В самом деле, сразу за дверью перехода Татьяна споткнулась о лежачего Игоря Свиридовича, который даже не старался двигаться. Она отставила ящик с документами, набросила на мужчину мокрую простыню, ловко закинула его себе на спину. И в таком положении, придерживая одной рукой спасенного хозяина, а другой подхватив ящик с документами, через летнюю кухню — здесь было безопаснее — вывались на свежий воздух. В конце концов все они оказались в безопасности, расположившись лагерем за воротами.

С обеих концов улицы к ним уже бежали люди. Кое-кто был с ведром, другие несли аптечки, кто-то бежал с лопатами или просто так.

И здесь Татьяна вспомнила, что в огне остались еще два человека. Не тратя времени, не ожидая ничьей помощи, она снова побежала в дом, обмотавшись мокрой тканью. Горели уже не только деревянные части окон и дверей, перекрытий и потолка, но и стены, не говоря о крыше, превратившейся на сплошной костер, в котором с потрескиванием и гоготаньем ярилась выпущенная на волю сокрушительная стихия.

Девушку она нашла быстро и подтянула ближе к выходу, потом принялась искать ее сожителя, которого та называла Андреем, но мужика на том месте, где он упал от Татьяниного удара, не было. Зато слышался его кашель дальше возле окон. Татьяна, убедившись, что он очнулся и сам пытается выпрыгнуть в окно, вернулась к девушке и ползком выволокла ее на улицу. Оттаскивать дальше к воротам не стала — не хотела терять время, а оставила возле колонки с водой. Огонь туда не доставал. Третий заход в огонь казался Татьяне закономерным и после двух первых, закончившихся успешно, почти безопасным. Остановить ее было некому, так как люди, прибежавшие на помощь погорельцам, хлопотали возле Огневых, видя, что дом они уже не спасут.

Татьяна подбежала к порогу, едва различая между длинными красными языками пасти, пожиравшей дом, дверной проем, когда стена пламени полыхнула еще сильнее, зашлась искрами и распласталась по земле, выбрасывая во все стороны совсем жирные дымы.

— Таня! — услышала она женский вопль, и вместе с этим ее фигуру, завернутую в белое, подмяло под себя горячей волной и отрезало от мира.

Но последним восприятием Татьяны был не этот вопль, а собственная мысль о том, что она не должна подставлять под удар Игоря Свиридовича, должна спрятать его пистолет до того, как здесь появятся официальные лица. Может, именно это и спасло ее, так как невероятным усилием воли, прижимаясь к влажной после ночи земле, она отползла от опасного места, вся охваченная танцующим огнем.

К ней уже спешили на помощь, кто-то сбивал пламя, кто-то срывал горящую тряпку, а кто-то просто плеснул на нее ведром воды. Чтобы там ни помогло, но Татьяна, пошатываясь, поднялась и побрела в сторону кустов, махнув рукой, чтобы за ней не шли, с таким видом, будто ее замутило. Она наклонилась под ветвями до самой земли и долго люди видели только ее согнутую спину. Затем уже более твердым шагом Татьяна возвратилась назад, вытирая лицо.

— Как здесь мои спасенные? — спросила она, видя, что все трое вынутых ею из пожара людей уже очнулись и сидят, опираясь спинами об забор и вытянув ноги в сторону улицы. — Скоро приедет Григорий и отвезет вас в больницу, — успокоила она их.

— Господи, да у тебя волосы обгорели! — простонала Любовь Петровна.

— Правда? — Татьяна провела рукой по мокрой голове. — Переживем, — сказала спокойно. — Мне бы одеться, я замерзла.

В это время девушка, пособница бандита, начала подавать признака беспокойства. Сначала она незаметно отодвинулась подальше от Любови Петровны и Игоря Свиридовича, потом смелее откатилась в сторону от них, в конце концов на четвереньках полезла в кусты, растущие вдоль забора с внешней стороны улицы, где собственное и собрались погорельцы и их спасатели. Суматошная толпа, не зная кто она и какую роль сыграла в этой трагедии, не мешала ей приходить в сознание, так как серьезных повреждений на ней не было, а шок каждый преодолевает по-своему. Скоро ее совсем не стало видно в ночной мгле, которая только начинала рассеиваться. Когда о девушке вспомнили, то найти ее уже не удалось.

