Что-то мягкое и трепещущее налегает на меня сзади, и я, не глядя, изо всех сил отталкивают это что-то локтем.

Стоявший передо мной низкорослый человек с худым лицом кричит:

- Убийцы! Убийцы!

Оружие не убивает людей, это делают люди. Почему то это меня не удивляет. И именно поэтому страшно. Выбора нет. Надо бы это запомнить.

Я ощущаю странную радость.  Понимаю, что должен сделать. Расслабиться и смириться — это против правил. Все слишком просто, ясно и легко. Смотрю и думаю, что нет смысла бежать. Особенно если я не могу убежать.

Чувствую себя опустошенным, измотанным.  А в чем можно быть сейчас уверенным? Все мысли, все эмоции еще находятся в состоянии шока.

На углу, напротив, я замечаю группу людей. Они что-то кричат. В ста шагах позади них неровной цепочкой стоят еще люди, а за ними еще и еще, сгущаясь в плотную массу.

Полицейские в бронежилетах, с щитами и собаками, применяют для разгона спецсредства — свето-шумовые гранаты, однако остановить толпу не удается - люди разбегаются и вновь возвращаются на площадь, откуда доносятся крики, свист.

        Полковник обращается к толпе с требованием разойтись. Но никто не реагирует, звучит музыка, толпа гудит. Солдаты начинают ритмично бить палками о щиты и с  криками движутся вперед. Появляются БТР, но их забрасывают камнями и отрезками арматуры, и они вынуждены отступить. Солдат едва хватает перекрыть улицу.

Солдаты в бронежилете  неуклюжи. Передо мной, одного из солдат выдергивают в толпу, он падает, его пинают ногами.

Сопротивление усиливается, особенно на левом фланге, в полицейских летят камни, бутылки и другие предметы. Цепь солдат разрывается. Я вижу как в строй солдат летит огромный камень, ломает щит и выворачивает в коленном суставе ногу солдата. Его уносят в автобус, в котором уже разбиты все стекла.

Солдаты пытались увернуться от града камней. Появляются машины скорой помощи, кто-то грузится в них в толпе, затем машины пытаются вырваться. Одна из них  врезается в строй солдат.

Опять восстанавливается  линия толпы, но уже смещенная к левому флангу. На правом фланге напротив солдат со щитами почти нет. Митингующие отходят на дистанцию и методично забрасывают солдат камнями.

Солдаты подбирают камни, и бросают в сторону толпы.

Подъезжают три автобуса, из них вышли ОМОНовцы, направляются цепью к толпе и начинают теснить собравшихся. В ответ слышатся крики и скандирование: „Позор!“, „Фашисты!“, „Подонки!“.  Людей кладут на землю, а руки требуют держать на затылке. Подходили к ним и одновременно с двух сторон бьют сапогами по их открытым ребрам. Жуткие крики и хруст поломанных ребер.

В толпе возникает паника. Надо спасать себя. Я задаю направление движения и пытаюсь ему следовать, стремясь по кратчайшей траектории выйти за пределы толпы. Я не пытаюсь двигаться в направлении, противоположном движению толпы – меня просто свалят. Если я упаду на асфальт, могу погибнуть. Затопчут. Большинство погибших в толпе -  это те, кто оказывается под ногами бегущих. Я держусь за окружающих руками, толкаюсь, делаю все, чтобы не упасть.

   Над площадью висит вертолет. В толпе говорят, что в нем сидит генерал и оттуда, сверху, руководит действиями отрядов полиции, ОМОНа и внутренних войск. 

 В толпе женщины, некоторые – с тележками, вокруг пытаются как-то двигаться, чтобы они прошли вперед, и вдруг сзади идет какое-то давление, становится страшно, поскольку толпа начинает бежать.

По головам людей из-за щитов бьют дубинки. Я вижу, как мужчине попадают в голову, он обхватывает ее руками, льется кровь. Раздаются крики и свист.

Голыми руками, по которым бьют дубинками, люди хватаются за щиты. Удается раздвинуть два щита. В этот разъем тут же бегут люди. ОМОН расталкивают сбоку и сзади. Все происходит в считанные минуты.

На противоположной от площади стороне стоят семь-восемь машин „скорой помощи“. В эти машины уже кого-то несут на носилках.

