Какое-то время спустя разбушевался шторм, который они переждали, причалив к берегу крошечного необитаемого островка. Затем наступила ясная погода, и катер вновь устремился в океан.
Случившееся у входа в лабиринт Минотавра они между собой не обсуждали; надо сказать, все, что произошло за два долгих года на Новом Крите, казалось дурным сном.
Но в их отношениях что-то изменилось. Соли стала почти взрослой. Невинных, дружеских объятий они себе больше не позволяли, а к любовным еще не были готовы. На краткий миг между ними вспыхнула любовь, но этот миг миновал, как шторм. Во всяком случае, так полагал Вар. Правда, время от времени он ловил на своем браслете задумчивые взгляды Соли. Возможно, она вспоминала, как сохранила этот браслет для него, принеся себя в жертву.
Изредка Вару вспоминалась беседа с Минотавром. Был ли император настоящим отцом Соли? Чем больше проходило времени, тем менее убедительным казалось это утверждение. Как отреагировала бы Соли, если бы ей сказали, что ее настоящий отец вовсе не Сол, а Безымянный? Сола она любила, а Безымянного едва знала. Но если это правда, как поступит император, узнав, что Вар солгал, заставив поверить в смерть дочери? И что он сделает, расскажи ему Вар, что случилось между ним и Соли у входа в лабиринт Минотавра?
Океан то гипнотизировал, то поражал своей красотой, то наводил смертную тоску унылым однообразием. Все попадавшиеся на пути острова были необитаемыми, а на картах их, как правило, не оказывалось; тех же земель, что присутствовали на бумаге, не было и в помине. Наверняка их давно поглотила океанская пучина. Соли прокладывала курс с помощью компаса — прибора, стрелка которого всегда указывала на север. Ориентироваться в океане ей также помогали солнце и звезды.
Они уже решили, что океану не будет конца, но тут на горизонте показалась темная полоска — берег Азии.
Люди здесь разговаривали на непонятном языке.
— Естественно, — хмыкнула Соли, удивленная наивностью Вара. — Они разговаривают по-китайски. Или, вернее, будут говорить по-китайски, когда мы наконец доберемся до Китая. Если верить карте, дорога туда неблизкая.
Действительно, до Китая было еще далеко. Две тысячи миль или даже чуть больше. Многие месяцы пути.
Им порядком надоел океан, но путешествие по суше представлялось еще менее заманчивым.
Они запаслись бензином, продав почти все с катера, и направились на юго-запад вдоль островов, называющихся на карте Курильскими, затем повернули на север к Сахалину, а оттуда добрались до Маньчжурии.
Там они сошли на берег, решив дальше идти пешком, с неохотой продали катер, выручив за него столько денег, что хватило на покупку одежды, продовольствия и даже пережившего Взрыв англо-китайского словаря.
Соли сказала, что в словаре начертаны иероглифы. В этих местах говорили на многих диалектах, но письменность повсюду была единой. Зная иероглифы, они смогут общаться с любым грамотным человеком.
Природа здесь напоминала ту, к которой они привыкли на Американском континенте — горы, долины, реки, проплешины Гиблых Земель. Жители побережья были такими же цивилизованными, как обитатели Нового Крита, но в угоду богам человеческих жертв не приносили. Чем дальше от океана, тем примитивнее становился уклад, который все сильнее смахивал на образ жизни американских здравомыслящих, но у местных не было ни технологий чокнутых, ни стоянок с запасами продовольствия и всего необходимого. Большинство встречных не обращали на чужестранцев внимания, но попадались и воры, и грабители, а кодекс чести круга здесь не соблюдался. Не будь Вар и Соли искусными бойцами, они бы недолго прожили в этих местах.
Чем ближе они подходили к цели своего путешествия, тем более натянутыми становились отношения между ними. Соли совсем выросла, и Вар хорошо это понимал. Изредка он касался своего браслета, подумывая, не предложить ли его ей, но всегда вспоминал злосчастный вечер того дня, когда стал мужчиной. Тогда над ним потешались все кому не лень…
А Соли… Соли была прекрасна. Наверное, ее мать — Сола — в этом возрасте была такой же красавицей. Ведь не случайно же из-за нее сходились в кругу великие воины. Соли постоянно носила просторные одежды, но, когда мылась, от Вара по привычке не пряталась, и ее обнаженное тело казалось ему чудом совершенства.
