Будто поняв, о чем идет речь и что им всем грозит, тоскливо и предвещая недоброе, на одном гиблом звуке завыл со своего места на ковре оборотень Хар.

— Вы можете определить координаты? — спросил Кеша, успокоившись.

— Все уже сделано. Какие будут команды?

— Его надо выпихнуть из нашей Вселенной!

— Выпихнем, — пообещал адмирал, — для того нам и вмонтировали, э-э… экзот этот. Не люблю, знаете ли, новинок всяких. Вот выпихиваем, а, спрашивается, куда? И откуда потом снова нагрянут?!

В такие премудрости Кеша не вникал, ну их к лешему! Голова человеку одна дадена, и надо се по возможности сберечь, как от внешних врагов, пытающихся ее оторвать или сшибить с плеч долой, так и от внутренних — сомнений да премудрствований, что еще гнуснее — вроде и на плечах остается головенка-то, а уже не та: или пустая, или набитая таким дерьмом, что лучше б вчистую срубили. Кешина забота — устранить чужих, вот и все!

— Но не сразу! — торопливо вставил он. — Нам нужно с них хоть чего-то содрать, хоть клок, как говорится, с паршивой овцы!

— Для доказательства?

— Да какие еще, к черту, доказательства! — сорвался Кеша.

— Вон же они! Щас как шарахнут — вот и будет вам доказательство!

— Не успеют. Глядите!

Адмирал дал приближение. И Кеша, и впрямь, усмотрел по четыре стороны от незваного гостя четыре светящихся красных шарика. Шарики чуть помигивали, будто далекие звездочки.

— Это и есть, э-э… экзот, — пояснил адмирал, — вот они берут кусок пространства с этим суденышком, вырезают его из нашего мира…

— Погодите! Нашел!

Кеша четко видел на увеличенном, приближенном мощнейшей электронной оптикой боку чужака десятки подвесных шаров, побольше и поменьше, это наверняка были боты и шлюпы. То, что и нужно!

— Вон! Самый маленький, левее, видите! Адмирал не ответил, а вдруг забурчал в своем кресле-мыслеуправителе, наверное, инструктировал соответствующие службы флагмана. Кеша на миг вырубил ретранс — и все сразу пропало: и невидимые решетки-структуры, и чужак, и четыре красных шарика. Что ж это за дьявольщина такая, Невидимый спектр?! Он снова сдавил черный кубик — картина восстановилась. Шарики стремительно сходились, пожирая пространство, надувался меж ними тончайший переливающийся пузырь, и был в пузыре этом хищный, страшный звездолет, и уже оторвался от него черный шарик шлюпа, будто бусинка ртути скатилась вниз… Чужак не сопротивлялся, не пытался уничтожить своих красных губителей, даже не испустил ни единого залпа. Он исчез, выброшенный в иные измерения, в недоступные для человека миры. Но вместе с ним пропали и сами красные шарики — пропали, будто их и не было.

— Эт-то еще что такое?! — удивился адмирал. — Сбой?!

— Не-ет, — тоскливо протянул Иннокентий Булыгин, — он их просто утащил за собой. Но и мы кое-что утащили. Где сейчас шлюп?

— Скоро будет в приемнике, терпение, мой друг.

Адмирал отключил экран. Группировки противника уничтожены. Чужак выброшен из Вселенной. Флагман могуч и неприступен. А стало быть, Земля и Россия могут, как водится, спать спокойно. Он разгладил седые усы, встал и пристально посмотрел на чернокожего полковника — и не прогонишь, и не удержишь, куда его девать? Адмирал был стар и мудр, но никогда не думал, что доживет до той поры, когда воевать станут возле самой Земли. Уму непостижимо! Пригнать сюда, в Солнечную, эдакую силищу! И не один флагман. Еще семь боевых звездолетов готовы к всплытию, ждут его сигнала. Зачем?! Вон ведь, эти новенькие вертлявые скаты-прыгуны, как лихо они разгромили флотилии Сообщества — ничего не скажешь, новейшая техника, секретная. А все ж один подорвался, не уберегся!

«Ратника» закладывали на стапелях Сигиморы в конце прошлого века. Сейчас таких не делают, разучились, мастера не те, думал адмирал. Дай Бог обоим, кораблю и капитану, дожить до конца века нынешнего. Но ведь не дадут, вон что творится на белом свете — флагман в Солнечную вызвали, это как океанскую субмарину в Яузу провести да во всей красе поднять наверх! Охо-хо!

— Надо бы поглядеть на улов, — намекнул Кеша.

