— А дело закончилось тем,— добавил Хадсон,— что я вернулся с пустыми руками, потеряв все наши фильмы, и теперь снова придется тратить время на съемку новых лент. Хотя мне бы не хотелось подпускать к себе другого саблезубика так близко, как в прошлый раз, когда я держал кинокамеру.

— Ты мог бы и не волноваться,— возразил Адамс.— Джонни стоял прямо за тобой и целился в него из винтовки.

— Да, и чуть мне голову не отстрелил, когда зверюга бросилась на нас.

— Я же остановил ее. Скажешь, нет? — возмутился Купер.

— Остановил, когда ее башка была уже на моих коленях.

— Может быть, нам не заниматься больше съемками,— предложил Адамс.

— Нет, мы будем их продолжать,— сказал Купер,— Представь, сколько спортсменов с радостью отстегнет по десять тысяч баксов за две недели охоты в наших краях. Но перед тем как собрать денежки, мы должны показать им фильмы. И та сцена с саблезубым тигром могла бы обеспечить успех.

— Если только не отпугнет их,— проворчал Хадсон,— На последних кадрах ничего не видно, кроме его разинутой пасти,— Экс-посол Хадсон выглядел несчастным,— Не нравится мне эта затея. Как только мы привезем сюда кого-нибудь, расползутся слухи. И если кто-то проболтается, на нас устроят засаду. Всегда найдутся парни — а может быть, даже страны,— которым захочется на законных основаниях или с помощью насилия заполучить секрет технологии. Вот чего я испугался больше всего, когда потерял наши фильмы. Кто-то найдет их, и люди могут задуматься, что все это значит. Я тешу себя надеждой, что фильмы посчитают подделкой и выследить нас не удастся.

— Мы можем брать с охотников клятву, чтобы они держали все в секрете,— сказал Купер.

— Но какой спортсмен удержится, чтобы не выставить напоказ голову саблезубого тифа или рекордный по величине кусок слоновой кости? И это касается каждого, к кому бы мы ни обратились. Любой университет отвалит немалые деньги, чтобы отправить сюда партию ученых. Любая кинокомпания выжмет из себя кучу наличных, чтобы отснять здесь приключенческий фильм о пещерных людях. Но если мы запретим им говорить о своих находках и показывать свои сюжеты, они пошлют нас ко всем чертям. Вот если бы мы получили признание как независимая страна,— продолжал Хадсон,— мы бы могли вести дела по всем направлениям. Мы бы сами создавали законы и предписания, чтобы влиять на ход событий. Мы могли бы завести сюда поселенцев и организовать торговлю. Мы бы начали разработку природных богатств, и все было бы законно и открыто. Мы могли бы говорить о себе, о своей стране и о том, что можем предложить.

— Что толку теперь облизываться,— сказал Адамс.— Многое можно сделать и сейчас. На холмах у реки растет женьшень. Каждый из нас может накопать в день до дюжины фунтов. На одних корнях мы имели бы кучу денег.

— Корни женьшеня — это мелочь,— возразил Купер.— Нам нужны настоящие деньги.

— А если ставить капканы? — не унимался Адамс.— Тут полным-полно бобров.

— Ты хорошо рассмотрел этих бобров? Они же размером со святого Бернарда.

— Ну так и хорошо. Подумай, сколько ты получишь с одной шкуры.

— Ни один торгаш не поверит, что это бобер. Тебя тут же начнут подозревать в мошенничестве. Есть лишь несколько стран, где разрешено ловить бобров. Чтобы поставлять шкуры — даже если тебе удастся уговорить кого-то купить их,— ты должен приобрести лицензии в каждой из этих стран.

— На том мастодонте целые горы слоновой кости,— сказал Купер.— А если мы отправимся на север, то найдем там мамонтов, у которых бивни еще больше…

— И тут же попадем в тюрьму за контрабанду слоновой кости?

Они сидели, смотрели на огонь и молчали, не зная, что сказать.

Жалобный стон гигантской кошки, вышедшей на охоту, донесся с верховьев реки.

Хадсон лежал в спальном мешке, рассматривая небо. Оно волновало его. Там не было знакомых созвездий, не было ни одной звезды, которую он мог бы уверенно назвать. И этот звездный хоровод, думал он, больше, чем что бы то ни было, наводил на мысль об огромной бездне лет, которая пролегла между древней страной и той землей, на которой он был — или, вернее, должен был быть — рожден.

