«Твердый дворянин из Ники будет!» – думал отец.
На станции же о нем говорили:
– А сынок-то не в папашу вышел. Свободомыслящий! Это ничего, что он тихоня. Не смотрите! Вот достанутся ему Большие Головотяпы, он себя покажет! От всех этих дворянских папашиных затей-рацей только щепочки полетят.
И отец и станция равно глубоко ошибались. Из всего, что было Нике темно и загадочно в жизни, всего темнее и загадочнее оставался вопрос:
– Что, собственно, я, Никандр Обманов, за человек, каковы суть мои намерения и убеждения?
От привычки урывками читать «Гражданина» не иначе как вперемежку с потаенными «Русскими ведомостями» в голове его образовалась совершенно фантастическая сумятица. Он совершенно потерял границу между дворянским охранительством и доктринерским либерализмом и с полною наивностью повторял иногда свирепые предики князя Мещерского, воображая, будто цитирует защиту земских учреждений в «Русских ведомостях», либо, наоборот, пробежав из-под листа «Гражданина» передовицу московской газеты, говорил какому-нибудь соседу:
– А здорово пишет в защиту всеобщего обучения грамоты князь Мещерский!
Смерть Алексея Алексеевича очень огорчила Нику. Он искренне любил отца, хотя еще искреннее боялся, И теперь, стоя над засыпанною могилою, – с угрызениями совести сознавал, что в этот торжественный и многозначительный миг, когда отходит в землю со старым барином старое поколение, чувства его весьма двоятся, и в уши его, как богатырю скандинавскому Фритьофу, поют две птицы, белая и черная…
«Жаль папеньку!» – звучал один голос.
«Зато теперь вольный казак!» – возражал другой.
«Кто-то нас теперь управит!»
«Можешь открыто на „Русские ведомости“ подписаться, а „Гражданин“ хоть ко всем чертям послать».
«Все мы им только и жили!»
«Теперь mademoiselle Жюли можно и колье подарить…»
«Что с Обмановкой станется?»
«Словно Обмановкою одной свет сошелся. Нет, брат, теперь ты в какие заграницы захотел, в такие и свистнул».
«Сирота ты, сирота горемычная!»
«Сам себе господин!»
Так бес и ангел боролись за направление чувств и мыслей нового собственника села Большие Головотяпы, Обмановки тож, и так как брал верх то один, то другой, полного же преферанса над соперником ни один не мог возыметь, то физиономия Ники несколько напоминала ту карикатурную рожицу, на которую справа взглянуть – она смеется, слева – плачет. Но что в конце концов слезный ангел Ники должен будет ретироваться и оставить поле сражения за веселым бесенком, в этом сомневаться было уже затруднительно.
