местом своей дислокации небольшой пешеходный переулок, который уже по названию предполагал, что машинам туда не проехать. Переулок Тупиковый проезд. И кто придумал эдакое едкое название? Мы, и, правда, сменили несколько попуток, прежде чем обнаружили этот переулок. Слава Богу, машины там все же проезжали. Начальство обрадовалось нашему прибытию — их госпиталь не справлялся с потоком поступающих раненых, а наш полевой мобильный госпиталь мог помочь решить эту проблему. Для размещения ПМГ (полевой мобильный госпиталь) нам отдали пустырь сразу же за городом. Поскольку самостоятельно до него добраться нам было бы очень сложно, начальник пообещал выделить машину после обеда. Нам же было предложено пообедать в столовой госпиталя. Встретили там нас хорошо. (Похоже, новость о цели нашего прибытия долетела быстро и персонал радовался новым помощникам). Кузьмича увели в кабинет главного, который, к тому же оказался каким-то давним знакомым моего нач. меда. Я же осталась обсудить текущие вопросы со старшей сестрой-хозяйкой. Кормили во время обеда очень хорошо, несмотря на то, что городок то был периферийный. Нам даже пообещали организовать для ПМГ полевую кухню, т. к. наша — оставляла желать лучшего из-за постоянных переездов — а также помочь с питанием. Пока мы сидели, в зал входили врачи и медсестры. Они рассаживались за столами и, не теряя времени, обедали. Весь этот процесс был мне привычен, и я продолжала разговор с сестрой хозяйкой. Внезапно мой взгляд остановился и замер на сутулом человеке, медленно входившем в столовую. Он двигался плавно, но не очень уверенно. И хотя он знал расположение всех предметов вокруг в зале, чувствовал каждого присутствующего здесь, я поняла, что он видит всех не визуально. Веки глаз у него были полуопущены — так смотрят слепые или те, у кого есть проблемы со зрением. Он двигался к столу раздачи с подносом. После, он подошел и взял со стола вилку и ложку, а с соседнего стола — компот. Затем подошел к соседнему с нами столику и сел. Я, как завороженная, смотрела на него, не в силах оторвать взгляд. Дрожь и холод пробрали все тело. Из оцепенения меня вывел голос сестры-хозяйки: «Татьяна Александровна, что с Вами?» Комок в горле не прошел, даже, когда я с силой попыталась его выдавить: «Все хорошо. Ничего. Просто…» Я увидела, что ЕГО спина вздрогнула и плечо потянулось в нашу сторону, потом голова медленно повернулась к нам, прислушиваясь к звукам нашего разговора. Но я молчала, пытаясь совладать с волнением и смущением. И он, слегка вздохнув, продолжил обедать.

Поскольку мы уже закончили обедать и занимали место, то сестра-хозяйка пригласила пройти в другую комнату. В коридоре, наконец, мне удалось справиться с собой.

— Кто этот мужчина?

— Какой? А, это наш завхоз. Он почти слепой, но слух и координация отменные. Свое дело он знает так, что у некоторых здоровых ребят, кто работал раньше монтером или слесарем, зависть берет. Руки у парня золотые. Не повезло ему.

— А что случилось?

— Немцы ранили, а потом надругались над бездыханным телом. Довезли его к нам еле живым. Частичная амнезия и слепота — вот он, результат войны. Такой молодой, а уже инвалид. Жаль его. Совсем не осталось у него желания жить. Просто живет, потому что так получается. И не знаем, как помочь ему. — Она вздохнула.

У меня все внутри переворачивалось, сжималось. Перед глазами стоял образ человека, которого я узнала бы из тысячи раненых, больных и слепых людей. Тот, при одном лишь взгляде на которого, у меня закипала кровь. Неважно, что это было миллион лет назад, в другое время и в другой жизни; неважно, что передо мной был уже не тот Андрей, которого я знала в юности; неважно, что он не видел меня и не знал, что я рядом. Важно было то, что я его вижу живым; важно, что я нашла его; важно то, что все чувства, скрывавшиеся в моем сердце многие месяцы и годы, все эти чувства были еще живы, — и, внезапно, за какой то короткий миг, всплыли на поверхность и с новой силой зацепили всю меня. Вы любили когда-нибудь, сильно и самозабвенно? — Тогда вы поймете, какое чувство накатило на меня в тот день. «Я люблю тебя!»— слова, готовые были вырваться из уст 17-летней девчонки. И сейчас уже по прошествии стольких лет, эти же слова обращены были в сторону Андрея. Мое сердце не зачерствело, как я боялась. Оно продолжало любить.

Не знаю, может быть, мое внезапное состояние было настолько эмоционально сильным, что оно достигло и ЕГО, всегда напряженных, сенсорных чувств. Потому что, когда через пять минут после событий я снова вернулась в столовую и близко прошла от него, Андрей напрягся завертел головой, пытаясь понять, откуда идут импульсы. Затем он встал, чтоб отнести поднос с посудой и направился в мою сторону. Я даже слегка коснулась его руки, но так, чтоб он ничего не заметил. Но он почувствовал. Он пытался вглядеться в меня, почти приблизил свое лицо к моему, напрягая глаза, а я думала, что ж теперь делать, как в этот момент меня позвали:

— Татьяна Александровна, Вам понравился обед?

