Великому соціальному движенію, имѣющему измѣнить весь существующій строй міра, должно быть положено начало въ Хересѣ. Сальватьерра и другіе, не менѣе извѣстныя лица, уже скрываются въ городѣ, чтобы появиться въ благопріятный моментъ. Войско присоединится въ революціонерамъ, лишь только они вступятъ въ городъ.
И легковѣрные работники, съ яркимъ воображеніемъ южанъ, передавали друъ другу эти свѣдѣнія, украшая ихъ всякаго рода подробностями. Прольется кровь однихъ лишь богатыхъ. Солдаты перейдутъ къ нимъ, и офщеры тоже на сторонѣ революціи. Старики, тѣ, которые пережили сентябрьское возстаніе противъ Бурбоновъ, были наиболѣе довѣрчивые и легковѣрные.
Они видѣли своими глазами и не нуждались въ томъ, чтобы имъ что-либо доказывали. Возставшіе генералы и адмиралы были лишь автоматами, дѣйствовавшими подъ вліяніемъ великаго человѣка, уроженца здѣшней мѣстности. Донъ-Фернандо сдѣлалъ все это, онъ вызвалъ мятежъ во флотѣ, онъ послалъ полки въ Алколеа противъ солдатъ, шедшихъ изъ Мадрида. И то, что онъ сдѣлалъ, чтобы лишить королеву ея престола и подготовить появленіе республики, длившейся семь мѣсяцевъ, развѣ онъ этого не повторитъ, когда дѣло касается столь важной вещи, какъ завоеваніе хлѣба для бѣдныхъ?
Время шло, и солнце стало заходить, а толпа все еще не знала, что она собственно ждетъ и до которыхъ поръ ей надо оставаться здѣсь.
Дядя Сарандилья переходилъ отъ одной группы къ другой, чтобы удовлетворить свое люболытство. Онъ ускользнулъ изъ Матансуэлы, поссорившись съ своей старухой, которая не хотѣла отпустить его, и, не послушавшись совѣтовъ надсмотрщика, напоминавшаго ему, что въ его годы нельзя пускаться въ поиски приключеній. Онъ хотѣлъ видѣть вблизи, что такое революція бѣдняковъ; присутствовать при той благословенной минутѣ (если она настанетъ), когда крестьяне подѣлятъ землю на мелкіе участки, осущесталяя его мечту.
Онъ старался узнать слабыми своими глазами знакомыхъ среди прдбывающихъ, удивлялся ихъ неподвижности, неувѣренности и неимѣнію плана.
— Я былъ солдатомъ, — говорилъ онъ, — былъ на войнѣ, а то, что вы теперь подготовляете, все равно что сраженіе. Гдѣ же у васъ знамя? Гдѣ вашъ полководецъ?…
Сколько онъ ни осматривался кругомъ, онъ видѣлъ лишь только группы людей, какъ казалось, утомившихся безвконечнымъ ожиданіемъ. Нѣтъ ни полководца, ни знамени!
— Плохо, очень плохо, — разсуждалъ Сарандилья. — Мнѣ кажется я лучше ворочусь на мызу. Старуха права, это кончится пораженіемъ.
Еще одинъ любопытный тоже переходилъ отъ одной группы къ другой. Это былъ Алкапарронъ, съ двойной своей шляпой, нахлобученной на глаза. Поденщики встрѣчали его смѣхомъ. И онъ тутъ же? Они ему дадутъ ружье, когда войдутъ въ городъ. Посмотримъ, храбро ли онъ будетъ сражатъся съ буржуями.
Но цыганъ отвѣчалъ на предложеніе преувеличенными изъявленіями испуга. Людямъ его племени не нравится война. Взять ему ружье? Бытъ можетъ они видѣли многихъ цыганъ, которые были бы солдатами?
— Но красть, — это ты сумѣешь, — говорлии ему другіе. — Когда настанетъ время дѣлежа, какъ ты набьешь себѣ пузо, бездѣльникъ!
И Алкапарронъ смѣялся, какъ обезьяна, потирая себѣ руки, при упомнаніи о разграбленіи города, польщенный въ своихъ атавистіическихъ расовыхъ инстинктахъ.
Одинъ изъ бывшихъ поденщиковъ въ Матансуэлѣ напомнилъ ему его двоюродную сестру Мари-Крусъ.
— Если ты мужчина, Алкапарронъ, ты можешь сегодня ночью отомстить за нее. Возьми этотъ серпъ и всади его въ брюхо разбойнику дону-Луису.
Цыганъ отстранилъ рукой предложенное ему смертоносное орудіе, и убѣжалъ отъ говорившихъ съ нимъ, чтобы скрыть свои слезы.
Начинало темнѣтъ. Поденщики, уставъ ждатъ, стали двигаться туда и сюда, разражаясь протестами. Пусть скажутъ наконецъ, кто тутъ распоряжается. Останутся они всю ночь что ли на Каулинѣ? Гдѣ Сальватьерра? Пусть онъ явится!.. Безъ него они никуда не пойдутъ.
Нетерпѣніе и неудовольствіе толпы были причиной того, что наконецъ у нея явился вождь. Надъ криками толпы возвысился громовой голосъ Хуанона. Его руии атлета поднялись надъ головами.
