Любовь Петровна тихо кашлянула, а когда ее муж среагировал на этот звук, сказала, обращаясь к нему:

— Следи за своим рассказом, очень прошу.

Затем взяла Татьяну под руку, и они снова покинули спорщиков, вышли на улицу. Там хозяйка показывала Татьяне цветниковые куртины, разбитые вдоль забора, и кусты недавно посаженного здесь жасмина.

— Вот скоро он зацветет, так не захочешь на ночь домой возвращаться, запросишься у нас ночевать, — пошутила Любовь Петровна. — А розы? Гляньте, какие бутоны они выбросили. О, — обрадовавшаяся она. — Сейчас я вам пионов нарежу.

— Ни в каком случае! — остановила ее Татьяна. — Пусть растут. Я не люблю срывать цветы. Меня мама в детстве учила не срывать цветы, — извиняясь, объяснила она. — Извините, просто я все время помню эти ее слова.

Любовь Петровна застыла в потрясении — среди людей редко встречаются лица, сознание которых простирается так глубоко. Но она сама такая! Собирает лекарственные растения и плачет, просит у них прощения, заклинает помочь больным людям. А когда сушит, то разговаривает с ними как с живыми, рассказывает, с какими болезнями им придется сражаться, какие недуги побеждать, благодарит за послушание и снова извиняется. То же происходит и при приготовлении отваров или настоек, при наложении примочек и компрессов. Обо всем этом она доверчиво рассказала Татьяне.

— Мне пришлось очень много лечить изможденных или раненных людей, таких больных, которыми никто не занимался, и я обходилась только растениями. Вот так уговаривала и просила их помочь страдальцам, называла им имена больных людей.

— Вы и сейчас так делаете?

— Теперь я уже верю, что делаю правильно, — созналась Любовь Петровна. — С годами у меня появилось убеждение, что этот метод дает результаты. А тогда я это делала из отчаяния, так как кроме своего слова больше ничего не имела под рукой. Иногда приходилось просто разжевывать травы и прикладывать их к ранам или пораженным местам. Можно обращаться к вам на «ты»? — вдруг спросила она.

— Конечно, — согласилась Татьяна. — Даже нужно. Я считаю, что врач непременно должен обращаться к пациенту на «ты». Лично у меня тогда остается впечатление, что я нахожусь рядом с мудрым и намного старшим человеком, и он мне обязательно поможет, как в детстве помогали родители.

— Извини, дочка, — смутилась целительница, — а твой муж говорил, что ты сирота.

— Да. Но у сирот тоже когда-то были родители.

— Ты помнишь своих?

Татьяна ощутила, что этот вопрос беспокоит женщину, скорее всего, она потеряла своего ребенка и сейчас думает, помнит он ее или нет. Качание головой, вздохи, грусть на лице, холодные глаза… Так делают люди, когда у них не хватает слов, чтобы передать свое состояние или свои чувства.

— Конечно, помню, — ответила она, и увидела, что правильно сделала, так как глаза женщины потеплели и грусть с ее лица немного отступил.

— Какие блюда ты любишь?

— Очень простые: жаренный картофель и борщ.

— Причем картофель желательно пожарен вместе с яйцом, да?

— Да, — изумленно подняла глаза Татьяна, а потом поняла: ведь в течение месяца ей придется через день обедать здесь, поэтому женщина и расспрашивает о пристрастиях будущей пациентки.

В конце концов голоса во дворе немного стихли, и женщины вернулись к компании. Увидев их, Борис Павлович поднялся первым.

— Жара наступает, — обратился к Григорию. — Может, пора ехать?

— Вы закончили? — спросил Григорий у Любови Петровны и, когда она кивнула, шутливо прибавил: — Тогда по машинам.

Наблюдая, как приезжие собирались и выходили со двора, целительница продолжала легко покачивать головой. В ее взгляде читалось много всего, и выделить что-то одно было тяжело: грусть, смирение, кроткая симпатия, нежелание расставаться — вот что преобладало в нем.

— Значит, начинаем лечение через три дня? — уточнил Григорий. — Может, вам что-то предварительно привезти?

— Если у кого-то найдется свежий майский мед, то возьмите литровую банку, — попросила Любовь Петровна. — Здесь никто пасеку не держит. А из города пациенты привозят некачественный.