— Спасибо, все было очень вкусно. — Я старалась говорить спокойно, хотя сдерживаться было очень трудно. Мне хотелось, чтоб ОН услышал мой голос и узнал бы его. Я видела, как Андрей вздрогнул, напрягся и потянулся ко мне… неуверенно и удивленно.

— Я Вас знаю? Ваш голос мне кажется знакомым. — его голос был тихим и спокойным. Что я могла ответить? Назваться ему? А, может, не нужно? Лишние вопросы, а он, вероятно, и не помнит меня.

— Андрей Алексеевич, Вы обещали срезать нам еловых веточек вместо цветов на стол. — Контакт, едва установившийся между нами, был прерван молодой медсестричкой, которая отвлекла его своей просьбой.

— Да, да, конечно, я помню. — Глубокий вздох, и он медленно направился к выходу во внутренний дворик.

Я все еще находилась в шоке от встречи. Решив, что это надо переварить, я не пошла за Андреем. Тут же появились текущие дела. Вернулся Кузьмич. Мы обсуждали планы на ближайшие дни с главврачом, отвечали на вопросы персонала, сами спрашивали. Обсуждения шли как-то в стороне от меня. Мыслями я была во дворе, за дверью, за которой скрылся Андрей. Не может быть, чтоб мы вот так встретились. Это ненормально, чтобы с ним случилась трагедия. Ну, почему с ним? А потом открылась дверь в коридор, и я увидела Андрея и ту самую девушку, что спрашивала его о хвойных ветках. Она смеялась, и он улыбался. Она одаривала его белозубой улыбкой, а он отдавал ей веточки…И на его лице можно было прочитать нежность и печаль. Непонятно откуда взялось чувство ревности, зависти к этой девчонке: она с ним разговаривает, получает свою порцию добрых слов от него… Оставаться вблизи от этой сцены я больше не могла. Меня захватило какое-то давящее чувство. Тихонько выйдя из комнаты, я выбежала на улицу. Прижалась спиной к двери. Слезы хлынули из глаз. Свежий воздух проник в легкие и обдал морозной свежестью. Слезы удалось унять, но мне нужно было прокричаться, выплеснуть накопившееся чувство, пробежаться и снять напряжение. Я не знала, куда идти. Город был мне малознаком. Я просто побежала прочь от госпиталя, повернула направо. Почти побежала…Бежала, пока не уткнулась в тупик. Сейчас мне стыдно вспоминать, что я там делала. Как я еще себе ничего не разбила, не понимаю… Таких истерик у меня не было уже очень давно, очень…

Назад вернулась успокоенная. Никто особенно и не заметил моего отсутствия. У каждого слишком много дел, чтоб замечать потребность человека побыть наедине с собой. Я попросила чаю. А Кузьмич предупредил, что через полчаса приедет машина, но я поеду одна, т. к. Кузьмич нашел возможность пополнить наши запасы медикаментов и должен остаться в городе. Я села за столик в ой же столовой. Кроме меня, там было еще двое. Тишина практически ничем не нарушалась. Поэтому, когда скрипнула дверь, ведущая во внутренний двор, я вздрогнула и напряглась. В дверях стоял ОН. Словно прислушиваясь и принюхиваясь к чему-то, он внес охапку еловых веток и сбросил их сбоку от входа. Двое, что сидели в зале, подошли к Андрею, кратко поговорили о чем-то и довольные ушли. Андрей подошел к раздаче и попросил воды. Я подошла к нему и, поставив стакан на стол, сказала поварам «Спасибо». Потом подняла на него глаза. Словно ток прошелся по нам обоим, когда он тихо, чуть слышно произнес: «Таня?!» Я всхлипнула. Он попытался схватить мою руку. Если бы ему это удалось, ну, не знаю, что было бы дальше. Но я уже не могла выдержать такое напряжение. Пулей я вновь выскочила за дверь, и снова поток слез хлынул из глаз. Как бы мне хотелось сейчас оказаться в его объятиях. Это был предел моих желаний. В голове была такая пустота, что я просто не могла взять себя в руки. Надо было проветриться. Я направилась по улице, теперь уже в левую сторону. На улице никого не было, быстро темнело, и я решила обогнуть здание госпиталя, чтоб успеть вернуться к приезду машины. Шла и думала, что ж делать дальше. Теперь, когда я встретила Андрея, мне не хотелось его терять. Но что такое мои желания, когда у него есть тоже своя жизнь здесь. Пока я брела в раздумьях, здание закончилось, а позади его в глубину шли подсобные помещения. Я уже хотела повернуть назад, как внезапно из-за угла мне навстречу шагнул ОН. Я чуть не упала в обморок от неожиданности и от того, что он прочитал или прочувствовал мои мысли. В его руках были живые розы.