Линго улыбнулся и сразу сделал громадный глоток.

— Так, — проговорил он, передавая фляжку капитану, — теперь мне лучше — странно, как мой организм привык к спирту, благодарю вас!

— Да будешь ли ты говорить, животное?

— Сколько хотите.

— Ну начинай, как это случилось?

— Первая пуля попала мне в бок, потом другая в правую руку — затем я свалился и катился около шестидесяти шагов. Нужно, чтобы моя душа была так же крепка, как и мое тело, чтобы переносить такие муки… Но все равно. Я ему отомщу…

— Кому?

— А тому, кто меня так поподчевал. Неужели вы думаете, что я сам угостил себя так?

— Ты знаешь, что если мы будем так продолжать, то мы никогда тебя не поймем.

— Действительно, вы правы, капитан. Итак, слушайте, вы меня послали сегодня на разведку — так ведь?

— Да — дальше?

— Итак, я пошел и начал бродить в окрестностях, желая напасть на какой-нибудь след — снег везде был покрыт льдом, и на нем не было видно ни одной кошачьей лапки; соскучившись и не найдя ничего, я около пяти часов вечера уже собирался возвратиться в лагерь, так как я сильно проголодался, когда вдруг шум в кустарниках в нескольких шагах от меня заставил невольно прислушаться, а в это время чей-то голос грозно крикнул: «Кто идет?»

— Это был человек? — спросил капитан.

— Да уж, конечно, не щенок, — заметил, смеясь, парижанин, — однако вы очень хитры, если угадали, что это был человек. Хорошо, подумал я тогда, теперь по крайней мере мне есть с кем поговорить. «Друг!» — крикнул я. «Я недруг такого бездельника, как ты», — ответил мне голос. Мне кажется, что я знаю этот голос, подумал я и не долго думая приложился — но он тоже не дремал и послал тотчас же в меня пулю. Я хотел поднять ружье, которое выпало у меня из рук, но он в ту же минуту послал в меня вторую пулю и вслед за тем крикнул, удаляясь в кусты: «Ты получил свое, и твои товарищи не замедлят получить должное».

— Как, он сказал это? — вскрикнул Кильд.

— Совершенно верно, что и заставляет меня предполагать, капитан, что около нас находятся такие личности, которые сыграют с нами плохую штуку, если вы только поддадитесь им.

— Продолжай, — крикнул, нахмурившись, капитан.

— Мой незнакомец подошел ко мне и ударил прикладом по шее, крикнув: «Получи добавление», — и, видя, что я ищу рукой нож, привешенный к моему поясу, он так ударил меня по руке, что я больше чем полчаса не мог пошевелить ею, а он, стоя около меня, ругался, крича: «Убийца, вор, задавленник! Мы хорошо сочлись с тобой, — и при этом он ударил меня ногой и добавил: — Скоро и другие получат то же самое, и ни один из вас не избегнет этого…» Не знаю, вследствие ли этих слов, или его удара, только я кончил тем, что упал в обморок… И тогда что же он сделал? — Он толкнул ногой так, что я скатился в пропасть. Негодяй!.. Там-то меня и подняли мои товарищи, лежавшего без всякого движения. Если бы вы были так добры, капитан, и дали бы мне еще рому — я чувствую, что это принесло мне пользу.

Капитан подал ему фляжку, из которой Линго выпил и возвратил ее обратно.

— Итак, — сказал Кильд, — ты не мог исполнить поручения, которое я тебе дал, и не мог найти следов тех людей, которые явились так кстати, во время атаки индейцев.

— Каким чертом, капитан, вы хотите, чтобы я мог разыскать какие бы то ни было следы. Я был в недурном положении для того, чтобы делать какие-нибудь открытия, и кто знает, может быть, тот человек, который обошелся так грубо со мной, сделал то же и с теми, кого мы ищем… я ведь этого не знаю.

— Это невероятно, — проговорил капитан, покачав задумчиво головой.

— Кто знает, — заметил по-прежнему насмешливо парижанин, — однако я вам должен сознаться, что как друг он поступил несколько грубо со мной. Черт побери, у него мертвая рука!

— Все это странно!

— Да, или по меньшей мере удивительно.

— Но, наконец, узнал ли бы ты того человека, с которым имел дело?

— Вот смешной вопрос, — заметил парижанин, — чтобы узнать его, нужно было видеть его!

— Как «нужно его видеть»; но ведь, мне кажется, вы были достаточно близко один от другого, чтобы разглядеть друг друга.

— Во-первых, я уже вам сказал, что это было ночью, затем бездельник вскочил на меня как какой-нибудь бульдог; наконец, на нем была такая шляпа, поля которой окончательно скрывали все его лицо. Мне даже не удалось заметить кончика его носа; но, несмотря на это, если я когда-нибудь услышу его голос, то не ошибусь. Звуки его голоса остались в моих ушах.

— Тебе больше нечего сказать?

— Нет. Мне кажется, что и этого довольно.

— Ну, так позволь теперь перевязать себя.

— Делайте что хотите.

Действительно, бедный черт находился в жалком положении. На всем его теле нельзя было найти ни одного места величиною в доллар, которое бы не было страшно контужено или ранено.

Перевязка продолжалась долго. Линго перенес ее с тою беспечной веселостью, которой так отличался его характер. Благодаря случайности, которую можно было считать чудом, — у него ничего не было сломано; первая пуля прошла через кожу и мясо руки, не повредив кость; вторая скользнула по ребрам и не вошла в тело, а остальные повреждения были только контузии, полученные при падении в овраг, и, как он сам выражался, говоря тем, кто сомневался в его жизни:

— Мои дети, когда судьбой назначено быть повешенным, то нельзя утонуть.

Не больше как через полчаса после этого он был уже полупьян и спал глубоким сном.

Капитан Кильд в задумчивости возвратился в свою палатку, приказав Блю-Девилю особенно тщательно бодрствовать во время ночи.

Этот человек, игравший и насмехавшийся в продолжение нескольких лет над всеми лучшими человеческими законами, чувствовал, что горизонт его омрачается, а какое-то предчувствие, которого он не мог никак отогнать от себя, говорило ему, что наступает час страшного наказания за все его дела.

В продолжение целой ночи он был мрачен и в волнении ходил взад и вперед по своей палатке, не смыкая ни на минуту глаз и развивая в своей голове самые ужасные и бессмысленные проекты.

За пять минут до восхода солнца полы его палатки приподнялись и в нее вошел человек.

Капитан вскрикнул от радости, узнав его.

Этот человек был охотник Бенито Рамирес.