При появлении мужа Целина взглянула на него как-то многозначительно.
— Вы будете в театре? — спросила она.
— Может быть, приеду, — отвечал Мумиев.
— Что у вас сегодня был за шум в приемной? — как бы вскользь заметила она.
— Да, неприятная история: кто-то, вероятно, по ошибке, дал мой адрес психически-расстроенной женщине и я распорядился отправить ее по принадлежности, — отвечал Мумиев, отхлебывая чай.
Целина замкнулась в горделивое достоинство. По ее белому пухлому лицу облачком скользнула какая-то тень. Гувернантка что-то уж слишком суетилась около детей. Горничная в промежутках, пока господа пили чай, выбегала в переднюю и перешептывалась с лакеем.
Вернувшись к своим обязанностям, Мумиев улавливал на себе ее пристальные взгляды.
Все это крайне раздражало его, между тем, он ни к чему не мог придраться. Ссылаясь на то, что ему нужно сделать вечерний визит в клинику, он встал из-за стола.
Целина посидела еще несколько минут над своим остывшим стаканом как бы в раздумьи, потом велела горничной достать из гардероба кремовый атласный лиф и купить в цветочном магазине белых гелиотропов, которыми намеревалась приветствовать артиста-бенефицианта.
Очнувшись от раздумья, она подошла к трюмо, оглядела внимательно свою пышную фигуру и произнесла вслух:
— Да, в его жизни было что-то темное, недосказанное и я недаром всегда чувствовала это.
Она прошла в спальню одеваться.
Мумиев опять заперся в своем кабинете. Проходя через зал, он с ужасом взглянул на то место, где стояла недавняя посетительница, точно боялся опять увидеть ее. В его воображении не переставало вставать широкое обрюзгшее лицо с глубокими морщинами, сначала с улыбкой обратившееся к нему и потом исказившееся злобой отчаяния. И всего ужаснее, что в этих расплывшихся, обезображенных чертах мегеры он узнавал что-то милое, дорогое и некогда близкое себе.
…Она явилась и стала на его дороге, а он думал, что все счеты с ней давно окончены. Ужасную метаморфозу свершила с ней жизнь; этого нужно было ожидать, и он знал наперед, что так будет. Ксения кончила тем, чем и многие подобные ей: спускаясь со ступеньки на ступеньку все ниже и ниже, пока окончательно не погрязла в нищете и пороке.
Отчего появление этой женщины так взволновало его? потому ли, что он не ожидал ее, или не хотел, чтобы развертывалась когда-либо она из черных страниц его жизни?
И мог ли он иначе обойтись с этой отвратительной старухой? Он прав был, поступая таким образом и отрезав ей дальнейшие пути.
Но все же о Ксении в его душе сохранились теплые воспоминания. Некогда она пригрела и обласкала его беспросветную юность — самому себе Мумиев мог признаться.
Мать его, оставшись вдовой без всяких средств, поступила в экономки к богатому пану и, отказывая себе положительно во всем, едва могла в месяц высылать ему по десяти рублей. На эти деньги он должен был жить и учиться. О, как трудно приходилось ему! Сколько голодных и холодных дней пережил он!.. Чтобы иметь возможность купить хлеба или пообедать, он принужден был за несколько верст бегать на уроки; когда же последних не случалось — изыскивал другие средства, как-то: по несколько часов проводил на почте, сочиняя неграмотным письма и т. д.
Однажды на масленице он отправился в маскарад. Ему было грустно. Среди многолюдного собрания одиночество сказывалось острее, и он прислонился к колонне, рассматривая нарядных, причудливых масок. Мимо проходила среднего роста полная брюнетка, в покрывале золотого дождя. Она ударила его по руке веером и сказала:
— О чем ты задумался?
Он отвечал ей. Слово за слово — и они разговорились. Молодой человек заинтересовал ее настолько, что, удалившись в салон, она просидела с ним в укромном уголке несколько часов подряд. Наконец, по его просьбе, она сняла маску и обратила к нему веселое, смеющееся лицо.
— Нравлюсь ли я вам? — кокетливо спросила Ксения.
— Необычайно, в особенности ваши глаза. Это блуждающие огни, — с восторгом отвечал он.
