– Что это значит? – подумал он.

И затушив свой фонарь, который поставил близ себя, он с трудом усмирил собак, взял по пистолету в обе руки, прислонился к стене и стал ждать.

Через несколько минут, он услышал легкий шум; ключ заскрипел, и дверь отворилась потихоньку.

– А! – шепнул Перикко. – Так вот что этот мерзавец Малягрида продал своему сообщнику.

В это время индеец показал свою отвратительную голову и вышел, с осторожностью озираясь кругом. Не колеблясь, Перикко размозжил ему череп выстрелом и бросился с собаками на осаждавших.

Произошло страшное смятение; раздались крики, выстрелы и рычание.

Старый слуга, размахивая своим ружьем как кистенем, храбро защищался, подстрекая ньюфаундлендских собак, и немилосердно убивая индейцев, которые нападали на него.

Но несмотря на храбрость, Перикко чувствовал, что его оставляют силы; он понимал, что такая неравная борьба не могла продлиться долго и что наконец он погибнет; кровь текла уже из нескольких ран, как вдруг прибыл дон Дьего во главе отряда слуг, которые, подобно ему, были разбужены криками и выстрелами; они поспешно вооружились и бежали со всех сторон на шум.

Это подкрепление спасло Перикко и восстановило равенство в борьбе.

Но индейцев было вчетверо больше испанцев, и несмотря на храбрость, более чем отчаянную, и необыкновенное остервенение, с какими они защищались, казалось, что наконец они погибнут все до одного, как вдруг раздался крик женщины. Перикко, с трудом отбившись от осаждавших его неприятелей, оглянулся вокруг и увидал индейца, который нес на руках бесчувственную женщину, с которой хотел прорваться сквозь толпу и убежать из дома.

Быстрее мысли бросился он на этого человека и, схватив свое ружье за ствол, прикладом раздробил ему череп.

Дикарь упал вместе с женщиной.

В это самое время раздался свисток, и дикари, как бы чудом, удалились с диким воем.

Генерал поспешил немедленно завалить дверь для того, чтобы предупредить новую атаку; зажжены были огни и осмотрено место побоища.

Двадцать трупов валялось на дворе; между ними лежал Овициата с раздробленной головой; но он сохранил еще в чертах своего лица надменное выражение и улыбку беспощадного мщения, которая замерла на губах во время агонии. Дон Дьего, найдя труп ужасного индейца, понял причину, по которой его товарищи струсили в минуту победы и убежали, бросив в испуге своего великого вождя. Погибло также пять испанцев, а Перикко буквально был покрыт ранами; он старался привести в чувство донну Мерседес, которой две ньюфаундлендские собаки лизали лицо.

Дон Дьего, получивший также две легкие раны, бросился к своей жене и с помощью Перикко перенес ее в свои покои.

Долгое время все заботы оставались тщетными, но наконец она тяжело вздохнула, глаза ее полураскрылись, и зашевелились губы, как будто бы она хотела что-то сказать.

Потом она вдруг резко приподнялась, страшно крикнула и, с ужасом смотря на окружавших ее, воскликнула с отчаянием, которого невозможно передать:

– Мой ребенок! Мой ребенок! Отдайте мне моего ребенка!

И упала на свою кровать в страшных конвульсиях.

Мы сказали уже, что донна Мерседес была близка уже к разрешению от бремени; от испуга, охватившего ее при нападении на дом дикарей и борьбы с теми, которые хотели овладеть ей, ускорились роды, и несчастная молодая женщина разрешилась от бремени ребенком, которого она не могла видеть.

Ребенок исчез.

Дон Дьего в отчаянии ломал себе руки, смотря на свою жену, которую боялся потерять, как вдруг раздирающий душу крик заставил вздрогнуть от ужаса тех, которые окружали несчастную мать. Потайная дверь, выходящая на лестницу, с шумом отворилась, и Малягрида – бледный, окровавленный и едва держась на ногах, но крепко прижав к груди ребенка донны Мерседес, преследуемый двумя ньюфаундлендскими собаками, которые бросились на него и начали грызть со страшным воем, скорее скатился, чем упал к кровати, на которой умирала бедная мать.

Воодушевленная этим счастливым появлением, Мерседес бросилась со своей кровати и, быстро подойдя к негодяю, который конвульсивно боролся с агонией, с неимоверной силой для такого слабого тела она схватила ребенка и, задыхаясь, пала на колени, воскликнув:

– Благодарю тебя, Боже мой! Мой ребенок спасен!

Она была спасена.

Когда Перикко и дон Дьего успели после неслыханных усилий освободить управляющего от собак, тело его представляло бесформенную массу сломанных костей и мяса.