– Я ей уже все это говорила. Ну-ка, брысь! Подвиньтесь чуток и пропустите ее, да не вздумайте лапать! Знаю я вас!..

– А как же это сделать? – пробурчал мокрый, как мышь, парень. – Куда девать ведра?

Действительно, болтовня не мешала делу. Не переставая передавать ведра, мужчины получали из рук маркитантки свою порцию рикики прямо в глотку. Тем не менее, поскольку никто не собирался освободить проход, следивший за работой офицер, до сих пор не вмешивавшийся в спор, подошел и взял Марианну за руку.

– Идите, мадемуазель, и извините их: им просто не хочется, чтобы вы ушли. Впрочем, они правы – это неблагоразумно!

– Большое спасибо, господин офицер, но мне совершенно необходимо встретиться с дядюшкой. Сейчас из-за меня он должен быть в отчаянии.

Ведомая внимательной рукой офицера, Марианна с трудом прошла через проход, превратившийся в болото из-за осыпавшейся земли и хлюпавшей из полных ведер воды. Затем, попав на другую сторону, она еще раз поблагодарила и с облегчением вздохнула, оказавшись вне стен цитадели, хотя в теперь свободно представшем виде горящего города не было ничего утешительного: Кремль окружала стена огня.

– А вон там еще не горит! – крикнула ей мамаша Тамбуль, которая последовала за нею, раздавая по пути порции алкоголя. – Если это твой квартал, тебе повезло!

Действительно, в стороне Сен-Луи-де-Франс город еще стоял, и пожар туда не распространился; только базар горел, но уже не так яростно.

– Правильно, это он, – сказала Марианна, радуясь открытию, что есть еще возможность выхода. – Еще раз спасибо, мадам Тамбуль!

Смех маркитантки сопровождал ее, когда она направилась вдоль берега. Она услышала еще, как та прокричала, сложив руки рупором:

– Эй! Если не найдешь дядюшку, возвращайся! Я знаю, что делать с такой красоткой, как ты... и парни тоже!

Вскоре Марианна оказалась среди волнующейся толпы на площади Правительства. Войска, которые расположились здесь накануне, старались укрыть орудия и амуницию, тогда как одна их часть занимала дворцы и окрестные здания. Здесь была масса упряжек, большей частью странных и причудливых, начиная от повозок торговцев до господских карет, но все доверху заполненные плодами грабежа, ибо под видом спасения ценностей города солдаты грабили все подряд.

Рискуя попасть под колеса, получая со всех сторон тумаки, Марианна сумела все-таки добраться до дворца Ростопчина. И на его пороге она буквально упала в объятия сержанта Бургоня, который никого не пропускал внутрь.

Узнав его, она ужаснулась. Совсем недавно, когда Готье де Шазей напал на Императора, он был на галерее с группой задержанных будочников. Он должен был присутствовать при той сцене... но, – она сразу успокоилась, – он видел, что произошло, конечно, но раз он вернулся сюда, он не может знать, чем все кончилось.

– Куда вы спешите, милая дама? – с привычным добродушием спросил он.

– Я хочу войти. Вспомните, я была в этом доме с раненным в ногу господином, моим дядей, когда вы прибыли сюда позавчера.

Он чистосердечно улыбнулся.

– Я хорошо помню вас! И я даже видел вас сегодня утром во дворце, но войти в этот дом невозможно. Хотя он и не горит, он в большой опасности, и его реквизировали по приказу Его Величества. К тому же все гражданские должны покинуть город.

– Но у меня встреча с дядей! Он уже должен быть здесь! Вы не видели его?

– Господина со сломанной ногой? Нет. Я никого не видел!

– Однако он должен был прийти. Возможно, вы не заметили его?

– Этого не может быть, милая дама! Скоро уже четыре часа, как мы стоим здесь на карауле. И если бы кто-нибудь вошел, я увидел бы его так же точно, как меня зовут Адриан-Жан-Батист-Франсуа Бургонь! Если ваш дядя был в Кремле, он должен там остаться! Пока Император тоже там...

Но Марианна с бледной улыбкой благодарности уже оставила его, направляясь к собору Василия Блаженного, чтобы постараться разобраться в создавшейся ситуации. Где же могут быть Гракх и Жоливаль? Если сержант их не видел, несомненно, они не приходили. Но что могло их задержать? И где теперь с ними встретиться?

