У фантаста, как у поэта, есть свой «черный человек». Облик его не всегда мрачен: сейчас, когда над робкой еще зеленью мая плещется яркий кумач, на лице незваного гостя простецкая улыбка своего парня, а в словах добродушный укор: «Послушай, не тем ты, брат, занят, не тем! Пишешь о небывалых мирах, куда попадают твои выдуманные герои, странствиях во времени, каких-то разумных кристаллах и тому подобной сомнительности. Да кому это надо?! Бредятина все это, ей-ей… Ты оглянись, оглянись! Кругом делается настоящее дело, варится сталь, выращивается хлеб, солнышко светит, люди заняты земным, насущным, это жизнь, а ты витаешь… Куда это годится!»

Занозой в сердце его слова. Что возразишь? Все вещно, реально, значительно вокруг — и этот стол, на котором пишу, и первомайские за окнами флаги, и великие свершения труда, и праздничная россыпь цвета на экране телевизора, и непочатый край дел; это жизнь, другой нет, ей мы все служим, а раз так… Но странно устроен ум фантаста: за обликом сегодняшнего дня ему видятся другие реальности и возможности.

Иногда не мешает отступить на десятилетия и целые века, чтобы яснее увидеть, от чего мы ушли, к чему пришли и до чего же изменился мир. Фантастика сбывается, вот ведь какое дело! Осуществляется не совсем то, что воображение рисовало нам в романах, повестях и рассказах, но…

Во всех справочниках и энциклопедиях записано, что лазер, это замечательное достижение века, появился в лабораториях в 1960 году. Справочники не врут. Тем не менее лазер впервые вспыхнул не в лаборатории и не в 1960 году, а в фантастике конца девятнадцатого — начала двадцатого столетия: напомню лишь о «Войне миров» Уэллса и «Гиперболоиде инженера Гарина» А. Толстого.

К чему этот пример? Ведь ни «генератор теплового луча» Уэллса, ни «гиперболоид» реально не действовали и действовать не могли, это тот самый «отрыв от действительности», который столь трезвомысленно был осужден моим незваным гостем. Так вроде бы… Но вот в современном журнале выступает один из крупнейших наших физиков: «Несколько слов о роли писателей-фантастов. Насколько я могу судить, большая часть их предсказаний попросту ошибочна. Однако они создают модели, которые могут иметь и на самом деле имеют влияние на людей, занятых в науке и технике. Я уверен, например, в таком влиянии „Аэлиты“ и „Гиперболоида инженера Гарина“ А. Н. Толстого, увлекших многих идеями космических полетов и лазера». А следом за физиком выступает космонавт Г. Гречко и говорит, что именно фантастика многих позвала в космос, дала им заряд устремления и что, не будь этой литературы, выход человека в космос задержался бы.

Вот чем, выходит, откликается «далекая от жизни» фантастика! Впрочем, чему удивляться? Не кто иной, как Ленин, назвал фантазию качеством величайшей ценности. Величайшей! Все сначала туманно возникает в воображении, фантазии и мечте; теория, расчет, дело — это потом; так устроено наше сознание, так действует разум.

Что же на горизонте фантастики теперь? Все охватить трудно, расскажу лишь один случай, который даже меня, фантаста, слегка поразил. Недавно я составлял сборник фантастики о человеке тех времен, которые таятся за дальними перевалами научно-технической революции. И что же? Мои друзья и коллеги, точно сговорившись, хотя это исключено, стали слать произведения, так или иначе трактующие тему… всемогущего человека! Такого, скажем, который способен и без ракет перемещаться со звезды на звезду… Причем это не в сказочной форме, нет, автор дал строгое, насколько это вообще возможно, научно-фантастическое обоснование такого всемогущества в эпоху, когда люди уже стали менять ни много ни мало — законы природы!

