АЛГУАСИЛЫ действуют рукоятками алебард. Толпа перестает наседать и постепенно затихает. Из толкотни выбрались РУМЯНЫЙ и ЖЕЛТЫЙ со своими Дамами.
РУМЯНЫЙ (утираясь). Ф-фу! Не правда ли, сеньор: отрадно видеть такое христианское усердие в народе?
ЖЕЛТЫЙ. Вполне согласен, дорогой сосед.
ВТОРОЙ ГРАНД (возле столика с прохладительными напитками. Взволнованно). Не может быть!
ПЕРВЫЙ ГРАНД. Да вон же: сзади всех, высокий. Узнаете?
ВТОРОЙ ГРАНД. Святая дева! Вы правы: он, дон-Родриго… Но как же так… И даже в числе нераскаявшихся…
ПЕРВЫЙ ГРАНД. Ну что же: сперва раскаялся, потом раскаялся, что раскаялся… Вот когда дон-Балтасар опять появится в своей ложе, я хотел бы увидеть, как он… Пожалуй, я предпочел бы быть на месте дон-Родриго!
ВТОРОЙ МАЛЬЧИК (толкает девочку на костер из травы и сучьев). Ну, лезь же! (Первому мальчику.) А ты поджигай! Так! Эх, вот весело!
ДЕВОЧКА (босая, огонек костра обжигает ей ноги. Она вскрикивает). Ой, больно! (В недоумении.) Неужели и тем так же?
ВТОРОЙ МАЛЬЧИК. Глупая: видно, что девчонка! Они же мужчины!
ДЕВОЧКА. Ну, если мужчины – так и становись сам. А я не хочу.
РУМЯНЫЙ (умиленно). Милые дети! Как жаль, что мы не взяли своих! (Исчезают в толпе.)
Осужденных на сожжение живьем вводят на квемадеро и ставят на колени перед кострами, спиною к толпе. КОРОЛЬ выходит на балкон. Внизу в ложе появляются БАЛТАСАР и ИНЕСА; Балтасар беспокойно озирается. Увидел Рюи, выпрямился как шпага, встал перед Инесой, чтобы заслонить от нее квемадеро.
ПЕРВЫЙ ГРАНД (Второму). Смотрите, смотрите: дон-Балтасар уже увидел. Ручаюсь вам – сейчас произойдет что-нибудь такое…
ВТОРОЙ ГРАНД. Сеньор, не лучше ли нам уйти?
ПЕРВЫЙ ГРАНД. Нет, нет: я всякий роман дочитываю до конца, а здесь не книги – живые люди…
Шествие продолжается. Группа Раскаявшихся: в руках у них зеленые потушенные свечи, на колпаках языки пламени острием вниз. Возле них монахи, читающие молитвы: непрерывное, монотонное жужжание. Дальше на длинных зеленых шестах доминиканцы несут чучела еретиков, умерших в тюрьме; у соломенных, прикрытых рваной материей, чучел – огромные выпученные глаза из смолы, накрашенные суриком губы. Ноги – легкие, и чучела все время пляшут в воздухе судорожный танец. За ними гробы с прахом умерших еретиков; гробы прикрыты желтыми покрывалами; на покрывалах красные языки пламени. Шествие замыкается инквизиторами в фиолетовых одеяниях, под охраной. Инквизиторы подымаются на эстраду.
ОФИЦЕР АЛГУАСИЛОВ (объясняет девушке). Это? Это – изображения умерших еретиков и вынутые из могил гробы с их прахом.
ДЕВУШКА. А впереди?
ОФИЦЕР АЛГУАСИЛОВ. Те, что с потушенными свечами? Это – раскаявшиеся.
ДЕВУШКА (разочарованно). Как? Значит, их уж не сожгут?
ОФИЦЕР АЛГУАСИЛОВ. О, не беспокойтесь, сеньора, сожгут. Но церковь милосердна к раскаявшимся: их сперва повесят, потом сожгут. Так что, красавица, если и вы согрешите, а потом покаетесь… Нет, правда, знаете что: как только это кончится… (Обнимает девушку за талию и шепчет ей на ухо.)
ТОРГОВКА (на табурете). Чучела, чучела-то, глядите! Расплясались, как висельники! А, а! Ногами-то! Прямо – сарабанда!
ТОЛПА. Что, не терпится самой поплясать с ними? – На, вот у меня кастаньеты… – Поднимай ее на шест, поднимай!
Торговку поднимают вверх, она кричит и отбивается. В это время на эстраде инквизиторов МУНЕБРАГА встает со своего кресла; в руках у него лист бумаги.
АЛГУАСИЛЫ. Тише! – Эй, вы, заткните глотки! – Тише!