— Мед для нас не проблема, — сказал Григорий. — Привезем, на все хватит.

— Не грустите, мы скоро приедем, — зачем-то пообещала на прощание Татьяна.

2

В автосалоне ассортимент автомобилей был не большой — «Таврии», «ланоси», несколько моделей «шевроле» среднего класса, правда, стояла одна «такума», и разные «опели». Так как Татьяна уже была настроена купить «авиа шевроле», то на другие марки они с Григорием не смотрели. Смущал цвет, к их услугам был такой выбор: ярко-красный, померанцевый и светлый маренго. Померанцевый отвергли сразу по понятной причине — не хотели ассоциаций с недавним майданом. Ярко-красный был красивым, но… весьма несолидным, он больше годился для небольших спортивных машин или модных мотоциклов. А светлый маренго хоть и казался совсем бледным, неброским, зато напоминал разогретое морское мелководье. Его и выбрали. Через три часа после оплаты покупки Татьяне и Григорию выкатили машину с полным набором нужных документов — регистрация в милиции, техосмотр, страховка и всякое разное.

— Я впервые еду в абсолютно новой машине, — признался Григорий, когда они выехали за город и ощутили себя свободнее.

— За рулем?

— Нет, вообще.

— Я тоже, — сказала Татьяна.

— Я, оказывается, счастливый. Когда-то впервые поселился в новом доме, где вкусно пахло свежей краской и глиной, и по сей день живу в нем. Теперь вот машина… И у меня есть ты.

— А я в новостройке не жила. Разве твой дом глиняный?

— Нет, кирпичный, но внутри тогда мазали глиной, перемешанной с конским навозом.

— И так он стоит до сих пор?

— Так и стоит. Только сверху я поклеил обои. А что? За счет этого дом теплый.

— Я просто спросила.

На следующий день Григорий на заре отвез Татьяну на лечение с тем, чтобы забрать от целительницы после работы. Как позже вспоминала Татьяна, первый день был тяжелейший. Любовь Петровна сначала напоила ее отварами и накормила творогом, перетертым с сахаром и заправленным сметаной. Потом поручила измельчать и дозировать с помощью взвешивания травы, делать смеси и упаковывать их, прикрепляя к упаковке ярлыки с названиями. Для этого дала Татьяне пучки сухих трав, пустые емкости, специальный измельчитель, похожий на мясорубку, весы, рецепты смесей и бумажные кульки. А сама готовила завтрак, кормила и лечила Игоря Свиридовича, варила обед и даже успела прополоть часть огорода.

Днем кое-что повторилось: лечение целебными отварами, питание. После этого шли аппликации на область швов из распаренных в кипятке трав, маски, протирания, смазывание и массаж и еще множество разных процедур. Затем Любовь Петровна работала с другими больными, а у Татьяны был отдых и сон. Вечером снова предстояло пить отвары, только уже дома, так как через полчаса после их приема полагалось ужинать.

Вообще Татьяне такое оздоровление понравилось. Во-первых, она погрузилась в мир первозданной флоры, окутанной тайнами о ее лечебных свойствах, и, как не удивительно, создаваемая этим миром атмосфера положительно влияла на нее. Она видела, где растут травы, когда собираются, как сушатся, и дальше наблюдала всю цепочку их преобразований в лекарство и понимала, что такое лекарство в самом деле должно помогать. Во-вторых, Любовь Петровна чудесно владела навыками медсестры, дар у нее был особый — при выполнении процедур она использовала и точное слово, и какие-то прибаутки, и дельные советы, и успокоительные пассы, и даже стихи классиков, прочитанные монотонным голосом, который по действию походил на магические мантры, о чем в народе говорят: «Бабка пошептала». Кое-кто во время процедур сладко спал. В-третьих, сам ритм жизни Огневых, насыщенный трудом и искренними заботами о здоровье пациентов, их подход к своему делу — это было настолько духовным и настолько из этой ауры не выпадали мелочи быта, что Татьяна впервые поняла, как сильно все ипостаси человека связаны между собой и настолько любые старания притеснить тело ради поднятия духа — бессмысленны, точно так же абсолютно гадким и губительным является развращение плоти при ошибочной уверенности, что дух при этом находится на высоком уровне.