Литмир - Электронная Библиотека

— О! Чего ты на людей бросаешься? — не обиделся Григорий, понимая, что неудачно подкатился к Степану. — Я к нему подошел пожелать добра и здоровья, а он колит мне глаза женитьбой. Так что мне, выбросить эту машину? Когда-то появится хозяин и заберет, тогда я на такой, как у тебя, буду ездить.

— Да отдай ты ее к черту скорее, а то так и хочется тебя как-то обматерить. Честное слово, хороший парень, а черт знает что отчебучил с той проблядью. Я вот терпел-терпел и не вытерпел, сказал тебе что думаю. Полагаю, у тебя уже колики от потрясений отошли и ты не обидишься?

— На правду не обижаются. Ничего, это у меня была попытка воплотить мечту о жизни в красивом городе, где чисто и много разноцветных огней. Она же была городской.

— Вот глупый, да разве есть где-то чище нашего раздолья? И зачем тебе огни?

— Слушай, Степан, ты уже меня обругал или как?

— Считай, что обругал. Говорят, ты остепенился и скоро заведешь настоящую семью?

— Да говорят, чтоб им пусто было, — раздумчиво сказал Григорий. — Не знаю, что будет. Да ну его! Слушай, ты хорошо выглядишь, как-то посвежел. Даже лицо посветлело. Где-то отдыхал? Молодец!

— Лечусь, — буркнул Степан.

— От чего?

— Мочевик простудил, в прошлом году траву косили в конце мая, и я в перекур на сырой земле посидел. Теперь мучаюсь.

— Так пей отвар хвоща полевого, листьев толокнянки, а еще лучше ягод можжевельника. Ноги держи в тепле, — посоветовал Григорий. — Как рукой снимет!

— Где ты раньше был, когда я места себе не находил? — изумленно поднял на Григория глаза Степан. — Откуда столько знаешь? Сам хвораешь?

— Всякое случается, — неуверенно ответил Григорий. — Хотя эта зараза неизлечима: как только немного о ней забыл, так и цепляется сызнова. Старайся постоянно беречься.

— Вот-вот, — согласился Степан. — Я это уже сам знаю. Но намучился сначала, не приведи Бог. Понимаешь, врачи не любят воспалительных заболеваний. Здесь же ничего резать не надо. А что без ножа заработаешь? Вот и бросали меня от одного к другому, даже туберкулезную палочку искали. Все на уточнении диагноза меня обирали, а лечить и не собирались. Воры куда ни кинь, мошенники проклятые. Я это понял и перестал к ним ходить.

— А где же ты лечишься?

— Да есть на соседнем хуторе одна целительница, ну… уже старая женщина. Короче, бабка-травница.

— Чья она? Я ее знаю?

— Навряд. Она приезжая. Появилась года три-четыре назад со слепым мужем. А в лечении травами она хорошо разбирается.

— Проверил эффект?

— Ну спрашиваешь!

— Долго лечился? И сложно ли?

— Значит так. Сначала эта бабка забрала меня к себе на две недели и сама выхаживала. Лекарство, настои, отвары — свои, домашние, конечно. И попутно процедуры разные, диета, режим. А потом отпустила домой и каждую неделю готовила и давала мне питье в бутылочках. А дальше сказала, чтобы я сам берегся и то же, что и ты, посоветовала. Хорошая бабка, открытая и надежная. К ней люди едут, идут и рачки лезут — никому не отказывает.

— Дорого берет? — затаил дыхание — неужели повезло найти нужное? — спросил Григорий.

— Дорого, она же других доходов не имеет. Но цена того стоит, не сомневайся. А зачем тебе?

— Девушку одну хочу повезти, после операции у нее остались некрасивые рубцы и к тому же аллергия замучила. Как старушку звать?

— Баба Люба. Хотя какая она баба? Спросишь Любовь Петровну Огневу. Скажешь, что от меня приехал. А нет, то я могу повезти тебя.

— Не буду тебя обременять. Сам поеду. Ну спасибо, дружище. Бывай здоров!

— Не гонись больше за проходимками! — крикнул Степан уходящему Григорию.

Григорий в ответ только махнул рукой.

