Возьмем другую страсть, например — ненависть. И эта страсть также имеет свой образ, и если ум охранится от сложения с этим образом, то страсть не может развиваться; если же соединится с ним, то страсть в меру этого соединения будет приобретать все большую силу и может достигнуть степени одержимости.

Другой вид воображения, с которым борется подвижник, обычно именуется — мечтанием. Человек отходит от реального положения вещей в мире и живет в сфере фантазии. Порождения фантазии, бессильной создать что-либо совсем не сущее, совсем «из ничего», не могут носить характер совершенно чуждый окружающему нас миру; иными словами: в них неизбежно будут элементы действительного, реального мира, подобно тому, как они есть в снах, и потому они не являются абсолютно недостижимыми. Например, бедный человек воображает себя царем, или пророком, или великим ученым. История знает случаи, когда бедные люди, занимавшие в социальной иерархии низшие места, становились императорами и подобн., но это обычно происходит не с теми, которые мечтают.

Читателю, надеемся, ясно, что мы разумеем, говоря о «мечтании», и чтобы не удлинить слова, перейдем к иному виду проявления силы воображения. Человек, пользуясь способностью памяти и представления, может размышлять над разрешением какой-либо проблемы, например, технической, и тогда ум его размышлением ищет возможности практического осуществления той или иной идеи. Этого рода деятельность ума, сопровождающаяся воображением, имеет великое значение в человеческой культуре и необходима в строительстве жизни, но подвижник, заботящийся о чистой молитве, стремится нестяжанием ограничить себя во всем, чтобы и этот род воображения не препятствовал ему «первую мысль и первую силу отдать Богу», т. е. всецело сосредоточиться в Боге.

И, наконец, еще один вид воображения, о котором мы хотим говорить — это попытки рассудка проникнуть в тайну бытия и постигнуть Божественный мир. Такие попытки неизбежно сопровождаются воображением, которое многие склонны называть высоким именем богословского творчества. Подвижник умного безмолвия и чистой молитвы решительно борется в себе с этим видом «творчества», потому что оно является процессом обратным порядку действительного бытия, так как при этом человек творит Бога по образу своему и по подобию.

Возможно, что сказанное вызовет много недоумений и возражений, но мы не можем останавливаться на объяснениях, надеясь, что при добром желании будем поняты, как должно.

Подвижник молитвы исходит из веры, что Бог нас сотворил, а не мы творим Бога, и потому в своем отвлечении от всякого богословского и философского творчества — безвидною молитвою обращается к Богу, и если снизойдет боговоление Божие к молящемуся и будет дано ему вкусить приближение Бога, то и в этом случае ведение о Боге сверхобразном преложится в тот или иной образ, однако, образ этот не «выдуман» подвижником или пророком, но «дан» ему свыше.

Подвижник молитвою ищет Бога — Творца своего, и Бог по снисхождению и благоволению Своему ведение о Себе дает в образах, доступных человеку. Эти образы пожигают в человеке страсти и освящают его, но если он воспримет их, как завершение откровения, то впадет в заблуждение, и тогда даже свыше данные образы могут стать непреодолимым препятствием к более совершенному богопознанию.

Творческая идея Бога осуществляется и материализуется в мире, но тварная свобода идет обратным путем: она ищет Самого Бога, в Котором ее последняя цель и последний смысл ее бытия. Цель тварного мира не в его бытии самом по себе, в самом себе, ради самого себя, в своем образе бытия, а познание тварью Творца и обожение твари.

Причиною сотворения мира является преизбыточествующая благость Божия и никак не необходимость воплощения Бога-Слова; иными словами: воплощение Бога-Слова никак не являлось необходимым для Самого Слова, и творение мира никак не являлось только предварительным актом для воплощения Бога.

