На четвёртый год весна принесла ранние грозы, но без дождей. Он представлял себе дороги, по которым далёкие жёлтые облака обходят его зелёную тюрьму и, качая головой, уходил спать. Он пообещал себе, что должен поговорить об этом с Радованом. Не открывая глаз даже в полной темноте, он долго лежал без сна, с руками под головой, думая о всех цветах в спектре зелёного, от жёлтого до голубого.

Радован добрался до его долины через грязно-жёлтые сугробы старого снега, когда снова зацвёл душистый морозник. А может, это был и не морозник. «Некоторые из цветов — точно морозник», — размышлял Петар, перебирая ломкие лепестки. Два удара подряд, условленный знак, отдавались эхом на голых стенах, превращаясь в долгий устойчивый гул.

В этот раз встреча с Радованом была другой. После короткого сердечного объятия, в котором Петар почувствовал следы сдержанности и притворства, друг положил руку ему на плечо и повёл в дом. Он потряс перед носом Петара небольшой оплетённой флягой, в которой заплескалась ракия, и сказал:

— Сначала выпьем ракии…

— А потом?.. — осторожно спросил Петар.

И он зашёл в хижину.

Они выпили одну, потом другую, а потом и третью, прежде чем Радован решился:

— Знаешь, кум Петар, Галактической Федерации больше не существует…

— Я слышал гром… — пробормотал Петар, прерываясь на полуслове.

— Кажется, это долго готовилось, только мы этого не знали. Кто спрашивает балканских крестьян?

— Что готовилось?

— Есть и другие… Говорят, называются Советом Вселенной… Мне не нравился Порядок, установленный Федерацией. И все ограничения, которые они нам навязали… Да ты и сам знаешь…

— Знаю. Всё голубое и жёлтое, верно?

— Они нам вернули…

— Красный?.. — голос Петара оставался спокойным.

Радован словно задумался, стоит ли продолжать.

— Говори же!

— Не только его. В качестве компенсации мы получили ещё два цвета, которых ранее не могли видеть. Кажется… инфернальный и сказочный…

Петар в третий раз упал в обморок.