Через месяц на острове выросли сооружения, которым предстояло положить конец беззаботной райской жизни наших макак.

Центральное место занял «магазин» — длинный прозрачный ящик, разделённый перегородками на отсеки. Начинка отсеков поражала обезьянье воображение наповал, от неё захватывало дух. Знаете, как определить, что у макак захватывает дух? Очень просто — у них текут слюни. В отсеках лежали: грузинский виноград, марокканские апельсины, египетские бананы и отборные яблоки сорта «Джонатан», выменянные Омаром у местного населения на бочки из-под солярки.

Макаки повели себя предсказуемо. Как сказал бы Омар, «мартышкы обаддэли». Они орали, визжали, носились по ящику туда-сюда, искали в стекле дырки, пробовали на зуб, пытались разбить, плевались и даже кидались фекалиями. Короче, занимались исследованиями. Через полчаса, убедившись, что подлые люди запрятали сокровища надёжно, макаки тактику изменили. Они принялись клянчить. При этом норовили показать, что без вкусненького их ждёт немедленная и мучительная смерть. А если замечательные и горячо любимые люди достанут им еду, то они в ответ тоже могут сделать много полезного. Например, повычёсывать у людей насекомых из волос. Ещё через полчаса настроение начало понемногу меняться: «Жадные люди не хотят пожалеть бедных макак? А если цапнуть?»

Дальше ждать было опасно.

— Цезарь хороший! — ласково сказала Кира. — Цезарь умный и красивый! Смотри, что у меня есть!

И протянула вожаку круглый алюминиевый жетон, похожий на двадцатикопеечную монетку. Цезарь любил, когда его хвалили, но он хотел виноград, а не железку. Жетон его не заинтересовал.

— Ах, какой красивый жетон! — поцокала языком Кира. — Ах, ах! Блестит! Ни у кого такого нет! Не хочешь? Троцкий, возьми ты! Ах, ах!

Троцкий протянул руку, и тут же вперёд рванул Цезарь. Одной лапой он заехал Троцкому в ухо, другой схватил жетон и спрятал его за щёку. Огляделся, рявкнул для порядка, показав подданным клыки, и стал рассматривать жетон. Он вертел его, пробовал на зуб, пытался приладить на лоб. Алюминий ярко сверкал на солнце, стая восторженно выла, Троцкий дрожал от зависти, вожак надувался от гордости. Про виноград он временно забыл.

— Цезарь! — громко сказал я. — У меня тоже железка есть! Такая же. Видишь?

Цезарь подошёл, осмотрел второй жетон. Свой он на всякий случай опять спрятал за щёку. Протянул руку…

— Нет! Мой! — сказал я, Цезарь фыркнул. — А теперь смотри! Смотри внимательно, Цезарь! Беру железку и опускаю её сюда… Оп!

Жетон провалился в щель на передней панели ящика, внутри щёлкнуло, и на панели приподнялась заслонка. Из заслонки выскочил апельсин, скользнул в желоб. Чуть покатался туда-сюда, как шарик в розыгрыше «Спортлото», и замер, блестя оранжевым боком. Заслонка закрылась.

Не скрою, доктор, в этот момент все мы на миг затаили дыхание: как же — исторический момент!

Но ничего не произошло. Цезарь спокойно взял апельсин и слопал его вместе с кожурой. Жетон он тоже проглотил. Потом уставился на меня наглыми глазами и стал ныть. Вероятно, желал сказать, что не успел распробовать. Связи между жетоном, опускаемым в щель, и выскакивающим деликатесом, он не уловил. Пришлось показывать ещё раз. И ещё. И ещё.

И ещё.

Всё-таки, доктор, макаки — это не шимпанзе. Нет, в конце-концов, они всё поняли. К тому времени Цезарь объелся и стал великодушен. Он даже угостил Рэма с Троцким и самок — Зиту и Гиту. У тех как раз была течка, и элита крутила с ними любовь по очереди. Вернее, по справедливости. Сначала вожак, снова вожак, опять вожак, ну а потом, если вожак не против…

Опять я отвлёкся. В общем, первым связь уловил не Цезарь, а Троцкий. Он же первым сам засунул жетон в щель и получил банан. Вожак и Рэм были так удивлены, что даже не попробовали отнять. А может, уже нажрались. Хотя вряд ли…

К вечеру уже вся стая прекрасно понимала, что нужно делать, чтоб получить вкусную еду. Мы ещё немного дали им порезвиться, оставили немного жетонов (кому досталось, сразу спрятали за щёки) и поехали к себе. Отмечать. Омар при помощи тов. Реутова добыл армянский коньяк «Двин». Помнится, первый тост провозгласил сам тов. Реутов:

— За эксперимент, выводящий биологию на новый уровень! На уровень научного обоснования неизбежности социально-исторических преобразований! — красиво и непонятно сказал он и повернулся к Кирочке: — За автора идеи — самого обворожительного биолога страны!

