идеальных схемах. Но уже понятно, что второй этап – войну с самими собой, мы проиграли. “Враг”

уже давно – союзник… “Золотые драконы” пошли на это… Теперь человек не может быть врагом

человека. Даже освободительные движения идут с нами в ногу, пусть и по параллельным дорогам.

Повстанцы перенаправили цели – построили их под нашими знаменами. Поняли наконец, что

подорвать AVRG невозможно. Вернее, они подорвали систему – просто не так, как рассчитывали…

Дошло до того, что заключен союз “против” – против нашей же системы, которая против нас!

Звучит глупо, но так и есть…

– Слушай, а люди вообще еще остались?

– Да, Кот… Под щитами Штрауба.

– А что это за щиты?

– Это сложная защитная установка. Она закрывает весь Штрауб и укрепленные базы. Щиты

выдерживают воздушные атаки, только энергии берут много. И их можно уничтожить, но у них нет

на то прав. Чтобы не нанести непоправимый ущерб планете, прописаны строгие ограничения по

использованию оружия определенной мощности. Они блокировали Штрауб и ждут, когда кончится

энергорезерв и щиты вырубятся.

С чего вдруг я все это рассказываю какому-то коту?.. И вопросы он странные задает… Может,

просто любопытный?.. А у меня просто нервы сдают?..

– Да, безнадежно. А можно что-то сделать?

– Думаю над этим. Я остался один.

– А твой андроид?

45

– Если тебе так больше нравится – я остался один с защитником-D40. От этого смысл не

меняется.

– Тогда я тоже буду думать.

Кот перешел на деловой тон… Даже уши торчком поставил, наверное, чтобы перегретая от

тяжких дум голова лучше вентилировалась.

– Это в корне меняет ситуацию.

– Естественно. Ты вернуться можешь?

– Нет. Я здесь застрял…

– А мы не хотим возвращаться на север – здесь теплее… Ну как, ты еще не придумал, что

делать?

Уже готов застрелить Кота, но его компания отвлекает меня от мыслей, что я и сам готов

застрелиться. Все-таки живое, более-менее разумное, существо…

Повисла ментальная тишина… Прогорает костер – его потрескивание стало каким-то

настороженным. Капает вода – редко и очень звонко. Под каждым ударом капли в сгущающейся

темноте поднимаются мерцающие брызги. По ржавой лужице плавно растекаются, расходятся

ровные круги… Когда костер горел ярче, во тьме подрагивал живой, теплый желтый огонек, а

теперь ее прорезает лишь холодное белое свеченье наших фонарей. Я оперся спиной о стену

тоннеля, снял перчатку и нервно стучу пальцами по голенищу сапога… Смотрю, как резкий,

лучистый свет фонарей туманно рассеивается в пыльной мгле тоннеля. Это напрягает – теперь я

совсем не уверен, что из этого мутного полумрака не вылезет что-то, о существовании чего я даже

не догадываюсь…

– Кот, ты видел там наверху колонны старых машин?

– Я-то не видел, но мы сегодня здесь отсиживаемся. И завтра. И вообще, пока все это не

кончится. Я крыс подслушал, они видели, информацию передавали. Их подслушивать опасно, но

если осторожно… Мы вообще очень осторожные…

– Оно и видно.

– Нет, мы действительно очень осторожны.

Крысы… Значит у них есть информационная сеть… И их нетрудно прослушать… Надо учесть.

Наверное, то, что я слышал, и была сетевая передача, только зашумленная. Не очень ясно, что там у

них такое – какой-то клубок передач. Как они в этом разбираются?..

Я обратился к “защитнику”, отключив Кота от дублированной линии:

– D40, как думаешь, дестроеров на усовершенствование транспортируют?

– Да. Машины в хорошем состоянии.

– Они уже стягивают к Штраубу основные силы…

– И готовят дополнительные отряды, которые пойдут в резерв.

– Плохо дело.

Все, что нам нужно – это энергия и немного времени, но именно этого у нас и нет. Пытаюсь

отогнать тень отчаяния, а Кот тем временем беззаботно чешет лапами за ушами. Он облизнулся и

уставился на меня огромными, круглыми глазами.

