Пока Мясоедов осматривался, совсем стемнело, и патрульный, не став заморачиваться поисками моста, воспользовался гравитатором, чтобы преодолеть реку. Силовой комбинезон обеспечил пришельцу надежную защиту от посторонних глаз.

Несмотря на поздний час на площади возле деревянного храма в центре города, неподалеку от княжеского дома, где стояли идолы и горели ритуальные костры, теснились подвыпившие горожане. Многие слонялись по улицам, громко обсуждая последние новости — грядущую свадьбу красавицы княжны с Ярополком, князем киевским.

— А слыхал, как она Владимиру-то ответила, лебедушка наша? — орал пьяным фальцетом невидимый Севке мастеровой. — Не хочу, говорит, робычича разути, хочу княгинина сына в мужья!

— Зря, зря князь дочке позволил глаголить, — негромко возразил благоразумный приятель пьянчужки. — Сам бы он тоже Ярополка приветил, да только слов злых избежал бы. Не простит Рогнеде князь новгородский, что мать его рабыней обозвала. Не к добру это.

— Да ладно тебе, Браге, выпей за невесту, — пьянчужка потянулся к собеседнику с чаркой, но тот брезгливо отстранился.

Стоявший справа от Севастьяна дружинник бросил на говоривших суровый взгляд.

Варяжский, скорее всего шведский наёмник, немолодой, кряжистый и седой, может, просто светловолосый, резко выделялся даже в сумерках. В отличие от горожан, дружинник носил доспех и шлем, но из оружия в глаза бросался только скрамасакс — боевой нож с односторонней заточкой в кожаных ножнах с бронзовыми обкладками. Вояка смотрел на осторожного горожанина с неприязнью, однако последняя реплика вполне отвечала мыслям патрульного.

— Ой, не к добру, — мысленно согласился с полоцким трезвенником Мясоедов и направился в обход деревянного храма, стоявшего неподалеку, в сторону княжеских палат. Он едва не упустил момент, когда от дома отделилась легкая тень, и женская фигурка, уже чем-то смутно знакомая, тонкая и хрупкая, в накинутом на голову платке, устремилась в сторону реки.

— Неужто Рогнеда? — Севастьян не мог поверить глазам. — Как она решилась? Ночью, в такое время! Еще обидит кто, не признавши.

Похоже, страшиться опасностей было не в характере юной княжны. Впрочем, смелость девчонки объяснялась гораздо проще. Приглядевшись, Мясоедов заметил силуэт огромного жесткошерстого пса, серой тенью следовавшего за хозяйкой. Ирландский волкодав! — едва не присвистнул он. Пожалуй, такому защитнику не всякий решится бросить вызов. Тоже, наверное, подарок какого-то неудачливого женишка.

Мгновение поколебавшись, Мясоедов решительно двинулся вслед за Рогнедой. Неясное чувство подсказывало, что такая отчаянная красотка неизбежно окажется в эпицентре событий. Осторожно продвигаясь вперед, чтобы не выдать себя, Севастьян краем глаза заметил, как уже знакомый варяг, словно невзначай, тоже последовал за девушкой. Этому-то что от нее понадобилось?

Идти пришлось довольно долго, но минут пятнадцать спустя навстречу Рогнеде из темноты выступил высокий парень, в котором легко можно было опознать новгородца.

«Тоже наемник князя Рогволода? — предположил Мясоедов. — На простого дружинника не похож».

Дружинник выделялся щегольским варяжским одеянием, напоминавшим то, что красовалось сейчас на Севастьяне: ботинки из кожи морского котика с выворотным швом, штаны из прожированной свиной кожи, верхняя рубаха из оленьей шкуры, украшенная шелковой оторочкой, ногавицы с обмотками, шапка из лисьего меха, прямоугольный шерстяной плащ на одном плече. Вот только пояс у дружинника, пожалуй, был побогаче — с ручной вышивкой, бронзовой чеканкой и «ташкой» — сумкой, похожей на поясной кошель постперестроечного челночника. Парень явно не из простых — не всякий конунг мог позволить себе такую роскошь. Тонкое лицо с холеной бородкой, гордая осанка, богатая одежда и уверенное, несмотря на молодость, выражение лица незнакомца выдавали в нем человека, привыкшего отдавать приказы.

Девушка бросилась в объятия щеголя, и не успел Мясоедов подумать, что княжна, похоже, уже нашла себе дружка до свадьбы, как его ожидал новый сюрприз.