— Поглядим, — кивнул адмирал.

И снова экраны ожили. Теперь срединный, самый большой, показывал приемный ангар флагмана, точнее, одну из его ячей. И висел посреди этой ячеи круглый черный шар, малость оплавленный, ободранный, с торчащими будто у остриженного ежа колючками-шипами.

— Вскрывать будем?

— Обязательно! Только чтоб без сюрпризов, — испугался вдруг Кеша, — а то рванет как!

— Не рванет, меры приняты.

Адмирал был спокоен. Раз приборы молчат, значит, угрозы нет. А все дыры в шарике-шлюпе заварили сразу же, когда еще брали в гравитационные клещи.

Теперь и Дил видел все, что творилось в приемнике. Где-то точно в такой же ячейке, может, чуть побольше, находилась и его капсула с Таёкой внутри. Где? Этого экраны не показывали. А показывали они, как приближаются к оплавленному черному шару две сферы с двух сторон, как вжимаются в изодранные бока… Шар раскололся подобно грецкому ореху — две половины его бронированной скорлупы разъехались. И застыло прямо в воздухе, удерживаемое полями нечто страшное, чудовищное, трехглазое, пластинчато-чешуйчатое, с когтистыми птичьими ногами и звериными восьмипалыми лапами.

— Мать моя! — выдохнул в изумлении Кеша. — Не врал ведь Иван!

Взрывной волной Хука Образину сорвало с брони, подкинуло метров на десять в воздух и ударило о рассыпающуюся в пыль стену. Если бы не скаф, Хука можно было б вносить в списки погибших. Но он тут же вскочил на ноги, потерял равновесие, шарахнулся в одну сторону, потом в другую, выровнялся и с диким ором побежал вперед, в атаку.

— Ура-р-ра-а-а!!! — вопил Хук, паля из бронебоя и ни черта не видя перед собой кроме черных клубов дыма.

За эти два дня Хук Образина окончательно остервенел. Если прежде были бои да перестрелки, с передышками и перекурами, то теперь шло одно, выматывающее и доводящее до озверения, бесконечное и кровавое сражение. Хук чувствовал себя не человеком, а роботом, которого накачали всем, чем только можно, зарядили, завели и швырнули в бой. Нервы! Это все проклятые нервы.

После того, как русская пехота на бронеходах опустилась на крыши полуторамильного Форума, вышибла всех карателей до единого без пощады и переговоров и подобрала их с

Крузей, прошла целая вечность. Их самих тогда чуть не пришибли, спасло одно — с бронеходов видели, что творилось на крышах, видели двух смельчаков, пытавшихся противостоять сотне карателей, спасти обреченных. Эх, спасают их только в кино, в жизни все проще и страшнее, ни один не выжил — все полегли на раскаленном металле, все, кроме тех, кто сорвался вниз и долетел до земли-матушки! А Крузе с Хуком повезло. Смелым да отчаянным всегда везет! Сержанты не долго слушали их россказни об «особом плане», о каком-то русском Иване, не до болтовни было — обоих быстрехонько, по их же просьбе зачислили на место погибших, в одно отделение, в один бронеход. И понеслась веселая жизнь царицы полей и небес, трудяги войны — пехотушки. А ведь так и не успели разглядеть с высоченных крыш, где кольцо карателей потоньше. Так и помчались в самое пекло, обращая машины противника в кипящую пыль, в расплавленные лужи металла да жгучие брызги. Нью-Вашингтон задавили в три часа. Кто там пепел разгребал, да порядок наводил, Хук не знал, шли какие-то части, но их несло вперед, все время вперед, к побережью, будто огромным летающим броневикам, этому могучему рою, захотелось вдруг нестерпимо напиться морской водички, солененькой, утоляющей жажду погони и битв.

Когда Хук узнал от русских, что в России все в порядке, что там новая, своя, родимая власть, он выскочил на броню из люка и будто осатаневший от ритуальных плясок индеец принялся скакать и прыгать, в довершение выпустил в воздух из полученного бронебоя целую обойму, упал на спину и заорал во всю мощь измученных легких, заорал, зажмурив глаза и наслаждаясь собственным криком. Ур-р-ра-а!!! За один миг все переменилось, от полного провала, ужаса, пропасти поражения до блистательной, ослепительной победы… и жизни! грядущей жизни! Арман-Жофруа встретил весть спокойней. Но и у него сердце рвалось из груди. Теперь все мысли о бегстве, о том, что надо скрываться по лесам да норам, исчезли бесследно. Теперь только бой! До полной виктории!