— Что хотели, товарищ лейтенант?

— Задать пару вопросов, — сухо ответил Свиркин и сразу перешел к делу. — Вы ничего подозрительного сегодня ночью не замечали?

— Не замечал, мне своих хлопот хватает.

Петру не понравился тон, которым это было сказано, и он уже совсем было собрался одернуть диспетчера, но вспомнил наставления своего старшего товарища — Романа Вязьмикина. Одно из них звучало так: свидетелю от тебя ничего не надо, это ты пристаешь к нему со своими дурацкими вопросами, поэтому будь вежлив даже и без взаимности.

— Извините, но недавно у «Метростроя» был найден раненый мужчина… — терпеливо объяснил Свиркин, хотя сгорал от желания найти зацепочку, чтобы начать строить версии.

Диспетчер, чувствуя неловкость за свою резкость, развел руками:

— К сожалению, ничего не заметил, но вот когда я приехал, Серега Пахтусов сказал, что милицейская машина кого-то увезла в вытрезвитель.

— А кто такой Пахтусов? — быстро спросил Петр.

— Таксист наш, он меня подменял, пока я домой ездил перекусить…

— В какое время?

— Сейчас скажу, — диспетчер посмотрел на часы, — та-ак, уехал я примерно в два часа, Серега сидел здесь, приехал я в три, минут десять посидел, и вы подошли… Гак вы у сержанта спросите, — диспетчер указал на стоящего у здания «Метростроя» милиционера, — он должен знать.

Советы иногда бывают полезны, но этот запоздал, с сержантом Петр разговаривал пять минут назад, и поэтому он, поблагодарив, спросил:

— Как мне вашего Пахтусова найти?

— Сложно, — покачал головой диспетчер, — он по всему городу мотается. Если сюда заедет, направлю к вам, только скажите куда. Если нет, ищите утром в парке, когда смену будет сдавать, он из третьего.

Свиркин объяснил, как его найти, и распрощался.

04 часа 12 минут. Вязьмикин

Роман уже второй час, перешагивая через тюки, чемоданы и вытянутые ноги, бродил по вокзалу. Его движения были неторопливы, и со стороны он походил на старающегося убить время в ожидании поезда пассажира, но глаза цепко оглядывали сидящих, лежащих, снующих по залу людей. В очередной раз спустившись по широкой лестнице на первый этаж, он заглянул в комнату милиции.

— Ну как? — прогудел Роман.

— Кое-что есть для тебя, заходи, — пригласил его дежурный. — В соседней комнате Краснояров с одним типчиком разбирается.

Младший лейтенант Краснояров, по-старушечьи подперев подбородок рукой, с полузакрытыми глазами слушал несвязный лепет щуплого человека с исцарапанной щекой и заплывшим глазом. Увидев Романа, он вяло кивнул и так же вяло поинтересовался у задержанного:

— Документы твои где? — Он покосился на свои записи. — Гражданин Нудненко… или все-таки не Нудненко?

Человечек привстал на полусогнутых ногах, для большей убедительности молитвенно сложил грязные окровавленные руки лодочкой, прижал их к разорванной рубахе и заплетающимся языком проговорил:

— Я же сказал — Нудненко… И про документы сказал — у Машки они, в Верх-Туле…

— Ты сиди, сиди, — лениво махнул рукой младший лейтенант, снова покосился в свои записи и, будто никак не мог запомнить фамилию задержанного, по слогам произнес: — Нуд-нен-ко… или все-таки не Нудненко?

Человек с трудом поднял голову и неожиданно пристально посмотрел на Красноярова единственным зрячим глазом.

— Не смотри, не смотри… Десять минут назад ты говорил, что документы потерял, — сказал младший лейтенант, — и откуда у тебя три тысячи, толком объяснить не можешь… — Он повернулся к Вязьмикину. — Будете с ним беседовать?

Роман кивнул:

— Поговорю.

Человечек, откинув назад голову, перевел глаза на него и грустно вздохнул. Краснояров прикрыл веки.

04 часа 17 минут

У здания «Метростроя» наш эксперт-криминалист Глухов оживленно рассказывал что-то широко улыбающемуся милиционеру. Завидев меня, он взмахнул руками:

— Ну, Ильин, сколько же тебя ждать можно? Понятые, эксперт на месте происшествия, а следователя нет. Сержанта задерживаем, а ему работать надо, бороться за трезвенность.