Снисхождение Слова не есть показатель самодовлеющей ценности мира, но цель или смысл этого снисхождения открывается в том имени, которое воспринял смиренно воплотившийся Бог-Слово: Иисус-Спаситель «и наречешь имя Ему Иисус, ибо Он спасет людей Своих» (Мф. 1:21).

Бог не есть — идеальный мир, в смысле — мир идей; и образ данного эмпирического бытия не есть реализация божественного идеального мира, т. е. такая реализация, без которой и самое Божественное бытие явилось бы ущербным, несовершенным.

В творчестве человеческом, обращенном к миру, человеческая идея ищет своего воплощения, реализации, без чего она остается незавершившейся в своем развитии, но в мире Божественном воплощение Бога-Слова не есть завершение теогонического процесса, т. е. завершение развития в Самом Божестве, и в этом смысле необходимое для Самого Бога, для полноты Его бытия.

Такова вкратце догматическая основа духовной молитвы, о которой идет слово.

Духовная молитва не есть — ни художественное творчество, ни научная работа, ни философское искание и размышление, ни отвлеченное рассудочное богословие; духовная жизнь не есть удовлетворение наших эмоциональных стремлений чрез их реализацию, т. е. осуществление в переживаниях или материализованных образах, например, искусства. Все, здесь переименованное, составляет различные виды проявления воображения. Некоторые из них могут быть поставлены выше, другие ниже, т. е. возможно установление иерархии этих форм по аксиологическому признаку, но все же все это относится к той сфере воображения, которая должна быть преодолена, ибо иначе невозможно достигнуть ни совершенной молитвы, ни истинного богословия, ни истинно богоугодной жизни.

Итак путь православного подвижника таков: он ищет истинного Бога Творца; для этого он чрез умную молитву ведет борьбу с тьмами тем всяких образов — и видоподобных, т. е. имеющих ту или иную внешнюю форму, очертания, протяжение пространственное или временное, цвет и подобное, и мысленных, т. е. понятий, чтобы, совлекшись всякого тварного образа, помолиться Богу лицом к Лицу.

Бог творит мир, и это творение идет в порядке снисхождения; но человек идет к Богу в порядке восхождения, и в своем восхождении от твари к Богу подвижник не отрицает реальности и ценности творения, но лишь не абсолютизирует и не боготворит его, не усматривает в нем самоцель и самоценность. Бог сотворил мир не для того, чтобы Сам Он жил жизнью твари, но для того, чтобы разумную тварь приобщить Своему Божественному бытию, и когда разумная тварь не достигает обожения, которое не может совершиться без ее соучастия, тогда исчезает и самый смысл ее бытия. Из этого сознания рождается великий восторг пред Богом-Творцом от созерцания творения и самое реальное восприятие всего в мире тварном, но вместе с тем это же сознание приводит к отрыву от всякой твари ради созерцания Бога. Этот отрыв не есть отрешение от реального тварного бытия в смысле совлечения или отрицания его, как «призрака»; не есть этот отрыв поэтическое или философское витание в сфере высоких и прекрасных образов или «чистых» идей, как бы ни были они высоки аксиологически, потому что и такая установка снова переносит нас в мир воображаемый. Нет, — это есть тяга к Богу живому и истинному в силу любви к Нему, в силу призвания нашего — жить в Боге, в Котором Самоцель и Самоценность. В Боге — завершенность, не имеющая нужды в воплощении; ²⁹ в Боге совершенство, исключающее всякую борьбу и трагизм. Бог не есть — «по ту сторону добра и зла», ибо Он есть Свет, в Котором нет ни единой тьмы.

Для простого и смиренного верующего освобождение от власти воображения достигается простым и целостным устремлением жить по воле Божией. Это так просто, и вместе «сокрыто от премудрых и разумных», и нет возможности объяснить это словами.

В этом искании воли Божией заключено «отречение» от мира. Душа хочет жить с Богом и по-божьи, а не «по-своему», и потому отрекается от своей воли и воображения, не могущих создать действительного бытия, но являющихся «тьмой кромешной».