— Но кто же далъ намъ приказаніе собраться здѣсь?… Мадриленьо? Пускай же онъ идетъ сюда. Пусть его отыщутъ!
Городскіе рабочіе, ядро идейныхъ товарищей, пришедшихъ сюда изъ Хереса, и которымъ было поручено вернуться не иначе какъ съ крестьянами, собрались вокругъ Хуанона, угадывая въ немъ вождя, который сплотитъ воедино всѣ разрозненныя воли.
Наконецъ нашли Мадриленьо, и Хуанонъ приступилъ къ нему съ разспросомъ, что они тутъ дѣлають? Пріѣзжій выражался весьма многословно, ничего въ сущности не сказавъ.
— Мы собрались здѣсь для револіоціи, а именно для соціальной революціи.
Хуанонъ топалъ ногой отъ нетерпѣнія. Гдѣ же Сальватьерра? Гдѣ донъ-Фернандо?…
Мадриленьо не видѣлъ его, но зналъ, ему этл говорили, что донъ-Фернандо въ Хересѣ и ждетъ вступленія туда рабочихъ. Онъ зналъ также, или вѣрнѣе, ему говорили, что и войско перейдетъ на ихъ сторону. И стража, охраняющая тюрьму, точно также въ заговорѣ. Ничего другого не нужно, какъ только идти въ городъ и сами солдаты откроютъ ворота тюрьмы, выпустивъ на свободу всѣхъ арестованныхъ товарищей.
Великанъ Хуанонъ стоялъ нѣсколько минутъ въ задумчивости, почесывая себѣ лобъ, точно этимъ онъ могъ оказать помощь ходу запутанныхъ своихъ мыслей.
— Пусть такъ, — воскликнулъ онъ послѣ довольно продолжительнаго молчанія. — Значитъ, вопросъ въ томъ, покажемъ ли мы себя мужчинами или нѣтъ: войдемъ ли въ городъ, чтобы тамъ ни случилось, или же отправимся спать по домамъ.
Въ его глазахъ блестѣла холодная рѣшимость, фатализмъ тѣхъ, которые становятся вождями толпы. Онъ бралъ на себя отвѣтственность за мятежъ, не подготовленный имъ. О предполагавшемся возстаніи и онъ зналъ столько же, какъ эти люди, бродившіе, казалось, въ какихъ-то сумеркахъ, не въ состояніи объяснить, себѣ, что они тутъ дѣлаютъ.
— Товарищи! — крикнулъ Хуанонъ повелительно. — Впередъ, въ Хересъ, всѣ тѣ, у кого есть мужество въ душѣ! Мы освободимъ изъ тюрьмы наишхъ бѣдныхъ братьевъ… долой всѣхъ, кто желалъ бы помѣшать этому. Сальватьерра тамъ.
Первый, подошедшій къ импровизированному вождю, былъ Пако де-Требухена, бунтовщикъ-поденщикъ, котораго не принимали, на работу ни на одной мызѣ и который скитался изъ села въ село съ своимъ осликомъ, продавая водку и революціонныя брошюры.
— Я пойду съ тобой, Хуанонъ, такъ какъ Товарищъ Фернандо ждетъ насъ.
— Кто мужчина, и у кого есть совѣстъ, пусть идетъ за мной, — громко крикнулъ Хаунонъ, самъ не зная, куда ему вести товарищей.
Однако, несмотря на его призывы къ мужеству и, совѣсти, большинство собравшихся инстинктивно отступало. Ропотъ недовѣрія, безпредѣльнаго разочарованія поднялся въ толпѣ. Отъ шумнаго энтузіазма большинство сразу перешло къ подозрѣніямъ и страху. Ихъ южное воображеніе, всегда склонное къ неожиданному и чудесному, внушило имъ вѣру въ появленіе Сальватьерры и друг хъ знаменитыхъ революціонеровъ, сидящихъ верхомъ на рѣзвыхъ коняхъ, словно гордые и непобѣдимые полководцы, стоявшіе во главѣ большого войска, чудесно появившагося изъ-подъ земли. Имъ-же предстояла лишь задача сопровождать могущественныхъ этихъ союзниковъ при вступленіи ихъ въ Хересъ, взявъ на себя легкій трудъ убить побѣжденныхъ и завладѣтъ ихъ богатствомъ! А вмѣсто этого имъ говорять, чтобы они одни вступили въ этотъ городъ, который вырисовывается на горизонтв, въ послѣднемъ сіяніи заходящаго солнца, и, казалось, сатанински мигаетъ имъ красными глазами своего освѣщенія, точно заманивая ихъ въ западню. Они не дураки. Жизнь для нихъ тяжела чрезмѣрностью работы и безпрерывнымъ голодомъ; но еще хуже — умереть. Домой, домой!
И группы начали уходить въ направленіи, противоположномъ городу, теряться въ полумракѣ, не желая выслушиватъ оскорбленія Хуанона и наиболѣе экзальтарованныхъ изъ рабочихъ.
Эии послѣдніе, боясь, что, оставаясь дольше здѣсь, они облегчатъ лишь новое бѣгство, отдали приказаніе двинуться впередъ.
— Въ Хересъ! Въ Хересъ!..