Ну и ну! Вот замахнулись, эк куда хватила фантазия! А впрочем… Вдумаемся: обыкновенный кристалл исторгает ярчайший лазерный луч, который плавит и прожигает металл; из обычной воды мы учимся извлекать мощь термоядерной реакции, которая дотоле пылала лишь в звездах; средством энергии угля, рукотворных водопадов и обузданного атома мы так преобразуем вещество, что получаем машинную мысль, творим роботов, которые уже шагнули со страниц фантастики в заводские цехи. Это сегодня. Но ясно же, что мы тронули лишь самый краешек скрытых в природе возможностей! Все «чудеса науки и техники», как упомянутые, так и неупомянутые, извлечены, между прочим, из физико-химического уровня организации материи. Только! На уровне биологическом, тем более психическом мы таких «чудес» не имеем. Но разве там меньше небывалых поразительных возможностей? Конечно, нет! Мы не извлекаем оттуда «чудеса» просто потому, что слишком громадна сложность живого. Но разве так будет всегда? Революция в биологии (она уже началась), грядущая революция в психологии и… Да почему бы в конце концов человеку не обрести такие качества, которые сегодня представляются чистейшей фантастикой? Не меньше, чем нашим предкам представился бы обычный сегодня телевизор? Абсолютное всемогущество, понятно, недостижимо, но относительное, по меркам сегодняшнего дня невероятное, — этому в принципе нет запрета. А если к тому же человек научится менять законы природы…

«Научится, жди!» — «черный человек» тут как тут. В нем уже нет ничего от простецкого парня, маска сброшена, от него, как и положено, веет могильным унынием. «Фантастика сбывается? — зловеще каркает он. — Мрачная тоже! Не будешь же ты этого отрицать перед лицом ядерной опасности и угрозы экологического кризиса? Ведь и об этом вы, фантасты, писали загодя, вот так-то…»

Прочь, «черный человек»! Да, чем ярче свет, тем гуще тени. Не сквозь розовые очки мы смотрим на мир, но и не сквозь черные. Историю делают люди, и они должны видеть все. Только зрение зрению рознь. Великий сатирик и фантаст Свифт начал с осуждения пороков эпохи, пытался словом утвердить в сердцах современников идеал добродетельного человека, не преуспел, во всем разуверился, кончил мизантропией. Схожей оказалась судьба Гоголя. А жизнь шла! Разная, но там, где Свифту и Гоголю мнилась безвыходность, оказалась дорога.

Историю делают люди. Уэллс не поверил в Россию промышленную, в Россию электрическую, счел наши планы утопией. А народ все это и многое другое осуществил!

Все можно одолеть, все можно осуществить, были бы желания, ясный ум, твердая воля. И мечта. И зовущая, а кое в чем остерегающая фантазия. И, само собой, доброе сердце. А поддашься «черному человеку» — опустятся руки, тогда уж точно, ничего хорошего не будет никогда.

Для меня то примечательно и симптоматично, что в лучших произведениях нашей фантастики возникают на редкость осязаемые миры желанного будущего. Казалось бы, что? — фантазия же! Однако, о чем бы фантасты ни писали, мы, в сущности, пишем о человеке. И раскрою один маленький наш секрет: зримо, выпукло, достоверно писатель, даже очень талантливый, способен изобразить только то, что уже есть в жизни, пусть в частностях, пусть в зародыше, пусть во мгле, но есть; а если чего-то нет вообще, то всякая художественная фантазия оказывается бесплотной, худосочной, чертежно-схематичной. Все утопии прошлого, даже у такого мастера, как Уэллс, грешат этим пороком. А вот в «Туманности Андромеды» И. Ефремова, где писатель попробовал вглядеться в грядущие века коммунизма, все уже куда зримей. Горизонт фантазии и мечты Жюля Верна: покорение океанских глубин, воздушных просторов, прорыв в космос. Прошло сто лет, что было фантастикой, стало явью, и вот теперь на тех же горизонтах обозначились совсем иные ошеломляющие дали. И если читатели грядущих дней скажут о нас, теперешних фантастах, то же, что ученые и космонавты сегодня говорят о наших предшественниках, значит, «черный человек» старался напрасно, значит, мы работали не зря, рука об руку со всеми, кому дороги мир и будущее, вместе приближали весну человечества, его сквозь грозы и бури эпохи расцветающий май.

Создано программой AVS Document Converter