— Владимир! — страстно прошептала Рогнеда. — Наконец-то. Я сделала все, как ты велел.

Владимир? Севастьян замер от неожиданности, внимательно вглядываясь в лицо новгородского князя. Так вот ты, значит, какой, северный олень! Но как же Рогнеда? Встречаться ночью с отвергнутым женихом, которого сама накануне унизила, обозвав робичичем, сыном рабыни? Ответы не заставили себя ждать.

Рогнеда по-кошачьи ластилась к молодому князю, осыпая вопросами:

— Ты ведь меня любишь, родимый, да? И сделаешь все, как обещал? Женишься на мне, и сын твой, которого я ношу, станет князем?

Сын? Когда только успели? Значит, не первый день встречались. Долго раздумывать Мясоедову не пришлось.

— Клянусь! — уверенно обещал Владимир. — Первенец наш, Ярослав, будет княжить в Киеве, а ты станешь княгиней полоцкой.

— Княгиней? А как же отец и братья? — голос Рогнеды, даже для подслушивавшего Севастьяна, прозвучал невыносимо фальшиво. Знала княжна, на какую участь обрекает родичей, прекрасно знала!

Однако Владимир вопрос воспринял вполне естественно.

— Не беспокойся, — ласково сказал он девушке. — Все решится сегодня ночью. Поспеши домой. Сейчас ладьи подойдут к городу по реке, а я с дружиной войду через подземный ход, который ты мне показала. Постараемся обойтись малой кровью, ведь это твой город, тебе им владеть!

Новгородец легонько подтолкнул девушку, и она, обиженно надув губки, ускользнула прочь, сопровождаемая неподкупным грозным защитником.

— Рогволода и остальных придется убить, — давешний дружинник, незаметно подойдя к князю, как старый знакомый, заговорил прямо, без экивоков.

— Иначе нельзя, дядя? — с заминкой спросил Владимир. — Ведь, возьми я Рогнеду замуж, и Рогволод предпочтет закончить дело миром.

— Он бы предпочел, — согласился собеседник. — Да только нам придется убить старого князя, когда он решится на тебя напасть — ради сыновей. Зачем тебе соперники? Полоцк должен принадлежать твоим детям.

Дядя? Верно, на инструктаже говорили о каком-то Добрыне Никитиче, брате Малуши, который с детства заботился о племяннике и во всем поддерживал юного новгородского князя. Севастьян смутно припомнил, что, по каким-то древним пережиткам матриархата, дядька со стороны матери у славянских народов долго считался намного более близким родичем ее детям, чем родной отец.

— Решится напасть? Отчего же? — в голосе Владимира прозвучало недоверие.

— Я ведь не зря подсказал Рогнеде нужные слова, — усмехнулся заботливый дядюшка. — Она тебя оскорбила, назвав рабьим сыном. И ты вправе взять ее силой перед родными и близкими. Какой отец такое стерпит? Ну и…

Мясоедов не успел по достоинству оценить интригу, как сильнейший удар по голове сбил его с ног и погрузил бы в беспамятство, не будь на нем силовой защиты. Сверху на патрульного упала тяжелая рыбацкая сеть, и довольный молодой голос сказал:

— Попался лазутчик! Небось, от Ярополка подослан! Прирезать злодея или будешь допрашивать, княже?

— Может, и не от Ярополка. Одет по-вашему, по-варяжски. Скорее Ольгеберт послал человека проследить, куда ушла наемная дружина. Не до него сейчас. Брось в повозку, — отмахнулся Владимир. — Позже допросим, если доживет.

Спеленутый сетью, Мясоедов без труда мог бы освободиться и бежать, пожелай он того на самом деле: на руке оставался браслет коммуникатора, снабженный слабеньким излучателем. Для того чтобы разрезать лучом любые путы, достаточно было слегка повернуться и прижать клавишу к краю телеги.

Поразмыслив, Севастьян решил, что с дружиной Владимира так или иначе, окажется в центре событий, и нет никакого смысла бежать, если его все равно доставят в нужное место. Хотелось спокойно поразмыслить — подслушанный разговор совершенно менял изложенный на инструктаже взгляд на события. И самое главное — Рогнеда, прекрасная Рогнеда оказалась предательницей! Вот он, сбылся, вещий сон!

Задумавшись, под мерное движение телеги и тихие разговоры дружинников, дожидавшихся, когда посланные в подземный ход лазутчики откроют ворота, Севастьян не заметил, как задремал.