– Замечательная колбаса, и почти свежая. Где ты ее раздобыл?

– Какая разница?

– Может там еще есть?

– Там больше ничего нет.

– А… Бледные всегда так – и последнее отдадут… Тебе же колбасу те бледные дали… Они мою

мать кормили и сестру, когда она хворала. Это бледные, да? И шинель из музея они тебе дали… Ты

ведь в музее еще не был?

– Не могу позволить себе такое удовольствие.

– Да, я понимаю, тебе сейчас нелегко – ты всех своих друзей-соратников потерял…

Тень отчаяния подошла сзади и закрыла мне глаза когтистыми лапами. Дождется у меня этот

Кот…

– Слушай, Кот, ситуация действительно хреновая, так что молчи.

– Почему тебе бледные шинель Коршунова отдали, а его награду нет?

46

– Ты так мародеров из первого поколения называешь?

– Почему мародеры?

– Потому, что они разграбляют наши базы, пользуясь тем, что идет война.

– Что нам ваши базы? Они здесь недавно живут, необщительные, но никого не трогают, даже

крыс, а ты…

– Крысы нашептали?!

– Ну крысы…

– Ты чего добиваешься?! Добьешься же!

– Жду, что ты признаешься. А то ведь совесть замучает.

– Что? Откуда вы этого набрались?!

– Отец меня так учил.

– Мир рухнет через пару недель! Я не знаю, что делать! Я себя чувствую просто ужасно. Я

облучился, меня все время тошнит, голова раскалывается! Я еле стою на ногах! Я голодный! Не

знаю, когда у меня бред начинается! А ты еще ждешь, чтобы я сходил с ума от раскаяния, что

застрелил мародеров из первого поколения?!

– Какая бы ситуация не была – все это не повод, чтобы убивать бледных. А ты их не просто

убил, ты убил их из-за куска колбасы!

– И что? Ты тоже жрал эту колбасу!

– Не пропадать же зазря жизням бледных. Теперь я сожалею об этом, и меня тошнит.

– Ну иди и промойся! Первое поколение списано на ликвидацию. Они – не люди. Ты

понимаешь?

– Ты думаешь, что только жизни людей имеют значение?! Думаешь, что только люди имеют

право на жизнь?!

– Кот, кто может взять право, тот и берет, а кто берет, тот и имеет.

– Я знаю, люди так делают. Поэтому у вас все рушится!

– Бывает, что мы берем лишку – тогда не мы имеем права, а они нас.

– Это не похоже на сожаление.

– Факты не похожи ни на что, кроме самих себя.

– Вы думаете, что все существует только для вас.

– Сказал, хватит! Нарвешься!

– Вы все разрушаете!

– Разрушаем, но и создаем!

– Для вас все окружающее не больше, чем ваша собственность! Я знаю, что это –

собственность. Вы делаете с ней все, что захотите, переделываете, как вздумается. Только люди так

поступают, и воюют так только люди! Правда ведь? Мне так отец говорил.

Что правда, то правда. В этом мире только люди бьют по цели войной. Никто другой не

способен объединить усилия и согласовать действия на таком уровне. Мы исходим из понятия –

сила организации в организации силы. Война – результативное средство достижения всего или

ничего. Применение силы неизбежно… Ну а как по-другому?.. Выживает тот, кто может выжить, а

масштабы агрессии и противостояния – это уже другой разговор.

А нет, не мы одни такие – муравьи тоже – организованное сообщество. У муравьев тоже

бывают войны. Этих насекомых восстановили одними из первых – живучие они… практически,

как мы… Мы с ними похожи – неукоснительно четко исполняем свои функции в своем

муравейнике в соответствии с иерархией и подразделением. Правда, их войны не несут таких

глобальных деструктивных последствий для всего окружающего… Эти насекомые просто не

имеют средств на то, чтобы попутно пустить в расход что-то, что после ударит по ним

неподъемным кризисом. Ими управляет природа – она решает их конфликты, регулирует

численность и территории, когда мы делаем это сами.

Люди существа деструктивные – никуда не попрешь. Мы сражаемся за свое существование не