Она как раз вовремя отскочила в сторону, чтобы ее не задел фургон, доверху забитый мебелью и свернутыми в рулоны коврами, катившийся по склону от собора. Она инстинктивно прижалась к круглой тумбе кирпичной кладки, постоянно служившей эшафотом для московского правосудия, затем, когда опасность миновала, начала взбираться к собору, думая найти хотя бы ненадолго передышку и спокойствие, даже если там будет полно молящихся. Никогда еще, как сейчас, когда она оказалась одинокой и затерянной в центре чужого и враждебного города, она не чувствовала такой потребности в помощи Бога.

Но то, что она услышала, поднимаясь по одной из доступных лестниц, было не бормотание молящихся, а ругательства и конское ржание: храм Василия Блаженного превратили в конюшню!

При этом открытии Марианна испытала такое потрясение, что повернулась кругом и убежала, словно прикоснулась к больному чумой. Возмущение и гнев охватили ее сердце, изгнав личные заботы и беспокойства. Подобные вещи не имеют права делать! Даже если у католички, каковой она являлась, православные не вызывали большой симпатии, они не меньше поклонялись тому же Богу, с разницей совершенно незначительной! К тому же, хотя она и не принадлежала к числу ревностных прихожанок, вера ее была достаточно глубокой, и то, чему она стала свидетельницей, сильно задело ее. Итак, не удовольствовавшись изгнанием кардиналов и заключением Папы, своим разводом и новым браком, посмеявшись над законами Церкви, Наполеон разрешил своим солдатам осквернить храм Господний? В первый раз мысль, что его дело обречено на гибель, мелькнула у Марианны. Яростные слова кардинала де Шазея приняли сейчас странную окраску, достигая силы пророчества.

Она заколебалась над тем, что же ей делать. Куда идти под этим пылающим небом и среди такого кромешного ада? Думая о крестном, она вспомнила свою ложь, которую она выдала мамаше Тамбуль. А почему бы не сделать так на самом деле? Кардинал должен вернуться в Сен-Луи или в замок в Кусково, где он назначил свидание у графа Шереметева... Другого выхода нет, раз Жоливаль и Гракх не появляются. Может быть, они просто не смогли покинуть Кремль? Со своей беспомощной ногой виконту нелегко было добраться до дворца Ростопчина, тем более до почтовой станции в сторону Франции, проход куда гигантский пожар делал невозможным.

Окончательно приняв решение, Марианна, подобно крестьянкам, которые так оберегают прическу во время дождя, подобрала платье и закинула одну полу на голову, чтобы защитить ее от искр, и собралась через площадь пройти на Лубянку, где возвышалась французская церковь.

Но, несмотря на все ее усилия, попытки вклиниться в плотную массу карет и солдат оказались безуспешными. Она услышала, как кто-то крикнул по-французски, что свободной осталась только дорога на Тверь, но для нее это ничего не значило. Она не хотела идти с этими людьми, она хотела встретить крестного.

Вдруг она радостно вскрикнула. Грубо раздвинутая вышедшим из боковой улочки отрядом солдат толпа распалась, и в просвете Марианна заметила фигуру, заставившую ее сердце биться быстрее, фигуру седовласого мужчины, закутанного в большой темный плащ, точно такой, какой она совсем недавно набросила на плечи кардинала. Он был там, так близко от нее!

Тогда вместо того, чтобы бороться с течением, она отдалась ему. К тому же бороться было просто бессмысленно из-за риска попасть под копыта обезумевших лошадей. Она направила все усилия, чтобы догнать мужчину в большом темном плаще.

Внезапно узкая улица вышла на широкий бульвар, застроенный высокими красивыми зданиями. Мужчина выбрался из толпы и бросился по этому бульвару, хотя в глубине его полыхал огонь. Тотчас и Марианна пустилась следом за ним, призывая во весь голос, но треск пожара и шум ветра заглушали ее крик. Она побежала, не обращая внимания на окружающее и даже не заметив, что все эти изящные дома отданы на разграбление пьяной солдатне. Впереди нее кардинал, а это был точно он, так как приподнятый ветром плащ открыл черную сутану, бежал, как человек, за которым гонятся, и Марианна с большим трудом не отставала.