Сто пятьдесят тысяч лет, как говорит Адамс, плюс минус десять тысяч — точнее не узнаешь. Хотя это наверняка сделают позже. Изучат позиции звезд в этом времени и сравнят их с картой звездного неба двадцатого века. Но пока любые цифры оставались не более чем предположением.

Машина времени — это не та штука, калибровку и эксплуатационные качества которой можно проверить. Ее вообще нельзя никак проверить. Ему вспомнилось, что в первый раз, решив ее испытать, они даже не были уверены, что она работает. Да и как об этом скажешь наперед? Когда она начинала работать, вы тут же понимали, что она работает. Но если она была неисправна, об этом можно было узнать только после испытания.

Конечно, Адамс ни секунды не сомневался. А как же иначе — он полностью доверял тем полуматематическим, полуфилософским концепциям, которые разработал сам и которые всегда оставались непостижимой загадкой для Хадсона и Купера.

Впрочем, так было всегда, даже в детстве. Уэс придумывал затеи, а осуществлять их приходилось ему и Джонни. И еще в те дни в своих играх они путешествовали во времени. На заднем дворе Куперов они собрали свою первую машину времени, и в ход пошла невообразимая коллекция ненужного хлама — деревянный ящик, пустой пятигаллонный бак из-под краски, сломанная кофеварка, связка выброшенных медных трубок, треснувшее рулевое колесо и прочая рухлядь. Он вспоминал, как они «возвращались» в страну индейцев-до-прихода-белых, путешествовали во времени мамонтов и динозавров, устраивая потрясающие битвы и «кровавую резню».

Но в реальности все оказалось по-другому, и приходилось не только палить из ружья в причудливых животных, которые встречались на пути.

Они могли бы догадаться об этом, поскольку не раз говорили на подобные темы.

Ему вспоминались их споры в университете и тот парень, который обычно помалкивал в углу,— студент юридического факультета по фамилии Притчард.

И вот как-то, промолчав большую часть времени, этот Притчард заговорил:

— Если бы вы, парни, путешествовали во времени, вам бы пришлось столкнуться с очень неприятным сюрпризом. Я не говорю о климате, топографии и фауне. Я имею в виду экономику и политику.

Они тогда посмеялись над ним, вспоминал Хадсон, и все на этом кончилось. А чуть позже разговор, как всегда, перешел на женщин.

Интересно, где теперь этот молчун? Однажды, пообещал себе Хадсон, я разыщу его и расскажу, как он был прав.

Да, мы ошиблись, думал он. Сколько путей вело к успеху, сколько дорог, но мы оказались слишком уверенными и жадными — мы жаждали триумфа и славы, вот почему теперь так нелегко успокоиться. Поймав удачу за хвост, они могли добиться помощи в любом крупном индустриальном концерне, в любом общеобразовательном фонде и правительственном учреждении. Как первооткрыватели истории они могли получить любую поддержку и субсидии. А обретя покровительство и деньги, они бы развернулись по-настоящему. Им не пришлось бы довольствоваться своими жалкими грошами, которых только и хватило на один потрепанный вертолет и один временной модуль. У них было бы несколько машин, и по крайней мере одна из них стояла бы в двадцатом веке как спасительный модуль на случай чрезвычайных обстоятельств.

Но эти варианты означали сделку, и, возможно, очень жестокую сделку. Пришлось бы делиться с теми, чье участие измерялось лишь вложенным капиталом. А какими деньгами оценишь двадцать лет мечты и великой идеи, преданность этой великой идее, годы работы, годы разочарований и почти фанатичное самопожертвование?

В любом случае, думал Хадсон, им удалось рассчитать почти все. Возможностей для промахов было множество, но они сделали их сравнительно мало. Все, что им недоставало, в конечном счете появилось.

Взять хотя бы вертолет. Он оказался самым удобным средством для путешествий во времени. Чтобы избежать смещений и оседания пластов, которые происходили в течение геологических периодов, вам необходимо подняться в воздух. Вертолет поднимает вас вверх, предохраняет от столкновений с различными объектами на земле и дает возможность выбрать нужное место для посадки. Путешествуя без него — даже если вам повезет с поверхностью земли,— вы можете материализоваться в сердцевине какого-нибудь огромного дерева, оказаться в болоте или гуще стада испуганных и свирепых зверей. Самолет бы тоже подошел, но, попав в этот мир, вы бы не всегда могли приземлиться — вернее, не были бы уверены, что это получится.