От случая к случаю Вар видел живущих здесь грамотных женщин. Они напоминали кукол — такие же изящные, красивые, изнеженные. По контрасту с ними женщины-крестьянки выглядели грубыми, неказистыми.
Вар понимал, что бродячая жизнь вскоре превратит Соли в такую же развалину-крестьянку. Все чаще при виде аристократки он мысленно представлял на ее месте Соли.
Чем дальше они продвигались, тем выше становился уровень культуры. Узкоглазые китайцы вели себя до отвращения вежливо. Вар выяснил, что все местные аристократки в юности посещали институты, напоминающие школы чокнутых, где их готовили к великосветской жизни, а затем выходили замуж, после чего всю работу в доме за них выполняли слуги.
Вар решил, что такая жизнь как раз для Соли. Опасаясь, что она не поймет его, он даже и не пытался объяснить ей свою точку зрения.
* * *
Как-то раз они устроились на ночлег в лесу. Через час Вар осторожно поднялся. Соли пошевелилась. Он замер. Мгновение спустя ее дыхание вновь стало ровным и глубоким, и он на цыпочках двинулся прочь. Отойдя подальше, услышал какие-то звуки — то ли ветер прошелестел листвой, то ли из кустов вспорхнула птица, то ли повернулась во сне Соли. Он хотел было вернуться, но, поскольку звук не повторился, собрал волю в кулак и направился дальше.
Вскоре Вар оказался перед воротами школы благородных девиц, мимо которой они прошли сегодня днем. Он постучался, и минут через пять, показавшихся ему вечностью, ворота открыл тощий, заспанный старик с седой бородой. Вар попытался объяснить, что привело его сюда, но перепутал диалект, и разговора не получилось. Вару все-таки удалось втолковать старику, что он хотел бы видеть начальника этой школы. Недовольно ворча, старик ушел, а Вар остался у ворот.
Минут через десять к нему вышла начальница, которую, видимо, подняли с постели, — тучная женщина в ночной сорочке. Волосы черные, как смоль, а лицо густо изборождено морщинами. Она тоже не сумела понять Вара, хотя и перепробовала добрый десяток диалектов, но затем начертила на листе бумаги иероглиф, и Вар возликовал. За последние месяцы Вар и Соли изучили несколько сотен иероглифов и теперь, делая покупки, объяснялись совершенно свободно.
Разговор продолжался около двух часов. В конце концов Вар добился, чтобы Соли приняли в школу, а сам в качестве платы обязался выполнять черную работу.
Он объяснил, где находится Соли, и за девочкой отправили вооруженный отряд, а Вара препроводили в подвал, где седобородый старец показал ему на деревянную койку рядом с печью. Отныне Вару предстояло стать помощником этого человека.
* * *
Слуг не подпускали к воспитанницам, поэтому Соли Вар снова увидел лишь через месяц. Все это время он от восхода до заката колол дрова, чинил загородки, носил на кухню продукты, полол огород, поливал цветники и выполнял тысячи других дел, с которыми старик прежде как-то управлялся сам. Вар понемногу освоил самые необходимые слова местного диалекта и худо-бедно понимал теперь, о чем трезвонит школьная молва.
По слухам, как-то ночью в школу доставили дикарку, настолько необузданную, что она отбивалась палицами от десятка воинов. Ей пригрозили пистолетом, но она продолжала сопротивляться, ранила нескольких солдат и смирилась со своей участью только тогда, когда на нее накинули сеть.
Бедняжка Соли! Досталось же ей той ночью! Ведь она яростно оборонялась, даже не подозревая, что воинов послали за ней ради ее же блага.
Вар подстригал кусты, росшие вдоль стены, когда начальница вывела Соли на прогулку вместе с тремя другими воспитанницами. Все четверо были одеты в строгие дневные костюмы. Вару сразу вспомнилась обнаженная Соли, прикованная к скале на Новом Крите. Ему вдруг захотелось схватить ее в охапку и убежать в лес.