«Дохлый», — насмешливо называет Егора Малый, его сосед по Вагонке, и поддает ему под самые ребра. Егор и правда тщедушный, почти как подросток. Зато у него есть чувство юмора, и Егор не в пример тому же Малому любит читать книжки. Слабаком или боягузом его тоже не назовешь. Как бы это не Егор вчера долбанул Кугута бутылкой. Иногда он даже Павла удивляет. Как тогда, когда возле «Горизонта» саданул с разворота локтем в голову какого-то Супиного приятеля, Павлу даже добавлять не пришлось — лег тот тип под ворота «Гарика», словно всегда там лежал. «Горизонт», «Гарик» по-народному, — это летний кинотеатр. В жирные летние ночи он взрывался ревом, матом и девчачьим визгом, и мелькающие то там, то сям милицейские кокарды тревожно поблескивали из черноты. Пустые бутылки в «Гарике» с задних рядов катились к передним и подкатывались под самый экран, к колонкам. Теперь тут тихо, под стенами и на соседнем футбольном поле пасутся зеленоярские козы — несколько лет кинотеатр не работает.
Павло вообще забыл, когда последний раз был в кино. Чаще всего они с Егором встречаются в гриль-баре. Егоровская шевелюра, светлая и жесткая, как высохший к зиме камыш, сейчас, наверное, уже желтеет где-то в тех краях. И Павлу туда нужно двигать. Но он колеблется. Стоит в подъезде возле почтовых ящиков, мысленно матерится и прислушивается к звукам вокруг перед окончательным рывком. Подъезд и его обитатели обрыдли Павлу еще больше, чем работа, до оскомины. Вверх-вниз, влево-вправо — люди обычные, скучные, и жизнь у них такая же. Неинтересные люди. Вкалывают, глотая дымы при мартенах и домнах, до пенсии вытачивают одну и ту же шестеренку. Суетятся. Снуют. Под вечер стягиваются в свои дома и хаты, к сервантам и «стенкам», к сковородкам и маргарину, и окна сквозь беловатые гардины светятся маргаринно в ночь, а потом мерцают мертвенной голубизной от включенных телевизоров. Да.
«Средний класс», — думает про них Пашок, из года в год тупо глядя в потолок или на серые ступеньки подъезда, идя вниз либо вверх. Когда вверх — мысли хмурые, когда вниз — веселее. Средние люди. Его же всегда интересовали другие.
«Я люблю тебя жизнь», — в последний раз цепляется Павло краешком глаза за надпись на стене — еще до армии Скориков, друг Захода, нацарапал — и сбегает по ступенькам. Действительно, жизнь. Так-то.
г. Киев