4

Хутор, который назвал Степан Григорию, лежал у побережья Днепра на разлогом невысоком пригорке, сбегая окраинами в ложбинки, и издали казался чрезвычайно живописным. Подъехав ближе, Григорий с грустью увидел, что большая часть домов стоит пустой. Очевидно, жильцы давно из них ушли, и дома успели зарасти непролазными дебрями кустарников, деревьев и трав с преобладанием дикого вишняка, желтой акации, сирени, дерезы и деревьев-самосеек декоративных сортов. Все это неистовство нетронутой природы было густо перевито вьющимися растениями, так что чистить приусадебные участки, если бы кто-то решился, без современной техники оказалось бы непросто. От тех зарослей на сотню метров несло влажной и душной смесью запахов, среди которых чувствовались и неприятные — догнивал выброшенный сюда соседями мусор и разлагались остатки имущества бывших хозяев. Дома почти всюду осели к земле, раздув стены беременными животами, крыши покосились и тоже поросли травой, хозяйственные постройки едва выглядывали из-за сплошных нахрапистых чащоб. Ухоженные огороды и опрятные домики были здесь исключением, а совсем новые строения вообще увидеть не удалось, как алмазы в пустой породе.

Четыре параллельные улицы, разбитые перпендикулярно течению Днепра, некогда были вымощены добротным булыжником, который, однако, успел укрыться спорышом, а переулки, которые пересекали улицы под прямым углом, уже едва угадывались. И то только потому, что по их средине были протоптаны тонкие тропинки.

Григорий решил проехать по этим улицам. Бесполезно было напрягать зрение и пытаться увидеть номер дома или живых людей во дворах, чтобы спросить о целительнице. Вынужден был искать ее самостоятельно. Он сообразил, что если они с мужем уже в годах и недавно здесь поселились, да еще и вынуждены зарабатывать себе на проживание, то навряд чтобы купили добротный дом или пусть хороший дом. Скорее, просто заняли покинутое жилье и живут себе, никому не мешая. Значит, если само жилье и приведено в порядок, то усадьба в целом может оставаться запущенной.

Скоро он заметил что-то подобное этому. Сносной прочности дом на высоком цоколе был извне оштукатуренным, но эту отделку уже покрывала сетка трещин, а кое-где на ней просматривались и совсем вывалившиеся участки. Тем не менее за домом в меру сил присматривали: на деревянных рамах окон и на двери сохранилась прошлогодняя покраска, а стены недавно аккуратно выбелили и подвели разбавленной сажей. От калитки до порога вела вымощенная чистыми еще и целыми кирпичинами тропа. А всю усадьбу огораживал новый довольно высокий плетень из ивняка. Часть огорода была очищена от дикой растительности и засажена овощами. Однако остатки самовольно разросшихся дебрей тугой сбитой массой виднелись вокруг дома, по обеим сторонам вдоль плетня и на большей части огорода и двора.

Входная дверь стояла полностью раскрытой, ее прикрывала только прозрачная противомоскитная сетка, прицепленная наподобие занавески. Григорию показалось, что на веранде с большими окнами он разглядел какие-то фигуры.

Неожиданно устыдившись своего неуместного в этом нищем месте «мерседеса», Григорий, не снижая скорости, проехал до ближайшего переулка, повернул туда, приминая выросшие до пояса сорняки. Там остановился, спрятавшись от возможных глаз. Включил антиугонное устройство, закрыл машину и, почему-то ступая бесшумно, будто рядом был тяжелобольной, пошел к дому. Проходя вдоль забора, заметил какого-то мужика, спрятавшегося в не вырубленной гуще зарослей, который, казалось, экстренно присел под кустиком. Засмеялся про себя, ускорил шаги, чтобы не смущать бедолагу, и повернул во двор. Собаки здесь не было, хотя ее лай доносился с хозяйственного двора, отделенного от улицы домом. Оттуда, к слову сказать, неслось еще и гоготание гусей, и клохтанье и пение петуха.

Теперь на веранде никого видно не было. И Григорий по простодушной сельской привычке заглянул в окно, прикрыв глаза ладонью. Он сразу отметил, что подсматривать таким образом за жителями дома, вообще-то, некультурно, но то, что там увидел, принудило его отбросить укоры совести. В гостиной за круглым столом, стоящим посредине, сидела девушка и сосредоточенно писала, а рядом стояла женщина преклонного возраста и просматривала похожие на документы бумаги, которые держала в руках. Вдруг эта женщина оставила бумаги и вышла из комнаты, сказав девушке несколько слов. В ту же минуту девушка бросила свое занятие, метнулась к шкафу, открыла дверцу и стремительным движением выхватила оттуда небольшой сверток. Если это были деньги, то сверток можно было назвать довольно объемным, так как все на свете относительно. Она спрятала похищенное под юбку и в мгновение ока уже снова продолжала сидеть и чинно писать в бумагах. Когда хозяйка возвратилась в комнату, девушка, лениво обернувшись к ней, поднялась, показала пальцем на бумаги и начала прощаться.

41
{"b":"315059","o":1}