Я пополз вперед со всей скоростью, на которую был способен. Мимо меня кто-то пробежал, обогнав, и в ту же секунду на темной фигуре скрестилось несколько пулевых трасс. Тело солдата, остановленное в движении, рухнуло на землю.
Начал стрелять пулемет боевиков, и цепочка желтых трассирующих пуль била в деревья, которые словно взрывались и распадались на куски.
Я крепче сжал автомат и рванул спусковой крючок. Я стрелял, не видя цели, стараясь попасть в то место, из которого вылетали очереди.
Я знал, что большая часть боя еще впереди. «Чехи» пытались обойти нас. Шансов, что они повернут обратно было не много.
Частые автоматные очереди, приближавшиеся с каждой минутой, подтверждали наступление боевиков. У меня была возможность затаиться и отлежаться. Но я не хотел рисковать и начал отползать в сторону.
Я двигался, ориентируясь на близкие выстрелы. Было невозможно определить, кто стрелял – свои или «чехи».
Шел бой, в котором я не видел своих противников. В кромешной темноте можно было различить только вспышки выстрелов и следы летящих очередей.
Вдруг мне показалось, что кто-то застонал. Я полез в том направлении и очень скоро до меня донеслись хлюпающие звуки. Я увидел Криворотова, который лежал, неудобно подвернув под себя руку. Коснувшись его груди, ощутил под рукой липкую кровь. Солдат захлебывался кровью, и я ничем не мог его спасти.
Я почти не видел боевиков, которые были одеты во все темное, чтобы слиться с ночью. Казалось, что пронзительные крики «Аллах акбар» неслись со всех сторон.
Повернувшись, я увидел ярко-красные полосы трассирующих пуль. Казалось, что они летели прямо в меня, а затем, изогнувшись вверх, увеличивали скорость и пролетали над моей головой. Я упал и, с трудом переводя дыхание, прислонился к стволу дерева. Во рту было до боли сухо, в голове стучало, как будто она готова лопнуть. Но я ощущал себя в безопасности.
Я увидел красную вспышку, из которой протянулась в мою сторону желтая нить, оборвалась и исчезла. Через мгновение за спиной рванул жаркий взрыв. Я до боли вжался в дерево, не отрывая взгляда от миномета, который опять закраснел. Ударил взрыв, послышался жалобный крик, затем раздался предсмертный вопль. Кто-то опять был ранен, а кто-то убит. «Чехи» обстреливали наши позиции из минометов. Они ориентировались в ночном лесу лучше солдат.
Послышался медленно нарастающий шелест летящей мины, он становился громче, переходя в завывающий свист. Потом недалеко от меня раздался оглушительный взрыв. Бобкова рядом со мной как будто кто-то ударил по спине, и он упал, застонав. Я ощупал рукой его спину, и мои пальцы неожиданно наткнулись на глубокую, скользкую от крови рану. Дыхание солдата стало отрывистым и захлебывающимся. Через минуту он затих.
Я попытался ухватиться руками за дерево, но вдруг почувствовал, что ноги перестали меня слушаться. Тело беспомощно обмякло, пальцы разжались, и я упал на траву. Я был сильно напуган. Я не герой.
Я не видел, что происходило впереди. Плотный огонь не позволял подняться. Наступил момент, когда следовало подумать о необходимости отхода. Я глубоко вздохнул и метнулся в сторону, уклоняясь от вспышек, появляющихся в темноте передо мной. Я понимал, что «чехи» обложили нас очень плотно.
На бегу перезаряжая автомат, я столкнулся с кем-то очень большим, который что-то выкрикнул по-чеченски. В нескольких сантиметрах от моего лица оглушительно грохнула очередь. Я ударил автоматом ему по лицу и прошил очередью по ногам. «Чех» на мгновенье замер. Я спиной бросился в темноту кустов, выпустив в боевика короткую очередь.
Целясь из-за деревьев, я бил короткими очередями по вспышкам и снова отбегал.
Рядом проступил толстый ствол дерева, я чуть не столкнулся с ним. Привалился боком к стволу и ощутил, как резкими толчками бьется сердце.
Вглядываясь в темноту через кусты, я смутно видел какое-то движение, слышал чеченскую речь. Вскинул автомат и расстрелял весь магазин длинными очередями. И тут же услышал ответные выстрелы, несколько пуль впились в дерево. Обнаружив себя, я бросился в сторону, спотыкаясь и падая. Ветки хлестали по лицу. У меня было такое чувство, будто я сделал большую ошибку.
