– Что мне с тобой делать? – вздохнула она наконец, – Со мной всё в порядке, тётя Пол, – заверил мальчик.
– Да, на этот раз, – ответила она, сжав ладонями его щёки. – Храбрость – великое качество, мой Гарион, но прошу, попытайся хоть немного подумать, прежде чем бросаться на врага очертя голову. Обещай мне.
– Хорошо, тётя Пол, – кивнул он, немного смущённый. Как ни странно, но тётя, казалось, вправду о нём беспокоилась, и в мозгу Гариона забрезжила мысль, что, хотя между ними нет кровного родства, какая-то связь несомненно существует, а это уже немало. И Гариону впервые стало за последнее время легче на душе.
На следующее утро он смог встать Мышцы ещё немного болели, к рёбрам нельзя было прикоснуться, но молодость взяла своё. Часов около десяти Гарион сидел вместе с Дерником в большом зале дворца Энхега. К друзьям подошёл седобородый граф Селин.
– Король Фулрах спрашивает, приятель Дерник, не будешь ли ты так добр пройти в зал и присоединиться к членам совета? – вежливо спросил он.
– Я, ваша честь? – недоверчиво охнул кузнец.
– Его величество восхищён проявленным тобой здравым смыслом и считает, что ты являешься олицетворением практичности, присущей истинным сендарам. То, что мы обсуждаем сейчас, касается всех людей, а не только королей Запада, и присутствие прямодушного честного человека, обладающего несомненной проницательностью и немалой сообразительностью, может быть очень полезным для решения столь трудной задачи.
– Немедленно иду, ваша честь, – ответил Дерник, быстро вскакивая, – но вы должны быть снисходительны, если я не проявлю особого красноречия. Гарион выжидающе насторожился.
– Все мы слышали о твоих приключениях, мой мальчик, – любезно обратился к нему граф. – Ах, если б вновь стать молодым! – вздохнул он. – Идёшь, Дерник?
– Немедленно, ваша честь!
Оба вышли из тронного зала и направились в комнату, где заседал совет.
Гарион остался один, раненный в самое сердце таким пренебрежением. Он находился в том возрасте, когда человек очень ревностно лелеет чувство собственного достоинства, и всё в душе сжималось, стоило только вспомнить, как высокомерно с ним обошлись, не пригласив пойти вместе с Дерником.
Оскорблённый и расстроенный, мальчик, угрюмо нахмурившись, вышел из зала и отправился посмотреть на убитого кабана, висевшего в леднике рядом с кухней. По крайней мере, хоть зверь воспринял его всерьёз.
Но сколько времени можно провести в компании свиной туши?! Настроение окончательно испортилось. Вблизи кабан вовсе не выглядел таким большим, как вчера, а клыки, хоть и достаточно впечатляющие, оказались не столь уж длинны и остры, как представлялось Гариону. Кроме того, в леднике было холодно и ноющие мускулы сразу одеревенели.
Идти к Бэйреку не имело смысла. Рыжебородый великан закрылся в своей спальне, охваченный приступом чёрной меланхолии, и отказывался открыть дверь даже своей жене. И Гарион, предоставленный самому себе, снова предался унынию, но потом решил, что вполне может побродить по огромному зданию с его пыльными нежилыми комнатами и тёмными извилистыми коридорами. Дворец Энхега был и в самом деле невероятно большим, потому что, как объяснил Бэйрек, строился больше чем три тысячи лет. Одна из южных пристроек пустовала, а крыша провалилась сотни лет назад. Гарион поднялся на второй этаж развалин, походил по коридорам, мрачно размышляя о бренности всего существующего и о быстро преходящей славе, заглядывая в комнаты, где на древних кроватях толстым слоем лежал снег, а на полу виднелись бесчисленные мышиные и беличьи следы. И тут он очутился в длинном коридоре без крыши, где на снегу темнели другие следы, оставленные человеком, совсем свежие, не припорошённые снегом, хотя накануне был сильный снегопад. Сначала Гарион подумал, что следы его, – вдруг он каким-то образом описал круг и вернулся туда, где уже проходил? – но отпечатки явно принадлежали гораздо более крупному человеку.