— Правылно! — поддержал Омар. — За вас, Ыгор Ылыч!

— Спасибо, Егор Ильич! — улыбнулась Кира.

— Егор, — улыбнулся в ответ тов. Реутов. — Зовите меня Егор.

«Сволочь!» — подумал я.

Следующий день мы дали обезьянам отдохнуть, а потом начали устанавливать «фабрики». Такие специальные автоматы с длинным рычагом. Если рычаг покачать определённое время, то автомат выплёвывает алюминиевый жетон. На который в свою очередь можно отовариться в «магазине». Поработал на «фабрике», получил «денежку» — сходил в «магазин».

А, доктор? Это Кира придумала. «Гениально! — оценил Реутов. — Т-Д-Т. Труд — Деньги — Товар. Классика!». «Интересно, — осторожно поддержал Кривяк. Профессор Вольский сказал: «Гм-м!». А Омар высказался вполне определённо и даже без акцента: «Не будут мартышки по формуле работать!». У Омара отношения с макаками были сложными: «Нэ может, чтоб из такой сволоч чэлавэк получился! Ошибся твой тёзка, Витя». Это он про Дарвина. Но Цезаря Омар уважал.

Да-да, продолжаю! Качать рычаг макаки научились легко. Запросто научились. Но и только! Дальше образовался тупик. Макаки с удовольствием качали рычаги, получали жетоны, шумно радовались, засовывали жетоны за щёку и… бежали к нам клянчить жетоны для «магазина». Они явно не могли понять, что железки, которые выдаёт автомат точно такие же, как и те, что дают люди. Что на них точно так же можно получить банан. Похоже, волшебными железками, превращающимися в жратву, для них были только те, которые давали им люди. В крайнем случае, те, которые у людей можно стырить или отнять. А то, что выплёвал автомат — это так, ерунда. Их можно вставить себе в глазницу, прилепить на лоб, поиграть, но не больше того. Но и отдавать их никому тоже нельзя, потому что — МОЁ! Сунуть за щёку — и всё. Что, люди просят? Хотят что-то показать? Не давать! Пусть свои, волшебные, дают! Дайте, пожалуйста! Дайте! Дайте, гады!

Что мы только не делали — всё без толку. Бегают, твари, с набитыми жетонами ртами и клянчат те же жетоны у нас. И так третий день. Тупик!

— Туповаты макаки, — сказал Реутов, задумчиво глядя на бокал с коньяком. — Надо было с шимпанзе пробовать. Хотя, у тех иерархия на нашу не так похожа… Может, с бабуинами?..

— Дмитрий, — поднял бокал Кривяк. — Давно хочу спросить, почему вам так важна социализация, сходная с человеческой?

— А зачем нам другая? — поднял бровь Реутов. — Мы денег на ветер не бросаем. Ну что, выпьем за благополучный провал?

Мы сидели в лаборатории. На столах коньяк и вино, фрукты и шашлык. За столами унылые пасмурные лица. То ли прощание, то ли поминки. Прощание с мечтой, поминки по безграничному финансированию.

— Жаль, — вздохнул Омар. — Так работали… Маар-р-р-тышки!

— А я верю в наших резусов, — сказала лаборантка Вика. — Надо только ещё немножечко подождать. Вон, смотрите, кто-то к «магазину» подошёл!

Доктор, я говорил вам, что у нас телекамеры были? Склероз… Так вот, мы этими камерами весь остров позаставили. А картинки приходили на мониторы. Мы тогда и слова такого не знали, экранами назвали. И вот сейчас на одном из экранов появился силуэт. Выглянула луна, силуэт превратился в средних размеров макака.

— Это Зуля! — обрадовалась Вика. — Смотрите!

— На что? — хмыкнул Реутов. — Как ещё один придурок будет пытаться просочиться через стекло? Кира, не хотите ли пройтись, у меня…

— И-и-и! — завизжала Вика. — Во-о-от!

Профессор Вольский вздрогнул и проснулся. Омар поперхнулся шашлыком. На улице громко залаял Шамиль.

А на экране, в ореоле лунного света стоял трёхлетний самец Зуля и что-то с удовольствием ел.