— Кто была эта девушка? — спросил кто-то из соседей у Татьяны.

— Не знаю, пришла поздно вечером, сказала, что ей нужны какие-то редкие травы. Любовь Петровна уже отдыхала, поэтому я предложила ей остаться здесь на ночь.

Любовь Петровна, услышав те слова, облегченно вздохнула — не надо будет разбираться с поджогом, давать кому-то объяснение, кому-то предъявлять обвинение. Она мало верила в действенность следственных органов и вообще в справедливость судебной системы. Так для чего затеваться? Ее больше всего беспокоило состояние здоровья Игоря Свиридовича, получившего немалые ожоги и нуждающегося в серьезном лечении. Народных методов здесь было недостаточно.

Побеждая боль от полученных от бандитов травм, Любовь Петровна поднялась и начала оказывать мужу первую помощь, причем обрабатывала ожоги и делала перевязки довольно профессионально — конечно, целительница должна уметь оказывать первую помощь при несчастных случаях. Ничего странного.

На рассвете, когда пожарище, все-таки залитое водой, лишь кое-где дымило, приехал Григорий и отвез пострадавших в больницу.

5

Об отдыхе на море можно было забыть — Татьяну снова госпитализировали, только на этот раз с ожогами лица и конечностей. Григорий оставил своих подопечных, пострадавших на пожаре, в приемном отделении, где их оформляли в стационар, и поднялся в кабинет дежурного врача, производившим осмотр. Тот уже сидел в кресле и разговаривал по телефону, и, как понял Григорий, именно о только что поступивших пациентах. Увидев посетителя, врач завершил беседу и приветливо показал Григорию на кресло у стены.

— Ваша жена задержится у нас недели на две-три, а потом долечится дома, — сообщил он Григорию. — И будет как новенькая.

— У вас же нет ожогового отделения, — сказал Григорий. — Дайте направление в область.

— Мы ее у себя оставим. Не волнуйтесь, наших возможностей хватит, чтобы справиться с ее травмами. А вот вашего отца придется везти в область, здесь вы правы.

— Это не отец, — недовольно буркнул Григорий.

— Ну тесть, какая разница? Ему нужна будет пересадка кожи, а там это сделают лучше.

Григорий только засопел, не прибегая к деталям, что жена пострадала в доме абсолютно чужих людей. Зачем? Еще прицепятся с вопросами, чего она там была ночью.

— А с пожилой женщиной что? То есть…. — Григорий замешался, — которую звать Любовь Петровна.

— С ней все обстоит благополучно. Сейчас этой больной окажут помощь, обработают и перевяжут раны, и забирайте ее домой. Она, как говорится, отделалась испугом. Правда, где-то получила травмы, не типичные для пожара.

— Что за травмы?

— В основном счесанная кожа, ссадины, ушибы и синяки по телу.

— Как же не типичные? Падала, наверное, когда от огня убегала, — сказал Григорий.

— Кстати, здесь не было криминала?

— С чего вы взяли? — с убедительной искренностью посмотрел на врача Григорий, предупрежденный Татьяной, что о поджоге лучше помалкивать; а последние детали она ему вообще не успела рассказать.

— Да у нее синяки такие, вроде ее связывали веревками. Тут, — сказал врач, показывая на запястье, щиколотки и верхнюю часть туловища. — Кроме того, у нее есть рана на голове и отмечаются признаки сотрясения мозга.

— Так, — не зная, как реагировать на сказанное, протянул Григорий. — Безусловно, спасая мужа и имущество, она тащила на себе что-то тяжелое, наверное, и падала, ушибалась, царапала себя. Старая женщина, что вы хотите.

— Может, — согласился врач. — Но это все у нее заживет в домашних условиях. Здесь нужны только время и чуткий уход. Пусть недельки с две побольше спит, хорошо питается и гуляет на свежем воздухе.

В кабинет заглянула женщина в белом халате.

— Можно?

— Заходите, — разрешил врач и встал из-за стола, протягивая Григорию руку для прощания. — Извините, у нас здесь спешные дела. Еще вопросы есть?