Конечно, могла найтись сотня других объяснений, но Гарион почувствовал, как забилось сердце. Человек в зелёном плаще всё ещё скрывался во дворце. Мерг Эшарак оказался в Вэл Олорне, а светловолосый аристократ прятался в лесу, и намерения его были явно отнюдь не дружескими.
Гарион понял, что может попасть в опасное положение: он совсем безоружен, если не считать маленького кинжала. Поспешно возвратившись в заваленную снегом комнату, откуда только что вышел, снял с гвоздя ржавый, давно забытый кем-то меч и, чувствуя себя немного увереннее, пошёл по следам неизвестного.
Пока тот шагал по заброшенному коридору без крыши, Гарион без труда прослеживал путь шпиона – снег хранил его отпечатки. Но как только дошёл до развалин и непроглядно чёрных коридоров, где крыша всё ещё оставалась в целости, стало намного труднее. Правда, на полу толстым слоем лежала пыль, но приходилось постоянно останавливаться и нагибаться. Ноги и рёбра Гариона всё ещё болели, и, наклоняясь, чтобы рассмотреть каменный пол, он еле сдерживал стоны. Очень скоро мальчик был весь в поту, изо всех сил стискивал зубы и уже подумывал, не лучше ли оставить свою затею.
И тут, услыхав еле слышный шорох далеко впереди, прижался к стене, надеясь, что никакой случайный луч света, просочившийся через дырявую крышу, не обрисует его силуэт. Кто-то осторожно прокрался под единственным крохотным окошком; Гариону в какое-то мгновение удалось разглядеть промелькнувший в тусклом свете кусочек зелёной материи и наконец-то увериться, что он преследует шпиона Стараясь держаться поближе к стене, мальчик с кошачьей осторожностью шагнул вперёд; мягкие кожаные туфли беззвучно ступали по пыли; пальцы крепко стискивали рукоять ржавого меча. Не услышь Гарион раздававшийся совсем рядом голос графа Селина, он, возможно, столкнулся бы нос к носу с тем, кого преследовал.
– Возможно ли, благородный Белгарат, что наш враг может пробудиться до того, как исполнится всё, о чём говорится в древнем пророчестве?
Гарион остановился, заметив, как что-то мелькнуло прямо впереди, в нише стены. Там скрывался человек в зелёном плаще, прислушиваясь в полутьме к словам, доносившимся откуда-то снизу. Гарион вновь вжался в стену, стараясь не дышать. Осторожно отступив назад, мальчик нашёл вторую нишу и шагнул под покров спасительной темноты.
– Крайне своевременный вопрос, Белгарат, – раздался тихий голос короля олгаров Чо-Хэга. – Может ли отступник использовать силу, попавшую в его руки, чтобы оживить Проклятого?
– Могущество у него, это так, – сказал знакомый голос, – но отступник может побояться применить его. Сделай он хоть одну ошибку, и Вещь уничтожит его. Отступник не будет спешить – нужно сначала очень тщательно всё обдумать, а пока он колеблется, у нас ещё есть немного времени.
– Но разве ты не сказал, что он может захотеть оста вить Вещь себе? – вмешался Силк. – А что, если отступ ник решит не тревожить сон своего хозяина и использует украденное Могущество, чтобы стать королём в землях энгараков?
Король Родар недоверчиво хмыкнул:
– Сомневаюсь, чтобы орден гролимских жрецов добровольно уступил власть над энгараками и склонился перед пришельцами. Верховный жрец гролимов, как я слы шал, совсем не обладает магической силой.
– Прости меня, Родар, – заговорил король Энхег, – но если Могущество в руках вора, гролимам ничего не остаётся, как признать его властителем. Я много слыхал о силе Вещи, и если хоть половина того, что о ней рассказывают, – правда, вор может снести с лица земли Рэк Ктол так же легко, как раздавить муравейник, а потом, если они всё ещё будут сопротивляться, он постарается уничтожить каждого человека Ктол Мергоса, от Рэк Госка до толнедрийской границы. И в конце концов, неважно, кто воспользуется Могуществом, отступник или Проклятый, энгараки пойдут либо за тем, либо за другим и нападут на Запад.
– Может, лучше сообщить арендам и толнедрийцам да заодно и алгосам о том, что произошло, – спросил Бренд, i Хранитель трона райвенов, – чтобы беда никого не застала врасплох?