— Что это, Мортимер, ты, кажется, собираешься зажигать газ и опять тревожить девочку?

— Я хотел посмотреть, как я ушиб ногу, Каролина.

— Осмотри кстати и стул, вероятно, он разлетелся вдребезги. Бедная кошка, ей тоже не поздоровилось…

— Ах, Бог с ней, с кошкой! Очень мне нужно!.. А всё оттого, что ты отослала Марию, — вот я и должен исполнять её обязанности!

— Мортимер, Мортимер! И не стыдно тебе говорить такие вещи! Очень жаль, что ты не можешь исполнить самых пустяшных поручений в такое ужасное время, когда наш ребенок на краю погибели…

— Ну, перестань, я готов сделать всё, что тебе угодно. Но звонить бесполезно — всё равно никто не придет. Все давно улеглись спать. Ты скажи мне, где это гусиное сало?

— На камине, в детской. Если б ты пошел и спросил Марию…

Я добыл гусиное сало и опять заснул на пять минут.

— Мортимер, мне так неприятно тревожить тебя; но здесь слишком холодно, я не могу натирать ребенка. Не можешь ли ты развести огонь? Всё готово, стоит только поднести к камину спинку.

Я потащился к очагу, развел огонь и сел перед ним в безнадежном унынии.

— Мортимер, не сиди так, ты простудишься насмерть.

Я намеревался улечься, как вдруг она опять остановила меня:

— Постой, дай ребенку еще лекарства!

Я повиновался. Это лекарство имело свойство разгуливать девочку, и моя жена воспользовалась случаем, чтобы натереть ее с ног до головы гусиным жиром. Едва успел я заснуть, как снова пришлось вскакивать.

— Мортимер, я чувствую, что откуда- то дует. Положительно дует. А при этой болезни нет ничего хуже сквозного ветра. Переставь люльку ближе к огню.

При перестановке, я опять запутался в половике и, в сердцах, кинул его в огонь. Моя жена бросилась спасать его, причем мы слегка побранились. После краткого отдыха, от меня потребовали, чтобы я изготовил припарку из льняного семени, которая и была положена на грудь ребенка.

Каминный огонь вещь весьма непостоянная; чуть не каждые двадцать минут мне приходилось поправлять и раздувать его; это доставило случай моей супруге сокращать на десять минут сроки приема лекарства, что было для неё большой отрадой. От времени до времени мы возобновляли припарки и облепляли тело ребенка горчичниками. К утру все дрова сгорели, и жена поручила мне притащить новую связку.

— Душечка, это очень хлопотливо; притом, девочке и без того тепло. Не лучше ли приложить новую припарку…

Но она не дала мне докончить. Нечего делать, пришлось сойти вниз и принести новую охапку топлива. Совершив этот подвиг, я повалился на кровать и захрапел, как только может храпеть человек, измученный духом и телом.

На рассвете я почувствовал, что меня хватают за плечо. Я очнулся. Жена смотрела на меня дикими глазами, едва переводя дух.

— Всё кончено! Всё погибло! Ребенок в испарине! Что нам делать!

— Господи, как ты меня испугала! Я право не знаю, что нам делать! Может быть, лучше всего опять поставить люльку на сквозной ветер.

— О, дурак! Нельзя терять ни минуты! Ступай за доктором. Слышишь, сам ступай! Доставь его сюда живым или мертвым.

Я стащил бедного больного человека с постели и привел его. Он взглянул на девочку и сказал, что она и не думает умирать. Для меня это было большой радостью, но жена моя рассердилась, словно ей нанесли личное оскорбление. Доктор объявил, что кашель вызван каким-то пустяшным раздражением в горле. Мне показалось, что жена моя имеет поползновение вытолкать его вон. Но доктор, не смущаясь, сказал, что надо заставить больную прокашляться хорошенько. Он дал ей что-то такое, от чего у неё сделался пароксизм кашля, и из её ротика выскочила маленькая деревянная щепочка.

— У девочки нет никакого крупа, сказал он. — Она, вероятно, брала в рот палку, и ей просто попал в горло кусочек дерева. Теперь всё прошло. Она здорова.

— Охотно верю, заметил я. — В самом деле, сосновая смола очень полезна при известных детских болезнях. Спросите мою жену!

Но жена моя отвернулась с презрительным видом и величаво выплыла из комнаты. С этих пор есть один эпизод в нашей супружеской жизни, о котором мы ни никогда не вспоминаем. После этого наша жизнь потекла тихо и мирно, непрерываемая никакими бурями.

(Очень немногие мужья вынесли на своем веку испытание, подобное тому, какое выпало на долю мистера Мак Вильямса, поэтому автор этого рассказа предполагает, что это приключение представит интерес новизны для читателя).

1875