Ночь была ужасной. Пронзительный свист пуль, вой и скрежет, сильные удары взрывных волн то с одной стороны, то с другой заставляли меня сжиматься. Мне казалось, что я оглох и ослеп, не способен не слышать, ни видеть. Но я заставлял себя не думать о пулях, свистящих над головой и неторопливо, тщательно прицеливался по вспышкам. Я стрелял несуетливо, спокойно выбирал следующую цель.
Слышно было как выругался один из солдат, и чье-то тело глухо стукнулось о землю. Вокруг меня бегали какие-то люди и что-то кричали. Кто-то темный уползал в кусты и непрерывно стонал. Я был не способен объяснить себе, что все это значило.
Через несколько секунд мы столкнулись с «чехами» в рукопашном бою. «Бородатые», как и мы, дрались молча, с ожесточением. Только иногда раздавались стоны и крики раненых. Стрельба, свист пуль, вспышки дульного пламени – ничего иного не осталось в памяти от ночного боя. Мои глаза были открыты, но я словно ничего не видел.
Окончание ночного боя невозможно увидеть, его чувствуешь. Потом трудно что-либо вспомнить. Утром я нашел на себе ссадины, синяки и кровь. Еще продолжалась редкая стрельба. Красные трассы пуль вились над лесом.
На небе начали появляться светлые пятна, и я стал различать лица солдат, покрытых грязью. Глаза смотрели не видя и без выражения.
После ночи, в течение которой мне каждую секунду угрожала смерть, было трудно поверить, что все обошлось благополучно.
Я увидел три «полосатых», появившихся из-за края лесной полосы, из которой били «чехи». Над деревьями появились полоски белого дыма, выпущенные первой «вертушкой». Затем то в одном, то в другом месте из-за деревьев вверх ударили столбы пламени, и до меня донесся грохот взрыва ракет. «Полосатые» по очереди ударили по цели и начали второй заход. Над лесом поднялось черно-белое облако дыма.
Тишина наступила внезапно. «Вертушки», выпустив боезапас, ушли в сторону, приземлились, ожидая убитых и раненых солдат.
Подошли бойцы 3-й МСР и помогали отыскивать убитых и раненых.
У многих трупов моих ребят вспоротые животы и перерезанные горла были засыпаны землей.
- Все кончено, - сказал Осипов.
- Ну нет, - ответил я, - еще не все.
Я не имел права не думать об увиденном.
Кулакова опознали по родимому пятну на руке: головы у него не было. Я прислонился к дереву, схватил рукой покрытый шершавой корой ствол. Меня рвало. Я изо всех сил тужился, и меня снова рвало. Земля под ногами качалась, уходила из-под меня. Никогда в жизни я не чувствовал себя так плохо.
Я не хотел видеть то, во что превратились мои ребята. Вернее то, что от них осталось. Из-за своей трусости я позволил боевикам уйти. Я сидел совершенно неподвижно, прислонившись спиной к дереву и впервые со времени детства плакал.
- Однажды я задушу «чеха» собственными руками, - сказал я.
В «полосатые» загружались очень медленно.
Раненый Знатнов лежал на носилках рядом со мной. Пуля прошла возле нагрудного кармана камуфляжа. Сначала рана казалась неопасной, но сразу же после того, как «вертушка» поднялась в воздух, солдат начал кашлять и на губах у него появилась кровь.
- Гады продырявили мне легкое, - проговорил он. – При дыхании внутри колет, как иголками.
Его пытались утешить, уверяя, что рана неопасная. Я знал о бесполезности таких уверений. Из губ раненого кровь текла, уже не прекращаясь, дыхание становилось все более затруднительным. Его тело сотрясали приступы кашля. Через несколько минут он затих.
Война оставалась во мне зрелищем смерти, десятками лиц и тел, из которых уходила жизнь. Отчаяние вызывало во мне чувство необходимости биться с «чехами» и убивать их. Отомстить. Пролить кровь. Послать их души в ад.
Я пытался заставить говорить подобранного раненого боевика, но угрозы на него не действовали. Тогда я подтащил его к открытой дверце «полосатого». Но и угроза быть вытолкнутым не действовала на него. Он не оставил мне выбора. Я с любопытством наблюдал, как уменьшалось в размерах выпавшее из «вертушки» тело, пока не замерло на земле.