Через несколько минут все меняется.

Выставив впереди себя шиты, полицейские приседают за ними плотными цепями, и через пару секунд солдат за рядами сдвинутых щитов уже не видно.

Группу мужчин окружают омоновцы, защищенные щитами, касками. Бьют резиновыми дубинками по головам, потом валят на асфальт и начинают пинать сапогами. Тех, кто пытается как-то поднять голову и встать на ноги бьют ребром железного щита. По голове, по шее или позвоночнику. К безжизненным телам подъезжают рядом стоявшие машины „скорой помощи“. Бросают людей на носилки и относят в эти машины. И все три машины, выстроившись в ряд, с пронзительным ревом едут к центру города.

        Раздаются крики:

- Революция!

 Кто эту революцию будет делать? То же самое я подумал и сейчас и чувствую, как по спине бегут мурашки.

На площади что-то кричат в громкоговорители, слышны пьяные крики и свист, одиночные выстрелы.  Я смотрю на окружающих. Вокруг слишком много людей. Слишком много препятствий. Я натыкаюсь на прохожих, не извиняясь, не слушая их ругани - мне все равно. Меня гонит страх.  Я боюсь оглядываться - это будет конец.

Это не просто глупо. Происходящее совершенно не стоит моего внимания. Лучше о таких вещах вообще не думать. Ну и что теперь? Следующий этап моих действий стал мне понятен сам собой. От правильного или неправильного выбора зависит моя жизнь.

Идти в плотном окружении людей очень неудобно. Меня так стискивают, что ног не видно. Я постоянно спотыкаюсь на неровностях. Я наблюдаю, как поток людей «обтекает» автомобили.   Теперь никто не может остановить меня.

Надпись на стене - “Кто ответит?” Недалеко один из подростков рисует фразу “Не простим”.

"Нам нужна другая Россия!" — радостно кричат люди вокруг и блокируют движение улицы.  Я не готов идти через толпу.

Кто-то толкает меня сзади, чей-то острый локоть отпихивает в сторону. Я ощущаю себя лишним и совсем маленьким, что злит. Но я  не вижу в людях ненависти или злобы – они просто убирают со своего пути живую преграду.

Все политиканы — предатели. Держат нас в неведении, а сами делают, что хотят. Как всегда. Нам не хватает смелости понять то, что мы знаем, и сделать выводы.

Издалека доносится звук полицейской сирены.

Я уже ничего не соображаю. Мною полностью завладевает паника. Я знаю, мне не стоило сюда приходить. Тревога. Тоска. Гнев. Все это соединяется у меня в голове. Но главное ощущение - паника.

Нужно придумать другой способ бегства. Гораздо более быстрый, чем предыдущий.

Я изо всех сил пытаюсь сохранять спокойствие. Всему этому должно быть какое-то логичное объяснение. Нужно подождать.

Лучше было бы оставить все как есть. Не надо быть очень умным, чтобы понять: я собираюсь вмешаться в дела, которые меня не касаются. Я чувствую себя так, словно меня загипнотизировали.

Вижу, что большинство молодых ребят на поясе было обмотано железной цепью, а концы разобранных флагштоков были окованы металлом. 

 Я не опущусь до жалости к себе. Это глупое, бесполезное, разрушительное чувство.

Все сегодня кажется неправильным, и разум с логикой подсказывают, что надо поскорее убираться отсюда. Ничем хорошим происходящее не закончится. Но что-то толкает меня вперед.

Самое трудное – это начать. Еще труднее – довести начатое до конца. Если не сейчас, то когда?

Полицейская дубинка указывает путь. Простая философия загадочной страны.

Ведь знаю, что шансов уцелеть – вообще никаких, но бежать – нельзя. Это, в конце концов, - мой дом. И мой город. И если я сейчас побегу, то, значит, признаю, - не для них, для себя, - что я тут больше не хозяин.

Обычно люди не думают, что им может грозить опасность. Но я уже давно утратил все иллюзии, окончательно убедившись в жестокости этого мира.

Я не люблю понижать внутренние барьеры. Если я решил сорваться с цепи, то хочу точно знать, с какой именно. Иногда хочется пострадать за Россию. «Выше голову» сказал палач, накидывая петлю. Почему люди бегут с корабля, который не тонет? Они поняли, куда он их везет.