— Все, все, — отозвался я, — сейчас начнем, Сергей Петрович, — и, склонившись к дверце «Запорожца», сказал Снегиреву:

— Спасибо, Семен… Ты домой?

— Какое там… В кабинет.

Милиционер подвел нас с экспертом к очерченной мелом площадке возле забора, где в центре полукруга был нарисован силуэт лежащего с раскинутыми руками человека. Понятые, не решаясь подойти, робко топтались в стороне. Глухов щелкнул фотовспышкой, и на асфальте явственно стали видны пятна крови. Потом он, тяжело охнув, присел на корточки и, что-то бормоча себе под нос, принялся разглядывать маслянистые кляксы неподалеку от силуэта. Я присоединился к нему.

— Машины стояли… и совсем недавно, — пробурчал Глухов, — мне так кажется…

— Мне тоже, — сказал я, — и, по-моему, две…

— Одна из них «Жигули», — эксперт ткнул пальцем в сторону следа протектора, четко обозначившегося на асфальте.

— Марки «BA3-2103», госномер А 54–55 НБ, — серьезно добавил я.

Глухов удивленно вскинул глаза, потом смекнув, буркнул:

— Иди ты… не мешай работать. — Он раскрыл криминалистический чемодан и начал собирать образцы масла и крови, предварительно запечатлев след протектора на фотопленку. Я присел у забора и стал заполнять протокол осмотра.

— Николай, это не твой? — услышал я голос эксперта и подошел к нему.

Рядом с забором, примерно в метре от места обнаружения потерпевшего, лежал мужской комнатный тапочек. Глухов щелкнул затвором своего «Зенита», я поднял тапок и, достав полиэтиленовый пакет, положил его туда.

…Борисов встретил нас мрачно:

— Нда-а, — почесал он затылок, — похоже, «ноль» повесили…

— Не надо так грустно, раскроем, — бодренько ответил я, успокаивая дежурного по райотделу, но на душе было не очень весело, слишком не в нашу пользу складывались обстоятельства. Пока мы не знали даже имени убитого, не говоря уж о другом. Как у нас называют, чистый «ноль», «темняк», то есть нераскрытое преступление, а с этими «нолями» очень даже неловко чувствуешь себя на оперативных совещаниях.

06 часов 23 минуты

Свиркин закончил свой рассказ.

— Как ты собираешься таксиста Пахтусова искать? — спросил я.

— Он найдет, он шустрый парень, — подал голос Вязьмикин, расположившийся на стуле между шкафом и сейфом напротив моего стола.

— Найду я его, Николай Григорьевич, обязательно найду, — горячо заверил Петр. — Если не явится, то к девяти поеду в парк.

— У тебя что? — обратился я к Роману.

— У меня — гражданин Нудненко, а, может, не Нудненко, — ухмыльнулся он. — Во всяком случае, очень подозрительный субъект, худющий, как Петр, только ростом поменьше, ободранный, а в кармане три тыщи… И так складно все рассказывает, аж сомнения сразу берут, не врет ли? Говорит, освободился недавно, восемь лет отсидел, там и заработал. Спрашиваю, где справка об освобождении, про какую-то Машку верх-тулинскую плетет, у нее, дескать, оставил, а адрес не знает, говорит, показать может. Правда, есть маленькое несоответствие в его трепе. Сперва Красноярову говорил, что потерял справку, а потом уже при мне, стал про Машку заливать.

— А где он сейчас? — спросил я.

Так Краснояров его в спецприемник повез, как бродягу, до выяснения личности.

— Это какой Краснояров? Маленький такой? — заинтересовался Свиркин, очнувшись от размышлений.

— Да белый такой, кудрявый, еще мелкими шажками ходит, — пояснил Роман и, пошевелив широкими пальцами вокруг своей коротко стриженной головы, изобразил прическу Красноярова.

— Слушайте, — прервал я оперуполномоченных, — давайте по делу говорить. При чем здесь Краснояров?

— Если по делу, то придется мне в Верх-Тулу ехать, — безрадостно отозвался Роман.

Свиркин вдруг подскочил и взмахнул руками, словно собирался взлететь:

— Ничего понять не могу! Почему потерпевший в носках?!