МУНЕБРАГА (читает торжественно среди внезапно наступившей тишины.) Властью апостольскою и нашей, согласно постановлению святого трибунала, мы объявляем: все доставленные сюда под стражей – передаются в руки светской власти, чтобы с ними поступлено было согласно закону. Именем Бога всемогущего и Господа Иисуса Христа, мы молим и заклинаем отнестись к осужденным великодушно, кротко и милосердно…
ГОЛОС В ТОЛПЕ. Слыхали! Знаем мы ваше христианское милосердие!
ИДАЛЬГО, похожий на Дон-Кихота, как коршун кидается в толпу и вытаскивает оттуда крестьянского парня в широкополой шляпе.
ИДАЛЬГО, ПОХОЖИЙ НА ДОН-КИХОТА. Алгуасилы, сюда! Вот этот!
Несколько алгуасилов бросаются ему на помощь. Толпа с криком раздается в стороны и трусливо жмется. Арестованному скручивают руки и уводят его.
МУНЕБРАГА (торжественно). Ваше Величество. Клянетесь ли вы крестом шпаги, на которую опирается ваша рука, – клянетесь ли вы поддерживать Святую Инквизицию в ее борьбе с еретиками и доносить нам о всех действиях и словах их, которые дойдут до сведения Вашего Величества?
КОРОЛЬ (встав и целуя крест на рукояти шпаги). Клянусь!
МУНЕБРАГА (оборачиваясь к толпе). Вы слышали? И всякий истинный сын церкви и подданный нашего доброго короля должен немедленно явиться к нам и донести обо всех еретиках, которых знает. Клянетесь ли вы все?
ТОЛПА (нестройно и жидко). Клянемся!
ЖЕЛТЫЙ (тихо – жене, оглядываясь на Идальго, похожего на Дон-Кихота). Я, кажется, недостаточно громко… Боюсь, он не слышал. (Очень громко, вытянувшись и привстав на носках.) Клянусь!
В толпе смешки, показывают на него пальцами; он смущенно оглядывается. Монахи на квемадеро возле осужденных торопливо уговаривают их: есть еще несколько минут; воинственно машут распятиями. Слышен злой крик: «Да кайся же, говорят тебе!» Часть осужденных палачи ведут куда-то в овраг, за квемадеро.
ТОЛПА. Куда их? – В овраг: там виселица. – Пойдем туда! – Нет, тут прозеваешь: я больше люблю костры… Глядите: факелы уже! Сейчас…
К кострам подходят УГОЛЬЩИКИ с факелами наготове. Первого из осужденных на открытой части квемадеро привязывают к столбу сзади костра. Других вводят внутрь статуй апостолов и с лязгом захлопывают двери.
ПЕРВЫЙ ГРАНД (Второму). Смотрите, смотрите: в той ложе, где дон-Балтасар, – костры уже загораются. Вы видите его лицо? Пламя уже лижет ему ноги.
ВТОРОЙ ГРАНД. Довольно вам шутить, сеньор!
ПЕРВЫЙ ГРАНД. Я не шучу. Его лицо – вы видите его лицо?
ЖЕНЩИНА НА КВЕМАДЕРО (перед статуей апостола крепко уперлась ногами, не идет. Вскрикивает). Я каюсь! Я не хочу! Я каюсь. (Ее уводят в овраг.)
ТОЛПА (удовлетворенно). Ага-а!
СТАРУХА С КЛЮКОЙ (протискиваясь в толпу). Ой, что же это? Ой, дорогие мои сеньоры, – пропустите!
ОФИЦЕР АЛГУАСИЛОВ. Ты что, старуха, кричишь? Чего тебе?
СТАРУХА С КЛЮКОЙ. Ой, сеньор алгуасил, красавец мой! Пропустите меня, старуху, вперед! Ведь последний раз в жизни взгляну, как будут жечь собак неверных… (Пролезла.) Ох, слава тебе, святая Мария, милосердная дева! Ох, в последний раз ведь…
ТОЛПА. Не бойся, бабушка, не последний: еще в пекле с ними встретишься! (Смех.) – Тише, тише. Еще один кается… Вон, вон: который руку поднял…
ОСУЖДЕННЫЙ НА КВЕМАДЕРО (громко, подняв руку). Я каюсь! Я каюсь в том, что раньше не покинул эту церковь, где вместо Христа – палач, а вместо Бога…
МУНЕБРАГА (указывая пальцем, кричит). Наденьте ему гаг! Гаг! Скорей! Чего же вы смотрите, ротозеи?
Палачи кидаются к осужденному, надевают ему на рот гаг, торопливо привязывают к столбу сзади костра.
