Литмир - Электронная Библиотека

— А как же вы оттуда выбрались? — спросил главный инженер.

— Как? И просто и неожиданно. Через несколько дней после смерти Яши партизаны напали на тюрьму. Это было во время нашего воздушного налета. Налеты тогда участились, можно было догадаться, что фронт приближается. Фрицы, как только начиналась воздушная тревога, бросались в убежище, — мы слышали, как гремят по лестнице их сапоги, — а нас оставляли на произвол судьбы в камерах.

Горел соседний дом: тьма, пламя, крики. И в это время партизаны окружили тюрьму и легко выломали ворота, они были старые. Освобожденных отправили потом на самолетах в советский тыл, на излечение. Бухгалтер остался в партизанском отряде. А меня с моей перешибленной рукой отослали. Меня и пивовара. Но его уже не удалось спасти, он через несколько дней умер в госпитале, в Москве. Агроном куда-то девался, у него ведь была семья в городишке. Так что Яша спас и его.

— Яша? — удивилась жена инженера, сидевшая до сих пор неподвижно и молча у остывшего самовара.

— Да, Яша. Ради него и было организовано нападение на тюрьму, именно его хотели освободить…

— Вы же говорили, что это были партизаны, Константин Иванович? — возразил бухгалтер.

— Говорил… Разумеется, говорил. Но видите ли, в чем дело, в нашей захолустной тюрьме сидели только такие маленькие люди, как я, пивовар и другие. Люди, делавшие мелкую, рядовую работу. А Яша был человек другого масштаба. Крупный партийный работник, руководитель подполья всей области.

— Не может быть! — вырвалось у кого-то за столом.

— Может или не может, а так оно и было… Когда я узнал об этом, я просто понять не мог: как я об этом сразу не догадался? Как меня могла сбить с толку сочиненная для немцев сказка и документ уголовника? Я бы должен сразу понять, что тут что-то не так…

Директор встал и, отодвинув стул, принялся медленно ходить взад и вперед по комнате, заложив за спину здоровую руку.

— Ну, вот вам и вся моя история. Существует ли право жертвовать чужой жизнью? Тут был и другой вопрос. Тот человек не считал, что его поступок — предательство: ведь он жертвовал одним уголовным преступником ради спасения четверых честных людей. Честным он считал и себя… Но хотел он этого или не хотел, он не только предал Яшу. Он дал врагу победить. Он показал ему, что если бить месяц, то можно ничего не достигнуть, но если лупить еще и еще, то в конце концов человек сломится. Мы столько времени защищались, а в конце концов они нас победили: и меня, и этого несчастного пивовара, и бухгалтера — гестаповцы восторжествовали над нами… Я думаю, что если даже вопрос идет не о таком страшном деле, как выдача фашистам человека, все равно, нельзя идти на компромисс, ни на какой компромисс с врагом. Если те тупые скоты, что нас допрашивали, были хоть немного способны размышлять, то, по их логике, из всей этой истории можно было вывести одно заключение: бей, бей и бей! В конце концов который-то по счету удар железным прутом, который-то пинок сапогом даст нужный эффект. Кто знает, человек, погубивший Яшу… скольких еще товарищей погубил он из тех, кто попал в фашистскую тюрьму после нас? Он предал не одного Яшу, но всех советских людей, которые истекали кровью, терпели нечеловеческие муки — и все же стояли на своем в сотнях немецких застенков…

Директор остановился. Его лицо потемнело, голос зазвучал негодующе, словно он бросил обвинение прямо в чье-то лицо. Всеми овладевала непонятная неловкость, какое-то гнетущее чувство. Пытаясь преодолеть это чувство, главный инженер спросил:

— А этот агроном? Вы знаете, что с ним теперь?

— Агроном?.. Что ж, я полагаю, он куда-нибудь переехал, поставил крест на всей этой старой истории и живет. У него все то же серьезное, солидное лицо, он таким же внушительным голосом говорит об общем деле… Только вот бывают случайные совпадения, — или это, может, судьба? — называйте как хотите… Так вот: все сложилось так, что один я знаю эту историю. Пивовар умер, бухгалтер погиб в партизанском отряде, остался в живых один я. А я даже фамилии его не знал. Да и столько работы, столько событий — словом, я на время забыл о нем. Но, видно, не всегда ему везет. Был, может быть, был один-единственный шанс на сто или на тысячу, что он столкнется со мной лицом к лицу. Что как раз я, а не другой, приеду сюда, как раз на этот, а не на другой сахарный завод…

— Да о чем вы говорите? Что такое?

Но из-за стола уже тяжело поднимался помощник главного инженера. Судорога исказила его лицо. И все застыли в неподвижности, глядя на это, вдруг ставшее незнакомым, страшное и жалкое лицо.

1941

5
{"b":"315194","o":1}