Мумиев провожал ее и с той поры сделался бессменным посетителем ее дома. Как юноша осмотрительный, он прежде всего постарался узнать прошлое молодой женщины.
Ксения Завьяловская происходила из порядочной семьи и, рано оставшись сиротой, поступила на содержание к богатому человеку, который, в конце концов, начал тяготиться ею и искал случая пристроить ее. Покровитель предложил Мумиеву жениться на Ксении; тот изъявил согласие, но просил подождать, пока он кончит университет. Так шли годы.
На правах жениха он постоянно бывал у Ксении. Молодая женщина полюбила его, что, впрочем, не мешало ей принимать у себя разных штатских и военных генералов.
Мумиев делал вид, что ничего не замечает, верил в ее порядочность и будто бы не знал, откуда у ней берутся средства. Подобное отношение к ней льстило молодой женщине и в тоже время она, пожимая плечами, спрашивала себя: — неужели же он так наивен?
Мумиеву жилось хорошо; материально он ни в чем не нуждался. За лекции платил исправно, платье носил от первого портного.
Окончив университет блестящим образом, он вскоре получил место при больнице в одной из смежных губерний и собирался в отъезд. Ксения тоже приготовилась с ним ехать, а это не входило в его расчеты. Ей шел уже 30-й год, красота увядала, генералы стали все реже и реже появляться в ее квартире. С прислугой она брюзжала с утра до вечера, кредиторы назойливо приставали и Ксения, как за якорь спасения, ухватилась за поездку с ним.
В один прекрасный день Мумиев явился к ней и сделал ужасную сцену.
— Я узнал всю вашу жизнь. Оказывается — вы эксплуатировали мое юношеское увлечение вами! — закричал он и начал разоблачать все ее поступки и закулисные похождения, только будто бы сейчас узнал о них и глубоко возмущен.
— Вы падшая женщина, а я возвел вас на пьедестал, верил вам, поклонялся, думал вверить вам свое имя, честь и счастье; вы, невзирая на это, лгали и обманывали меня на каждом шагу. Ваши деньги жгут меня. Поступив на службу, первым долгом постараюсь собрать должную вам сумму, чтобы бросить вам в лицо!
Бледная, подавленная, с остановившимся взглядом «блуждающих огней» слушала Ксения его громовые речи.
Оскорбленным принцем удалился Мумиев.
Опомнившись, молодая женщина сообразила, что все его красноречие было предвзятое, напускное, и отправилась к нему за объяснениями, но он скрылся уже неизвестно куда.
После этой бури она уехала в Одессу, где прожила несколько лет. Мумиев, заняв место в больнице, женился на дочери богатого землевладельца.
О Ксении к нему иногда доносились смутные слухи: говорили, что ею пленился какой то грек и увез в Константинополь. С тех пор слухи прекратились и мало-помалу он забыл о ее существовании.
Прошло много лет. Он получил кафедру при X. университете, приобрел славу известного хирурга; внешние блага жизни улыбались ему, только внутреннего удовлетворения он не испытывал при этом.
Если бы кто спросил его, счастлив ли он, Мумиев не мог бы ответить на этот вопрос. Целина всегда относилась к нему несколько холодно, увлекалась различными певцами и артистами и он, чувствуя себя одиноким, поневоле замкнулся в самом себе.
Теперь вдруг, не смотря на бурю негодования и злобы, в душу его закралось сожаление к падшей женщине. Он сознавал, что жестоко поступил с ней, выбросив ее из своего дома, когда она явилась за милостыней.
За «милостыней» ли?
Ему хотелось загладить свой поступок, пойти к ней и сказать:
— Прости, что я так безжалостно поступил с тобой. Я глубоко несчастлив и ото всех скрываю это. Я несравненно чувствовал себя счастливее в то время, когда, отдежурив лекции, бежал к тебе и ты встречала меня лаской и приветом.
Он знал, что Ксения поймет его. Ведь понимала же раньше она его душевные движения. Им овладело желание сейчас же ехать отыскивать Завьяловскую, дать ей денег, или, смотря по обстоятельствам, поместить в богадельню или приют для алкоголиков, одним словом, так или иначе облегчить участь бедной женщины.
